Тетрадь для сна

- Теперь я точно тебя уважаю! И обязательно прочитаю прозу С. Его мама знает. Это не эффект влюбленности, это действительно - хорошая литература. Он - не настоящий, ты - настоящая. Теперь понимаешь, как глупо было не печататься и уступать ему? Отвечай - поедешь поступать на курс Битова?

Дальше все было тоже по схеме умной Маши: все случившееся - результат моего неосознанного стремления себя утвердить. Особенно в глазах Коти. И оно получилось. Лучше, чем я сама думаю. А человек - ну что ж. Не от него через него, и его за это благодарить можно. Но он - нормальный, обычный человек, что пользы от него требовать...

"Был ли психом, называя тебя запрещенным именем и ожидая от тебя того, что ты не могла дать?"

Настоящей Анны не было, она переписана... И я не знаю теперь, был ли настоящий А. Хватило часа, чтобы понять: мне не хочется в Литинститут, пусть даже и к Битову. Не хочется заниматься настоящей, профессиональной литературой. Ощущать себя литератором. Скорее всего, я этого просто не могу. Если бы могла, понадобились бы мне - вместо всего - писания безвестного А., которые никому не удавалось оценить по достоинству?

Я искала ответ Маше и нашла его в еще не опознанном.

"Теперь мне известно мое истинное положение. Я - сумасшедший в саду воспоминаний".

Списано оно или нет, но это было мое состояние наедине с его текстом. А теперь его нет. И нет смысла, пойми же, Маша, нет смысла - развиваться дальше. Да и во что мы можем развиться? В святость или в падение?

Эпилог

Родной, неужели вы думали, что это так просто:

очаровалась - разочаровалась,

померещилось - разглядела, неужели

вы правда поверили - в такую дешевку?

МЦ, Письма к Штейгеру.

Зачем я продолжаю, пусть невольно, говорить с этим человеком, уже и зная, кто он такой? Нет, я никогда не узнаю, кто он такой.

Я думала, ваш метод - записывать все как есть. Происходящее именно с вами, делать литературу, не думая о литературе. А оказалось - наоборот, вы только о "литературе" и думаете, о своем месте в ней. Кто сказал "нет ничего хуже, чем перестать быть собой"? Вы ли это?

Плагиат, говорят они. Нарушение этики. У нас своя этика, скажете вы, и я соглашаюсь, конечно. Я научилась от вас - не скрывать свою боль и не говорить о ней, а записывать. Но мне нужно было увидеть: есть человек, который живет так, не боится - жить так. Получилась литература, если Маше, конечно, можно верить. Поверьте, я искала другого - общего языка.

Знаете ли вы, что это такое - хотеть небытия? Открытие о Боге только пугает таких, как я. И знаете ли - думаю, что знаете - как это случается когда в чужом тексте так хорошо, что небытия уже не требуется? Но я не могу это оторвать от... контекста. Того, что это вы. От подтекста: что нас меньшее - двое, именно таких. Что я не одна, вы - тоже, и что вы не один, я - тоже. Кроме этого "тоже", не ищите ничего за словами.

По всему видно, вы заняты важным делом. Трафарет, метод... У вас, оказывается, совсем другой метод. И вот чем это кончается, когда имеешь дело с голым текстом, а автор - не более чем "имя файла" - условный знак.

Говорить с вами и раньше было глупо, теперь это бессмысленно. Потому и молчу, даже вам не открываясь. Я не хочу видеть вашего унижения.

На самом деле я просто не знала, что делать. А. ждал обещанного для рубрики - я не могла отдать и не могла не отдать. Все складывалось на первый взгляд лучше некуда - полоса выглядела красиво, в ней действительно мало кто мало что понимал, возможно, только мы с Женькой знали, что за этим стоит.

Молчать и затаиться? Это было бы самое умное. Может быть, отделаться той, обещанной вещью. За это можно было даже получить пятьдесят крон.

Меня не устраивал этот выход - этот и другие, оправданные. Объяснить А. все как есть? Вывести его на чистую воду было попросту страшно. Я не могла предвидеть его реакций, он был совсем чужой. Конечно, я сама создавала себе этот тупик. Меня как будто под глубоким гипнозом заманили в клетку. И винить было некого: я, как улетающий Монахов, водила по кругу сама себя.

Так все и кончилось...а Кавказ был все-таки - Крым. И тот писатель "крымский", а не "кавказский".

----------------------------------------------------------------------

Он уже ничего не расскажет,

Ничего не расскажет сам.

Мелкий дождик весна размажет

По безмолвным пустым мостам.

Я приеду в любимый город

И представлю, что здесь живу.

Что ромашки растут из сора,

Что сама их, гадая, рву.

И по милости Бог развяжет

Узелок не в меру тугой.

Он уже ничего не расскажет,

За него расскажет другой.

Таллинн, осень - зима 1995