Флэшмен под каблуком

Одной из причин тому служило то, что в нем процветали пари и ставки доходили до невероятных высот – мне известно про пятьдесят тысяч фунтов, поставленных на один-единственный иннинг, при том что параллельно били по рукам по мелочи – на гинею и так далее, – споря, сколько калиток возьмет Марсден или сколько мячей перехватят слипы[15], или когда Пилч наберет пятьдесят очков (и наберет ли вообще). При таких деньгах можете себе представить, что не обходилось без темных делишек и обороты были такими, что у дельцов из Сити волосы встали бы дыбом: матчи продавались и покупались, игрокам сулили взятки или расправу, шустрили и с калитками (мне лично известны одиннадцать уважаемых людей, которые всей шайкой тайком пробрались на поле и хорошенько помоч-сь на зону калитки, чтобы их твистеры[16] лучше ложились; я еще тогда подцепил жуткую простуду). Разумеется, коррупция в те славные денечки не являлась повсеместной или даже преобладающей, но имела место – и что бы не заявляли пуристы, тогда в крикете присутствовали жизнь и напор, которых сейчас нет и в помине.

Да и выглядело все иначе. Вот я закрываю глаза и вижу «Лордс» таким, каким он был тогда, и знаю: когда воспоминания об альковных и военных подвигах померкнут и покроются пеленой забвения, это зрелище никогда не потеряет своей яркости. У ворот скопление экипажей и карет, разодетая толпа устремляется к дому Джимми Дарка[17] под деревьями: девицы в своих разноцветных платьях, шляпах и с зонтиками от солнца похожи на порхающих бабочек, мужчины, рассаживающие их по стульчикам, облачены кто в цилиндр и фрак, кто в полосатую куртку и кепи. Джентри застегнуты на все пуговицы, а «городские» и хулиганы красуются в рубашках с рукавами и котелках, с неизменными цепочками от часов и короткими трубочками. Букмекеры занимают места снаружи павильона, призывая делать ставки, ловчилы с шикарными баками и в расшитых жилетах, наводчики, карманники и прочие жулики шныряют в толпе, как хорьки, разносчики из паба мелькают с подносами пива и лимонада, выкрикивая: «Дорогу, дорогу, господа!»; старый Джон Галли, отставной боксер, возвышаясь, словно раскидистый дуб, со своей мягкой улыбкой на губах, ведет беседу с Альфредом Минном, чей алый шарф и канотье магнитом притягивают юнцов-идолопоклонников, держащихся на почтительном отдалении от этих спортивных гигантов. Грумы прокладывают путь некоему престарелому герцогу – все кивают и приподнимают цилиндры – шествующему под ручку с очередной пассией: последняя сладко напомажена и с вызовом смотрит на леди, бросающих ей вслед полные презрения взгляды. Собравшиеся развлекаются игрой в кегли и стрельбой из лука, и звук спускаемой тетивы смешивается с доносящейся издалека мелодией в исполнении артиллерийского оркестра, криками продавцов, скрипом колес экипажей; на зеленом поле, с которого ребята Стиви Слаттера[18] сгоняют забредшую овцу или отваживают игроков, готовых сыграть за шиллинг, стрекочут сверчки; толпа в десять рядов собирается у сеток, где Пилч тренируется в работе с битой, или Феликс, подвижный, как давшее ему имя животное[19], подает свои медленные мячи, висящие в воздухе целую вечность.

Иногда мне представляется летний вечер: игроки в белых шляпах гурьбой уходят с поля, сопровождаемые аплодисментами из-за ограждения, и ребятишки мчатся вперед, чтобы поклониться кумирам, в то время как старые хрычи у павильона кричат: «Хорошая игра!» и поднимают пивные кружки. Капитан кидает какому-нибудь восторженному пацану мяч – тот будет всю жизнь хранить эту реликвию, – а счетчик слезает со своего насеста. Длинные тени ложатся на эту идиллическую сцену спортивной жизни старой Англии; судьи вытаскивают из земли шесты, на ветвях распевают пташки, сумерки опускаются на землю, укрывая павильон, опустевшие скамьи и купу ив, притулившихся за овчарней, где Флэши кувыркается в высокой траве с дочкой трактирщика. О да, крикет в наши дни был настоящим крикетом.

За исключением последней сцены, имевшей место в другой раз, все выглядело абсолютно точь-в-точь тем вечером, когда «Джентльмены из Рагби», включая вашего покорного слугу, вышли играть против сливок Кента (против нас ставили двадцать к одному, и то никто не соглашался). Поначалу я опасался полного отчуждения, но большинство моих товарищей по команде вели себя крайне вежливо – чего же еще ожидать по отношению к Афганскому Гектору? – хотя уязвленный Браун был подчеркнуто холоден, как и Брук. Последний в мои юные годы был главой школьников и являл собой гордость Арнольда – требуется ли дополнительная характеристика? Это был стройный, симпатичный парень, он посещал церковь, не имел нечестивых мыслей, был добр к животным и старушкам и стал мичманом на флоте. Что с ним случилось, не имею понятия: надеюсь, он скрылся с украденными казенными деньгами и адмиральской женой и основал публичный дом где-нибудь в Вальпараисо. Они с Брауном вполголоса переговаривались между собой в павильоне, бросая на меня косые взгляды – сокрушались, надо полагать, о грешнике, так и не вставшем на путь исправления.

Потом пришло время выходить на игру. Браун выиграл жеребьевку и выбрал отбивать – это означало, что следующий час я провел у кресла Элспет, стараясь приглушить ее идиотские замечания об игре и дожидаясь своей очереди. Это заняло некоторое время, так как то ли кентцы не слишком настроились на игру, то ли Брук с Брауном оказались лучше, чем представлялось поначалу, только они пережили бешеный вихрь атак Минна, а когда дошло до парней поплоше, начали с изрядной легкостью набирать очки. Хочу отдать должное Брауну – ему удавалось принимать ч-ки тяжелые мячи, а у Брука был отличный удар. Они отразили тридцать мячей до первой сбитой калитки, и другие наши отбивающие оказались не хуже, так что к концу иннинга мы набрали семьдесят очков, и я распрощался со своей благоверной, которая жутко злила меня, обращаясь к соседям с репликами, что ее муж скоро покажет себя, ведь он такой сильный и ловкий. Я заглянул в павильон, схватил принесенную прислужником кружку эля, но едва успел пригубить, как сбивают еще две калитки, и Браун говорит:

– Тебе выходить, Флэшмен.

Взяв стоявшую у флагштока биту, я стал прокладывать путь сквозь толпу, с любопытством взирающую на нового игрока, и вышел на траву. Если вам приходилось участвовать в этом, то вы не забудете тишину, пока идете к калитке, расположенной так далеко; иногда раздаются жидкие хлопки и выкрики: «Давай, приятель!» Вокруг веревок ограждения располагается еще какая-то часть зрителей, а полевые занимают свои места, едва удостоив тебя взгляда. Мне все это было знакомо, но когда я перешагнул через канаты и поднял глаза, «Лордс» воистину поразил меня. Вокруг просторного поля с изумрудной травой, ровного как бильярдный стол, собралась огромная масса народа – рядов десять – а за ними плотно, колесо к колесу, расположились экипажи, битком набитые леди и джентльменами. Вся эта орда притихла и ждала; солнечные лучи бликовали от тысячи очков и биноклей, нацеленных на меня, – это дь-ски нервировало на столь открытом месте, мой пузырь вдруг оказался переполненным, и мне очень захотелось вернуться назад, под сень гостеприимной толпы.

Вы, наверное, сочтете странным, что это волнение не отпускает меня и сегодня – как никак, моя трусливая натура переживала и более серьезные потрясения: зулусские импи[20], казачья конница, всадники сиу – все на свой лад старались нарушить нормальную работу моего кровообращения и нервной системы. Но тогда я на сцену выходил не один, да и страх тот совсем другого рода. Незначительные на вид испытания зачастую бывают так тягостны, потому что ты знаешь, что от них никак не отвертеться.

Продлилось это ощущение не долее секунды – я сглотнул и, помедлив, шагнул вперед. И случилось удивительное. По рядам людей пробежал ропот, затем он усилился до крика и превратился вдруг в оглушительный рев: казалось, что сама земля задрожала. Леди повскакали с мест, размахивая платками и зонтиками, мужчины кричали «ура» и размахивали шляпами, подпрыгивая в своих экипажах; и посреди этого гомона духовой оркестр грянул «Правь, Британия!», и я понял: они не нового игрока приветствуют, а чествуют героя Джелалабада. От изумления меня буквально зашатало. Тем не менее я овладел собой, вскинул в ответ свою белую биту сначала направо, потом налево и поспешил к своей калитке, как и подобает скромному герою.

15

Слип – полевой игрок, располагающийся сразу за калиткой с целью перехватить мяч.

16

Твистер – крученая подача.

17

Джеймс Дарк много лет являлся смотрителем поля «Лордс».

18

Стив Слаттер – более сорока лет работал в обслуживающем персонале «Лордс».

19

Феликс – намек на сходство имени с латинским felis (кошка).

20

Вооруженные отряды зулусов.