Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 14

– Консультант в горе. Консультант в смерти, – повторил он, разглядывая карточку. – Чарующе. Типа «специалист по мокроте», или «координатор ранений», или «полномочный представитель гноя».

Тед, в общем, порадовался, что три эти придумки получились у него с кондачка.

– Я работаю с умирающими, на последних стадиях. Все начинается с потрясения, далее отрицание, торг, подавленность, а затем принятие и умиротворение.

– Обычный день, по-моему. За вычетом умиротворения. – Шутка почти попала в цель – но не совсем в ту, которую он наметил. Тед понял, что в заданных обстоятельствах чересчур старается быть забавным.

– С вашим отцом мы занимаемся вот чем: в его последние дни я пытаюсь помочь ему достичь принятия, проявить власть над повествованием в своей жизни.

– А, это, что ли, кюблер-россовское? Дребедень в стиле Джеймза – Хиллмена – Юнга?[71] – сказал Тед, притязая на общность с ней и выказывая эрудицию, но тут же понял, что ведет он себя как снисходительное чмо. Накатил гнев – гнев на рак, а перед Тедом стояла Мариана, и возникла опасность, что он сейчас сольет это все на нее. А не хотелось.

– Вы читали Кюблер-Росс?

– Да.

– И как вам?

– Ну, я на самом деле не прям читал ее, скорее читал про нее – вот так я читал.

– «Читал про нее – вот так читал». Понятно.

Если бы это была игра на очки, Тед проигрывал бы со счетом 0:3, с двумя страйк-аутами и одним пинком на горку.

– Вот письмо. – Она подала ему желтый линованный листок. – Письмо, которое он написал мирозданию.

– Этому мирозданию? – переспросил Тед, поняв, что раз уж никак не пресечь этот снисходительный тон, то надо за него хотя бы отвечать. Здесь и сейчас взять быка за рога, то есть сказ про себя-мудака. Может, она примет эту снисходительность за силу и ум. Тьфу-тьфу-тьфу. – Мирозданию, в котором мы с вами находимся? Этому мирозданию он написал?

Она кивнула и ткнула пальцем в письмо. Теду не хотелось его читать, и он, продолжая нести околесицу, глянул на оборот листка.

– А обращение к мирозданию в начале письма должно быть? Дорогое мироздание. Наверное нет, так? В смысле, космический почтальон не понадобится: письмо – оно уже в мироздании, которому адресовано.

Медсестра вздохнула и показала взглядом на письмо. Тед, вероятно, уже испытывал ее терпение. Он начал читать вслух:

– «Дорогой Тед, у меня рак легких. Что хуево, птушта я всегда покупал только такие сигареты, которые вредны беременным женщинам и младенцам, а я – ни то ни другое и считал, что меня это не затронет. Дурак-то. Поди ж ты: рекламному боссу “Тарейтона” вставили его же смоляной пистон».

Тед оторвался от чтения и проговорил:

– Смешно.

– Дочитайте до «Красных носков», – сказала Мариана.

Тед вновь вперился в текст:

– Тыры-пыры, тыры-пыры. А, вот… «Меня зачали в 1918 году, в ночь, когда “Носки” в последний раз выиграли в чемпионате. Незаконый сын незаконой женщины, еще одно проклятье Малыша». Остроумный квазиисторический каламбур. «Незаконный» написано с ошибкой.

Мариана улыбнулась.

– Что? – уточнил Тед.

– Ваш отец сказал мне, что вы профукали свой первоклассный ум и мечете арахис в обывателей.

Тед не смог решить, рад он, что отец так охарактеризовал его этой женщине, или не рад. Он вернулся к письму, повел пальцем по строкам:

– Тыры-пыры… Похоже, он спятил… А, вот: «Сегодня пятнадцатое июня, и “Носки” оторвались на пять с половиной игр. Конечно же, в этом году они наконец-то выиграют, а я, конечно же, умру, и мое пророческое рождение приведет к замыканию кадуцеева круга». Кадуцеева! Давай, пап, отжимай свой словарный запас. Несколько цветисто и выспренно. «До октября мне можно прыгать с высотных зданий, ловить пули зубами и срать серебряными долларами». Неожиданно. «До октября я – бог». Так, ну ладно, похоже, тут явно взята власть над повествованием, и – ух ты, какие наркотики вы ему даете, можно мне тоже немножко?

Мариана ответила просто:

– Вы ему нужны. Нужно, чтобы вы помогли ему завершить работу всей жизни, целительный вымысел. – Мариана взяла его за руку и повела к одной из палат.

– Нахер вымысел, – сказал Тед. – Я бы решил, что сейчас самое время посмотреть в глаза правде.

– Он не роман пишет как таковой. Он мысленно переписывает роман своей жизни.

– Ага, а это, наверное, не полное «ку-ку».

– Историю жизни можно рассказать миллионом способов, Теодор. – Отсылка к бурундукам? Ладно, пусть… – Как трагедию или комедию – или сказку, в которой бейсбольные команды сторожат вашу жизнь, словно колдуны-чародеи. Он пытается рассказать вам свою историю – по-своему.

– А я пытаюсь с пониманием отнестись к тому, что вы говорите, но историю за здорово живешь не переписать, – возразил Тед. – Прошлое так запросто не переиначишь. Есть такая штука – факты, они в этом деле помеха. Упрямые факты.

Она остановилась у палаты 714 – сумма всех хоумранов Малыша Рута. Подтянула Теда поближе к себе, приглушила голос до шепота, вперила в него взгляд глубоких карих глаз. Тед лицом и ухом почувствовал ее дыхание. И мгновенно лишился рассудка. Пожалуй, за три последних года он ни разу не оказывался так близко от женщины – если не считать проплаченных случаев. «Мертвые» опять пели «Сладкую магнолию» – что-то про глоток воздуха, что-то они хотели ему сказать. Тихо, тихо, Боб, Джерри, ребята…

– Ваш отец так это себе представляет, – промолвила она, – что он был и злодеем, и жертвой, и козлом. А умереть он хочет героем.

Из палаты донесся мужской голос, изломанный, хриплый, дребезжащий на последних голосовых связках.





– Попроси у нее карточку, дурила!

8

– Привет, Марти, – сказал, входя, Тед.

Несколько лет он не видел отца, и увиденное оказалось скверным. Ужас до чего похудел и поседел Марти. Когда-то был подтянутым красавцем, а теперь, казалось, светился – но не здоровьем, а словно облученный. Трубки вдоль изможденных рук и ног. Кожа тонкая, будто у гончей, того и гляди прорвется.

– А ты кто? – спросил отец.

– Вот молодец-то.

И тут же они включились в привычный ядовитый ритм.

– Вид у тебя херовый, Лорд Фенуэй.

– Спасибо. У тебя тоже.

– Без балды. «Янки» ведут?

– Ага.

– Ебте рысью. Двенадцать секоналов. Десять кваалюдов[72]. И все равно вот он я. До октября бессмертен.

– Ага, мне уже сказали, что ты у нас новый Мистер Октябрь[73].

Марти кивнул на Мариану:

– Мариана – испашка, Тедди. (Ох ты ж. Тед глянул на Мариану виновато.) Как Лу и с Тьянт, как Хуан Маричал и Роберто Клементе[74]. Испашки сочнее бледнолицых.

Тед покачал головой:

– Не говори это слово.

– Какое? «Сочнее»?

– Нет, не «сочнее».

– «Бледнолицые»? «Беложопые» тебе больше нравится?

– Нет. Не «бледнолицые». Знаешь же, о чем речь.

– А, «испашки»! Так это ж просто сокращение от «испаноговорящих». Это ж естественно – отбрасывать хвост.

– Дело не в том, естественно или нет, и это не сокращение. Это расистское обозначение. Оскорбительное, верно, Мариана? – Тед осознал, что прорычал «р» в «Мариана» так, будто хотел отдать должное испанскому, и что со стороны это выглядело неимоверно глупо.

– Ну, – сказала Мариана, вновь обнажив белоснежные зубы, – переспрашивать у меня, оскорбительно это или нет, даже оскорбительнее, чем само слово. Избыточная тактичность выдает скрытые предубеждения и более глубокую бестактность.

– Поучи его уму-разуму, – вставил Марти.

– «В этом городе одни испашки» – оскорбительно. А вот, допустим, «Мариана, mira mira[75] – красотка моя испашка» от такого обаятельного мужчины, как ваш отец, услышать вполне приятно. В кругу друзей у слов появляется личный оттенок. Вы же писатель, так? Контекст. Тон.

71

Элизабет Кюблер-Росс (1926–2004) – американский психолог швейцарского происхождения, создатель концепции психологической помощи умирающим больным, исследователь околосмертных переживаний; Уильям Джеймз (1842–1910) – американский философ и психолог, «отец» современной психологии; Джеймз Хиллмен (1926–2011) – американский психолог, основатель направления архетипической психологии.

72

Секонал (натрия секобарбитал, амитал) – лекарственный препарат, барбитурат, обезболивающего и успокаивающего действия; кваалюд (метаквалон) – снотворное. Применение обоих препаратов ныне запрещено во многих странах.

73

Мистер Октябрь – одно из прозвищ бейсболиста Реджи Джексона (см. выше).

74

Луис Тьянт, Хуан Маричал и Роберто Клементе – американские бейсболисты латиноамериканского происхождения.

75

Здесь: красотка (исп., разг.).