Внуки красного атамана

Михаил Ермолаевич облачился в свою форму, и тут Егор впервые увидел его новые награды: орден Ленина и два ордена Отечественной войны.

Конобеев, стороживший приезд Агибалова, доложил:

- Прибыл генерал! Идет сюда с адъютантом и начальником госпиталя.

Генерал зашел, обвел всех быстрым взглядом:

- Здравствуйте, друзья мои! - Подошел к Егору, обнял, прижал к груди. Какой парень стал, а!.. Молодец ты, Егор! Настоящий внук красного атамана. А, знаешь, я не раз вспоминал наш разговор. Помнишь, какой вопрос ты задал мне однажды ночью? Сидели мы тогда у вас во дворе под старой грушей...

- Помню, Иван Павлович. И хорошо помню ваш ответ. Вы сказали: скоро мы будем бить фашиста как Сидорову козу!

- И разве не так, Егор?

- Именно так, товарищ генерал!

- И ты ведь это сам доказал на деле - лупил их!.. Товарищи, прошу всех стать в строй. Вручу воину Егору Запашнову награды перед строем, как и положено.

Егор и Михаил Ермолаевич стали с краю, опираясь на костыли.

- Смирно! - скомандовал генерал. - Боец Егор Запашнов, выйти из строя.

Стуча костылями о пол, Егор вышел вперед и, волнуясь, повернулся лицом к строю.

- От имени Советского правительства за проявленный героизм в боях с немецко-фашистскими захватчиками вручаю медаль "За отвагу"... Она, Егор, дожидалась тебя еще с осени... И орден Красной Звезды - за последний бой в Голубой впадине.

Генерал прикрепил медаль и орден к гимнастерке. Отдал честь:

- Поздравляю с боевыми наградами!

- Служу Советскому Союзу! - четко ответил Егор.

- Верю, Егор, и в дальнейшем ты послужишь Родине, не жалея себя, принесешь ей наивысшую пользу.

- Так и будет, товарищ генерал!

- Вольно, друзья! - Иван Павлович с улыбкой обратился к Селищеву. - Когда же свадьба, Митя? Давненько я не бывал на свадьбе... И хочу быть на твоей свадьбе не генералом, а посаженным отцом; имей это в виду.

- Есть иметь в виду, Иван Павлович, уважаемый батя? Свадьбу сыграем тотчас, как только отец невесты, тесть мой, выйдет из госпиталя.

- Вот как!.. Ты долго тут намерен околачиваться, дружище мой? - спросил Агибалов у Михаила Ермолаевича.

- Начальник госпиталя сказал: еще недельку быть мне здесь.

- Так-так... Сегодня пятница. Вот в будущую субботу и сыграем свадьбу. - И тут Иван Павлович сказал шутливо Конобееву: - Лейтенант, ты ведь тоже, слышал я, породичался с Запашновыми?

- Так точно, товарищ генерал! Родные мы друг другу стали, - серьезно ответил Конобеев. - Сроднила нас война крепко, на всю жизнь.

- Хорошо сказал, лейтенант!.. Ну, как говорится, даст бог, еще одну свадьбу дружно сыграем. Придет добрый час победы, и живыми мы сюда вернемся.

Глава пятая

После завтрака вышел Егор погулять во двор госпиталя. Грустно ему было без деда. Тот уже вторую неделю находился дома. Там сыграли свадьбу - поженили Селищева с Фросей, - был на ней и Иван Павлович, комдив.

Наезжают к нему из станицы проведывать, да все равно тяжко тут быть одному. На днях были Семен Кудинов с Гриней и Иванами. Их тоже наградили. Комдив вручил им медали "За отвагу". Станичники на первом собрании выбрали Кудинова председателем колхоза. Ригорашев остался завхозом. Спасенное дойное стадо свели на молочно-товарную ферму, и уже стали сдавать молоко в госпиталь и детский приют. Все коровы растелились, ни одной яловой не оказалось. И породистые свиноматки дали добрый приплод. Одна Роскоха двадцать два поросенка привела. Сортовое и семенное зерно, хранившееся у станичников, свезли в амбары, стали готовиться к севу.

Пантюша с Конобеевым и Белоусовым сдали золото и драгоценности Осикоры в районное отделение государственного банка.

И вот уже покинул батальон Селищева станицу Ольховскую. Ушел с ними Гриня, ушли Иваны, ушли другие Егоровы годки на фронт добровольцами, семнадцатилетними. Ушел взвод Конобеева - его родной взвод. А ему уже не придется воевать плечом к плечу с прекрасными людьми, с которыми сроднился навеки.

Опираясь на костыли, волоча правую ногу, Егор тихо шел по засыпанной пушистым снегом аллее на край двора. Вышел к саду за плетнем и остановился, завороженный: редкая красота открылась ему. Словно белые пуховые шапки были надеты на все вокруг: на курени, на сарайчики, на колы плетней, на высокие пни срубленных деревьев. И не осыпались эти шапки, не опадали крутые стрехи. Видно, шел ночью снег в полной тишине, был он легок, падал целыми, не сломанными узорными снежинками, которые цеплялись зубчиками одна за другую, как шестеренки. Снег лежал и на ветвях. И, кроме того, тонкие веточки были покрыты мохнатым инеем, как серебристым бархатом.

Солнце светило сбоку, из сиреневых кругов, сквозь слабую дымку, и оттого, вероятно, на снегу везде лежали двойные тени, синие и розовые. Да и сам снег повсюду - и по бугру, и за рекой, в долине, и в саду, меж деревьев, - был где голубой, где синий, а где розовый. Сад казался густым, как в мае, когда он рясно цвел; снег и иней, покрывавшие ветви, выглядели так чисто, так утихомиренно, что Егор забыл на какое-то время и о войне, и о тянущей, нудноватой боли в обгрызенной гранатой ноге.

Сзади послышались тихие шаги. Он оглянулся. Это осторожно шла Даша, боясь нарушить тишину необыкновенного утра. Она была в нагольном сизом полушубке, в валенках, закутанная веселым цветастым платком, так подходившим к ее милому округлому лицу, к ее добрым, внимательным и чуточку грустным серым глазам. А Даша сама вся так подходила к этому чудесному утру, к этой сказочной чистой красоте; что Егор чуть было не вскрикнул от внезапной, какой-то взрывчатой радости. Даша, видно, угадала его состояние, приложила палец к губам. Подошла, тихонько поцеловала и прислонилась к нему, положив голову на плечо. Они так и стояли молча минут десять, потом стали неторопливо ходить по двору.

- Ну, что говорят врачи? - спросила Даша. - Когда тебя отпустят?

- Не могу тут больше оставаться - тоска берет! - ответил Егор. - Перейду к Феклуше, а на перевязки буду ходить сюда, не так уж далеко. Догребусь... - Он медлил, не решаясь говорить правду. - А врачи... Отвоевался, говорят. Подлежишь демобилизации... На костылях пока придется ходить... Сильно повреждены подколенные сухожилия. Когда раны заживут - тогда можно будет сделать еще одну операцию, поправить их... Вот так-то, Дашенька!.. Инвалидность, объяснил главврач, дадим тебе на год, а там посмотрим. Разве ты выйдешь замуж за инвалида, красулечка? - Он улыбнулся, глядя на нее искоса.

- Хоть завтра! - она засмеялась. - Если только меня примут Панёта и Миня.

- Они-то примут тебя, Даша, да только мне такой оборот не по душе... Ты будешь работать, а я - сидеть на солнышке, греться?

- Вот тебе на! Тебя не поймешь, в шутку ты говоришь или всерьез. Я-то всерьез...

- И я, Дашенька, всерьез. Мне учиться хочется. Я хочу постигнуть агрономию, селекцию растений. Хочу продолжать работу Уманского над гибридами, над новыми сортами пшеницы. Понимаешь?

- Вот и хорошо! А теперь слушай меня, Алексеич. Я заходила в среднюю школу, была у директора. И вот что я узнала: в школе будет работать консультационный пункт для экстерников... Ну, для тех, кто будет сдавать экстерном за седьмой или десятый класс. Понимаешь? Я записалась в группу экстерников и тебя записала, Ёрка! Мы одолеем программу средней школы! Сдадим экстерном за десятилетку и поступим вместе в Персиановский сельскохозяйственный институт - ты на агрономический, а я - на зоотехнический. Будем работать. Я на мамином медпункте санитаркой, ты - учетчиком в колхозе...

- Дашенька, ты умница! - воскликнул Егор. - Это лучше - экстерном! Мы сэкономим два года... Вот это настоящая цель! Теперь я знаю, что мне делать, и тоска моя прошла. Иди и раздобывай учебники за все три класса: за восьмой, девятый и десятый. Чудесный день сегодня!.. Пойдем в палату. Скоро должна прийти Феклуша, мы сразу же и пойдем к ней. Сейчас договорюсь с главврачом.

- Ох, какой ты горячий, какой нетерпеливый!..