Семейные тайны

Когда я пришла в мастерскую, его там еще не было. Он появился чуть позже. Ходил в магазин за продуктами. Из последовавших затем жалоб и разговора с братьями я поняла, что ему часто отводят роль мальчика на побегушках. Это можно истолковать двояко. Куинны либо просто эксплуатируют его по праву старших, либо таким образом прививают ему чувство ответственности.

Скорей всего, понемногу и то и другое.

У него есть собака. Полагаю, в семьях, живущих в пригородах или в сельской местности, принято заводить для ребенка собаку.

Он хорошо рисует. Меня это поразило. Я сама неплохо рисую. И моя мама тоже. В отличие от Глории. Та никогда не увлекалась живописью. Можно попытаться на почве этого взаимного интереса завязать с ним более тесные отношения. Мне необходимо иногда видеться с ним наедине, чтобы понять, как я должна действовать.

Объект, на мой взгляд, вполне освоился у Куиннов. Он спокоен и доволен жизнью. Правда, несколько грубоват и неотесан. Я провела в его обществе чуть более часа и за это время неоднократно слышала, как он сквернословит. Раз или два его вяло поправили, но чаще его ругательства оставались без внимания.

Никто также не потребовал, чтобы он вымыл руки перед едой, и Куинны не делали ему замечаний, когда он говорил с набитым ртом или скармливал собакам кусочки своего обеда. Не скажу, что манеры у него совсем уж отвратительные, но с правилами хорошего тона он явно не знаком.

У него проскользнуло, что здесь ему жить приятнее, чем в большом городе. В сущности, он довольно презрительно отозвался о жизни в мегаполисе. Вечером я ужинаю с Филиппом. Надеюсь, мне удастся выяснить, каким образом объект попал к Куиннам. Потом сопоставлю эту информацию с той, что дала мне Глория, и сделаю соответствующие выводы.

Далее следует получить приглашение в дом Куиннов. Мне не терпится увидеть, где он живет, понаблюдать его и Куиннов в домашней обстановке и, естественно, познакомиться с женщинами, которые теперь стали членами его приемной семьи.

С социальными службами я свяжусь только тогда, когда буду иметь полное представление о сложившейся ситуации».

Сибилл откинулась на спинку стула и, барабаня пальцами по столу, перечитала написанное. Да, негусто. Что ж, сама виновата. Думала, что готова к встрече с ним, но, как выяснилось, просчиталась.

При виде мальчика у нее пересохло во рту, а все существо пронзила неизбывная грусть. Сет — ее племянник, родственник. Однако они совсем чужие друг другу. И в этом она виновата не меньше, чем Глория. Разве она пыталась по-настоящему сблизиться с ними, вернуть их в свою жизнь?

Те несколько раз, что Глория связывалась с ней за прошедшие годы, требуя денег, Сибилл обязательно спрашивала про Сета. Глория, разумеется, отвечала, что с сыном все в порядке, и Сибилл просто верила ей на слово. Почему она ни разу не настояла на том, чтобы поговорить или встретиться с племянником?

Ведь ей было проще отослать денежный перевод и опять забыть о них?

Проще, призналась себе Сибилл. И спокойнее. Потому что в тот единственный раз, когда она распахнула двери своего дома и свое сердце, его грубо оторвали от нее. И после она долго страдала.

Больше она не намерена бездействовать. Она сделает то, что сочтет правильным и полезным для мальчика. Но будет сохранять дистанцию. В конце концов, Сет не ее сын. И, если Глория отстоит свое право на опекунство, он опять исчезнет из ее жизни.

Но сначала она проследит, чтобы он был хорошо устроен. А потом вернется к своей работе, к прежнему образу жизни.

Довольная собой, она сохранила документ и открыла другой файл, чтобы продолжить работу над книгой. Но едва прикоснулась к клавиатуре, как зазвонил телефон.

— Да. Доктор Гриффин.

— Сибилл. Еле нашла тебя.

— Мама. — Сибилл со вздохом закрыла глаза. — Здравствуй.

— Будь добра, объясни, что ты делаешь?

— Работаю над новой книгой. Как твои дела? Как папа?

— Прошу тебя, не оскорбляй мой разум. По-моему, мы договорились, что ты не будешь ввязываться в это грязное дело.

— Нет. — У Сибилл закрутило в животе. Так всегда бывало, когда ей случалось спорить с родителями. — Это было только твое пожелание. У меня другая позиция. Я видела Сета.

— Меня не интересуют ни Глория, ни ее сын.

— А меня интересуют. Извини, если тебя это огорчает.

— А чего ты ожидала от меня? Твоя сестра избрала свой собственный путь, и ей больше нет места в моей жизни. Я не допущу, чтобы меня втянули в эту мерзость.

— Я не имею ни малейшего намерения куда-либо тебя втягивать, — сдержанно отвечала Сибилл. Она взяла свою сумочку и, порывшись в ней, вытащила эмалированную коробочку, где держала аспирин. — Меня здесь никто не знает. И даже если кто-то догадается о моем родстве с доктором Уолтером Гриффином и миссис Уолтер Гриффин, усмотреть связь между мною и Глорией Делотер весьма затруднительно.

— Если задаться целью, связь проследить можно. Сибилл, ты ничего не добьешься, околачиваясь там. Уезжай. Я настаиваю. Возвращайся в Нью-Йорк или прилетай сюда, в Париж. Если уж мое мнение тебе безразлично, может, хоть отца послушаешь.

Сибилл запила аспирин водой.

— Я останусь здесь, пока все не уладится. Извини.

В трубке воцарилось молчание, пронизанное гневом и раздражением. Сибилл ждала с закрытыми глазами.

— Я всегда так гордилась тобой и уж никак не ожидала подобного предательства. Очень сожалею, что посвятила тебя в это дело. Если б я знала, что твоя реакция будет столь возмутительной, ты из меня слова бы не вытянула.

— Мама, на карту поставлена судьба десятилетнего мальчика. Твоего внука.

— Он мне никто. И тебе тоже. Если будешь продолжать в том же духе, Глория заставит тебя заплатить за твою так называемую доброту.

— С Глорией я как-нибудь разберусь.

На другом конце провода раздался неприятный металлический смешок.

— Ты так думаешь? Что ж, дерзай. Только, пожалуйста, не беспокой нас с отцом по этому поводу. Надеюсь, ты дашь мне знать, когда образумишься?

— Мама…

В трубке зазвучали гудки. Сибилл поморщилась. Барбара Гриффин всегда оставляла последнее слово за собой. В этом ей не было равных. Сибилл медленно опустила трубку на рычаг, повернулась к компьютеру и погрузилась в работу.

ГЛАВА 5

В отличие от всех тех, с кем ей когда-либо доводилось договариваться о встрече, Сибилл не имела привычки опаздывать, поэтому была несколько удивлена, когда, войдя в ресторан, увидела, что Филипп уже сидит за заказанным столиком.

Заметив ее, он поднялся и с чарующей улыбкой вручил ей розу. Его поведение покорило ее и одновременно пробудило подозрительность.

— Спасибо.

— Это я должен тебя благодарить. Ты выглядишь восхитительно.

Да, ей пришлось потрудиться над своей внешностью, но больше ради себя, чем для него. Звонок матери оставил в ее душе неприятный осадок. Настроение упало. Казалось, она кругом виновата. Чтобы избавиться от угнетенного состояния, она довольно долго занималась своим обликом.

Простое черное платье с длинными узкими рукавами и квадратным вырезом было одним из ее любимых. Она освежила его ниткой жемчуга, тоже любимым украшением, доставшимся ей в наследство от бабушки по отцовской линии. Волосы она собрала в гладкий пучок, а в уши вдела сережки с неограненными сапфирами, купленными в Лондоне много лет назад.

Грамотно наложенный макияж и элегантный наряд — это броня, в которую одеваются женщины, желая обрести уверенность в себе и власть над мужчинами, думала Сибилл. Сейчас ей требовалось и то и другое.

— Еще раз спасибо. — Она села за столик напротив Филиппа и понюхала розу. — Ты тоже.

— Я знаю здешний ассортимент вин, — сказал он. — Полагаешься на мой вкус?

— В винах? Так и быть.

— Вот и хорошо. — Он взглядом подозвал официанта. — Пожалуйста, бутылку под номером сто три.