Вождь краснокожих

– Джефф, – говорит мне Билли, – ты человек не без образования, и в голове у тебя всякие сведения касательно не только основ и фактов, но и выводов.

– В самую точку, – говорю я, – и я об этом никогда не жалел. Я не из тех, кто считает образование бросовым товаром и голосует за бесплатное обучение. Вот ты ответь, Билли, – что ценнее для человечества: классическая литература или скачки на ипподроме?

– Ну-у… это… в общем, хорошие лошади, конечно… нет, то есть я хочу сказать, что поэты и всякие там романисты – они, конечно, на две головы впереди, – отвечает Билл.

– Вот! – говорю я. – А раз так, почему наши власти берут с нас по два доллара за вход на ипподром, а в библиотеки пускают бесплатно? Можно ли, – говорю, – считать это созданием правильных представлений об относительной ценности самообразования и выбрасывания денег на ветер?

– Не догоняю я всю эту твою риторику и логику, – говорит Билли. – Мне требуется, чтобы ты смотался в Вашингтон и выхлопотал мне место окружного шерифа. У меня, знаешь ли, нет никаких способностей к интригам и переговорам. Я человек простой и желаю получить это место. Я участвовал в войне, детей у меня девять душ, я член республиканской партии, хотя не умею ни читать, ни писать. Так почему я не гожусь в шерифы? Сдается мне, что мистер Таккер тоже человек образованный и может пригодиться в столице. Я вам выдам авансом тысячу долларов на проезд, выпивку, взятки и трамвайные билеты. А если вы мне все это обстряпаете, получите еще тысячу, а кроме того – возможность целый год свободно продавать на территории округа свои наспиртованные контрабандные трости.

Рассказал я об этом разговоре Энди, и Биллова идея ему жутко понравилась. Энди, скажу я вам, сложная натура. Он не из тех, кого вполне устраивает шататься по захолустным городишкам и фермам и всучивать деревенщине комбинацию из молотка для отбивания бифштексов, рожка для ботинок, щипцов для завивки, пилочки для ногтей, шинковки, коловорота и камертона. У Энди душа истинного художника, и не коммерция стоит в ней на первом месте. Поэтому мы приняли предложение Билла и понеслись в Вашингтон.

Прибыв на место, мы остановились в гостинице, и там я говорю:

– Вот, Энди, первый раз в жизни мы собираемся совершить по-настоящему бесчестный поступок. Нам еще никогда не приходилось подкупать сенаторов, но ради Билла придется пойти и на эту низость. В делах торговых можно слегка смошенничать, но в этом грязном деле лучше всего – прямота. Карты на стол, и никаких оговорок. Предлагаю следующее: давай-ка мы вручим пятьсот долларов председателю избирательного комитета, возьмем с него квитанцию, положим ее на стол президенту и расскажем про Билла. Уверен, что президент сумеет оценить кандидата, который стремится получить должность с истинным простодушием, а не гробит время на кулуарные интриги.

Энди как будто согласился, но, обсудив мое предложение с одним из коридорных в гостинице, пошел на попятный. Потому что в Вашингтоне существует только один способ получить желаемое: действовать через женщину, имеющую связи в Сенате. Он дал нам адрес миссис Эвери. Коридорный божился, что она очень важная персона в дипломатических кругах и даже выше.

На следующее утро мы с Энди отыскали ее особняк и были допущены в приемную.

Миссис Эвери была чисто бальзам для глаз. Волосы у нее оказались золотистыми, глаза голубыми, а вся система красоты так отлажена, что девицы с журнальных обложек рядом с ней показались бы поварихами с дровяной баржи. Платье у нее было декольтированное, усыпанное блестками, в ушах и на пальцах сверкали бриллианты. Одной рукой она держала телефонную трубку, а другой – чайную чашку.

Прошло малость времени, и она говорит:

– Ну, дорогие мои, что вам угодно?

Я объяснил, зачем мы пришли и сколько готовы заплатить.

– Дело это несложное, – отвечает она. – На Среднем Западе легко назначить кого угодно и куда угодно. Так, кто тут может нам пригодиться? С депутатами связываться без толку. По-моему, нам нужен сенатор Снайпер: он и сам оттуда, с Запада. Посмотрим, каким знаком он помечен в моей картотеке…

Тут она вынимает из ящичка, обозначенного буквой С, какие-то карточки.

– Действительно, – говорит она, – отмечен звездочкой, а это означает – готов к сотрудничеству. Ну-ка, что тут у нас? «Возраст – пятьдесят пять; женат вторым браком; вероисповедание – пресвитерианин; предпочтения – блондинки, Лев Толстой, покер и жаркое из черепахи, после второй бутылки становится слезлив». Что ж, я думаю, мне удастся назначить вашего приятеля мистера Баммера посланником в Бразилию.

– Не Баммера, а Хамбла, – говорю я. – И не посланником, а окружным шерифом.

– Ах, прошу прощения, – говорит миссис Эвери. – У меня такая масса подобных дел, что иногда можно и перепутать. Давайте-ка все, что касается вашего дела, мистер Питерс, и приходите дня через четыре. Думаю, к тому времени все будет в порядке.

Вернулись мы с Энди в гостиницу. Я сижу, а Энди расхаживает по номеру и грызет кончик своего левого уса.

– Женщина большого ума и при этом красавица-блондинка – редкое сочетание, Джефф, – вдруг произносит он.

– Такое же редкое, – говорю, – как омлет из яиц той легендарной птицы, которую зовут эпидермис.

– Эпиорнис, – поправляет Энди. – Такая женщина может обеспечить мужчине роскошную жизнь и славу.

– Вряд ли. Самое большее, чем женщина может помочь мужчине в политике, это вовремя приготовить ему ужин или распустить слухи о жене другого кандидата, что та в прошлом воровала в бакалейных лавках.

– Мне известно, – продолжаю я, – что иногда женщина и в самом деле выступает в качестве проводника амбиций своего мужа. Но чем это кончается? Допустим, живет себе человек тихо-мирно, у него приличное место – либо консула в Афганистане, либо смотрителя шлюза на канале Делавэр – Раритан. И вот в некий день этот человек замечает, что его жена надевает непромокаемые башмаки, макинтош и сыплет в клетку своей канарейки трехмесячный запас корма. «На курорт собралась?» – в глазах у него вспыхивает пламя надежды. «Нет, Артур, – отвечает она, – в Вашингтон. Хватит нам прозябать в захолустье. Ты должен стать Чрезвычайным и Полномочным Лизоблюдом при дворе державы Сент-Бриджет или Главным Портье острова Пуэрто-Рико. И я костьми лягу, но выхлопочу тебе эту должность».

– И вот эта леди, – говорю я, не сводя глаз с Энди, – вступает в схватку с федеральными властями, не имея на вооружении ничего, кроме связки писем, которые писал ей один из членов кабинета министров, когда ей было лет пятнадцать, рекомендательного письма от бельгийского короля Леопольда Смитсонианскому институту и шелкового розового платья в желтый горошек.

А дальше она публикует эти письма в газетах, таких же желто-розовых, как ее платье, читает лекции на званом обеде и наконец добивается приема у президента. Девятый помощник министра торговли и труда, первый адъютант Синего кабинета и некий неустановленный чернокожий ждут ее с нетерпением, и как только она появляется в приемной, хватают за руки… и, соответственно, за ноги. Они выносят ее, доставляют на одну из Юго-Западных улиц и кладут на люк угольного подвала. Тем дело и кончается. Следующее, что мы узнаем об этой леди, – она засыпает китайского посланника открытками с просьбой предоставить ее Артуру местечко клерка в чайной фирме.

– Короче говоря, – поднимает бровь Энди, – ты не уверен, что эта самая миссис Эвери обеспечит должность шерифа нашему Билли?

– Нет, не уверен, – отвечаю я. – Не хочу выглядеть закоренелым скептиком, но сдается мне, что она способна сделать не больше, чем ты или я.

– Ну, это ты загнул, – говорит Энди. – Готов биться об заклад, что она все устроит как полагается. И с гордостью заявляю: у меня более высокое мнение о дипломатических талантах дам.

В положенный срок мы явились в особняк миссис Эвери. И на этот раз она выглядела так, что любой мужчина с радостью позволил бы ей ведать всеми назначениями в Соединенных Штатах. Я едва не потерял дар речи, когда она предъявила нам бумагу, на которой красовалась большая государственная печать, а на обороте значилось крупными буквами: «Уильям Генри Хамбл».