Бегущий всегда одинок

Густав мысленно приласкал Саула «надутым недоумком», улыбнулся друзьям и, протискиваясь в толпе, чувствуя, как в спину дышат трасы, пошел по длинному цирковому коридору к служебному выходу.

На жаркой улице посланников и Густава ждала карета. «Хорошо хоть не тюремная», – разглядывая немолодого равнодушного кучера и пару лоснящихся лошадок, почему-то подумал Шип. После появления трансформеров полковник мог ожидать чего угодно – поражение в правах продолжит действовать еще восемь дней, а у него, как бывшего начальника охраны правительственной резиденции, влиятельные враги имеются.

Но карета, хоть и красовалась гербом дворцовой канцелярии, была вполне обычной, а рыхловатый дядька-кучер не имел оружия. И судя по тому, как мгновенно он вытянулся во фрунт при виде показавшегося Саула, тот и в самом деле не был пешкой в придворной иерархии.

Но это обстоятельство совершенно не польстило Шипу и не избавило его от подозрительности. За бывшим шефом безопасности не могли отправить второсортного слугу. «Но вот зачем к Саулу приставили двух трансов?» – Этот вопрос не оставлял полковника до самого Дворца.

Если встать спиной к портовой бухте и поглядеть на недалекие горы, оцепившие столицу с севера, то первым делом в глаза бросалась резиденция правителя, которую все называли попросту Дворцом. Величественное здание занимало огромное плато, оно как будто вырастало из скалы. В мире, где практически безраздельно правит магия, прямые линии, способные создать углы, считались дурновкусицей (ведь всем понятно, что в углах способна притаиться злотворная ворожба!). Плавные изгибы стен и крыш придавали Дворцу видимость легчайшей пены, что выдавилась из скальных пород, заполнила собой расщелины и вольно выплеснулась на плато, свисая полукруглыми наплывами над ущельем с севера.

Дворец всегда поражал Густава великолепием и совершенством линий. В полдень, когда солнечные лучи падали сверху на зеленоватые искрящиеся стены, он напоминал полковнику гроздь винограда, свисающую с титанической фруктовой вазы. Шип прекрасно помнил прохладу помещений резиденции и запах благовоний, курящихся в парадных залах. Огромные помпезные помещения церемониальных залов нынче редко посещались – Пантелеймон не выносил затратных празднеств, но дворцовые колдуны все равно окуривали их, спасая резиденцию от тлетворной магии. Любой, кто посещал Дворец, выносил на себе изумительные запахи, одежду, вобравшую в себя аромат благовоний, многие хранили поколениями, не стирали. И одежда – пахла. Пахла напоминанием о посещении, дарила благость и причастность к высшей власти. В простонародье считалось, что эти фетиши способны исцелять.

Густав к доверчивым согражданам не относился. Хотя и думал, что уверенность в хорошем способна помогать. Он как-то видел: рана, на которую его однополчанин наложил «волшебный» лоскуток от одежды прадеда, и вправду затянулась на удивление быстро. Вера – штука не последняя. Страх убивает, надежда исцелит и безнадежного больного.

Разъездная карета дворцовой канцелярии лихо подкатила к воротам внешнего периметра Дворца. Густаву не было надобности выглядывать в окно, он и сквозь стену кареты увидел как изумленно вытянулось лицо начальника караула – капитан тоже был видящим, пробив карету взглядом он мгновенно опознал приехавших и узнал в одном из них бывшего начальника. Большинство охранников Дворца принадлежало к касте Видящих, способных разглядеть упрятанное на телах оружие, увидеть скрытую опасность за дверью и даже скальным выступом.

Сохраняя на лице невозмутимую улыбку Густав первым спрыгнул с подножки кареты и поприветствовал однополчанина:

– Здорово, Март. Как служба?

Капитан Март быстро справился с изумлением и растянул губы во всю ширь. Откозырял полковнику.

Что было, прямо скажем, некоторым нарушением порядка. Каждый из касты Видящих знал, что гвардии полковник Густав Шип поражен в правах и исключен из ордена Охранников, являвшегося подразделением этой касты. А потому за жестом капитана стояло многое: вояки продолжали считать Густава своим и равным, случившееся с Шипом видящие признавали дикой несправедливостью и попранием их общих прав.

Полковник добродушно усмехнулся, но протягивать руку, чтоб поприветствовать однополчанина, не стал. Позже этот непорядок могли припомнить капитану. Шип попросту остался рядом, стоял полубоком к Марту и наблюдал, как важный сановник неспешно покидает повозку с фиолетовой чиновничьей блямбой на дверцах.

– Как у тебя дела? – негромко поинтересовался капитан. – Ты все еще там, в цирке?

В голосе Марта полковнику послышалось сочувствие, и Шип с равнодушием повел плечом:

– Да, мне там нравится.

Ему не нужно было поворачиваться к Марту, чтобы увидеть, как выражение сочувствия на лице гвардейца сменилось недоверием. Поверить в то, что прославленный в боях рубака дослужившийся до звания полковника доволен нынешним существованием – немыслимо.

Сказать по правде, три года назад Шип и сам бы плюнул в каждого, кто попытался б напророчить ему коморку на задворках цирковой арены. В те времена к цирку Шип был абсолютно равнодушен. И это мягко выражаясь. Выделывавших трюки артистов он считал шутами, рискующими головой на потеху публики. Их занятие казалась ему бесполезным ремеслом – хотите рисковать, так делайте это задорого или на пользу отечества. А так… под смех, за грошик… Чепуха и шутовство.

Но четыре года назад Шип покинул государственную службу, громко хлопнув дверью. О том, что он останется без средств и работы, полковник не переживал. Едва примкнув к ордену Охранников и объявив себя свободным для найма, Шип тут же получил с десяток приглашений, но остановил свой выбор на богатейшем скотопромышленнике Азисе. Владелец тучных пастбищ предложил полковнику наиболее щедрую оплату – иметь в телохранителях бывшего начальника охраны резиденции чрезвычайно престижно! – и Густав согласился… о чем довольно скоро пожалел.

Азис выжимал из положения весь статус до последней капли, за каждый потраченный на телохранителя грош.

И еще он очень любил всевозможные плебейские зрелища, куда телохранитель его обязательно сопровождал. Шип, как проклятый, таскался за работодателем по борделям с плясками и шумным гульбищам. Опытно оттирал плечом карманников, подозрительных шлюх и перепивших дебоширов. Однажды едва не получил нож в спину, когда Азис (намеренно) раздразнил компанию гуляк.

Но особенно скотопромышленник любил цирковые представления. При каждом выезде из родимого поместья в столицу Азис навещал цирк, и как подозревал полковник, интерес нанимателя вызывали отнюдь не представления как таковые. Азис с замиранием сердца ожидал иного зрелища: когда сорвется вниз канатоходец или свирепый хищник нападет на дрессировщика, когда факир не совладает с пламенем и вспыхнет сам, а акробатка рухнет на арену из-под купола.

Короче – находиться возле ожидающего чьей-то смерти (скота)промышленника было довольно гнусно. Шип терпел его выходки уже целый год, скучал, но исполнять оплаченные обязательства не забывал.

И вот однажды, без малого три года тому назад, Азис пришел на представление. Занял одну из лучших лож.

Густав бдительно поглядывал по сторонам, практически пропуская глазами арену. Но неожиданно его внимание привлек деревянный ящик посредине манежа и сидящий в нем трюкач. Судя по положению костей маленький гибкий мальчик вывихнул плечо и застрял в крохотном кубе, готовом взорваться и выплеснуть в пламени отважного акробата.

Густав уже видел этот номер. В мире, хорошо знакомом с истинным волшебством, цирковые представления строились на запредельном риске: ребенок должен был вылететь из ящика практически в момент взрыва. Мальчик появлялся в центре огненного цветка словно яркий пестик, взлетал над ареной и устремлялся ввысь под купол. Убегал от огненного жара, кусающего за пятки.

Но на этот раз маленький трюкач – попался. Подол блестящей туники обмотал его пятку, мальчишка пытался высвободиться, но от страха действовал неловко и перестарался: заработал вывих плечевого сустава, лишивший его возможности двигаться.