Страница 24 из 32
Ли, судя по его виду, уже справился со своим недавним смятением, во всяком случае, говорил он теперь почти спокойно.
— Когда мне позвонила мисс Олбени и назвала себя, я не сразу вспомнил, кто это. Полиции я солгал, когда заявил, что встречался с ней в Лондоне. Я это выдумал, чтобы обосновать, почему пришел по ее приглашению в чужой дом и еще неизвестно зачем. Она напомнила, что мы жили в одном отеле в Альпах, и попросила вечером прийти в дом Патрика Карлайла. Я отказался, потому что не желал поддерживать с ним никаких отношений. Тогда мисс Олбени сказала, что знает, кто убил сэра Роджера. Для меня ее заявление прозвучало, как удар грома, ведь когда он погиб, кроме нас троих, там никого не было. Сказать большего мисс Олбени не пожелала. Я обещал прийти. Она попросила меня привести и мистера Уиллиса — я ответил, что не знаю ни его адреса, ни телефона. В доме Карлайлов я видел ровно столько же, сколько и вы, мистер Бэрридж, однако я-то знал, зачем мы там собрались! Поэтому, когда мисс Олбени и мистера Гловера отравили, я сразу понял, чьих рук это дело. Разумеется, она не сказала Патрику заранее, что собирается разоблачить его, однако по составу приглашенных ему было нетрудно догадаться, о чем пойдет речь.
— У вас есть какие-либо предположения, каким образом он подсыпал им яд?
— Нет. Но ведь кто-то, бесспорно, это сделал, а причины для убийства были только у него. Мистер Гловер заблуждался относительно леди Камиллы. Вероятно, мисс Олбени невзначай бросила фразу, которой он после ее смерти придал чересчур большое значение. Разумеется, если бы леди Камиллу признали виновной, мы сказали бы правду, но ее оправдали.
— Я чувствовал себя виновным в смерти мисс Олбени, — заговорил снова Кроуфорд, — Если бы я тогда, в Альпах, повел себя так, как следовало, Патрик Карлайл был бы осужден, и мисс Олбени осталась жива. Однако она уже была мертва, и я снова промолчал, а из-за меня и Альберт. Если бы я знал, что мисс Олбени не последняя жертва Патрика Карлайла! Потом он застрелил свою жену, ловко воспользовавшись показаниями мистера Гловера, чтобы представить ее смерть как самоубийство. Наверно, она тоже что-то узнала. Например, он мог во сне сказать нечто, вызвавшее у нее подозрения, она задала вопрос, а он перепугался и застрелил ее. После этого я решил его убить. Понимаете, мистер Бэрридж, я должен был выбрать одно из двух: или сообщить обо всем в полицию и при этом лишиться наследства и погубить своего отца, не говоря уже о тех неприятностях, которые ждали нас с Ли за ложные показания, или убить его самого. Оставлять его на свободе нельзя хотя бы потому, что он может убить еще кого-нибудь, скорее всего мистера Гловера, раз тот выжил после отравления. Я выбрал второе и дважды звонил ему, чтобы назначить встречу, но он не подходил к телефону, и тогда я послал письмо. Мистер Бэрридж, скажу честно: мне жаль, что вы нам помешали. Он убил трех человек, и я застрелил бы его со спокойной совестью.
У входа в беседку шевельнулась неясная тень.
— Да, я их всех убил, — сказал Патрик, выступая вперед. — Роджера — потому что мне были нужны его деньги, а Луизу и Камиллу - потому что они догадались. — Его лихорадочно блестевшие глаза остановились на лице Бэрриджа, — Вас я тоже хотел убить, вы задавали слишком много вопросов. Не смотрите на меня так! — крикнул он, затем пошатнулся, схватился обеими руками за резной столб беседки и медленно сполз на землю, бормоча:
— Я убил, убил, убил...
Глава XI
Патрик Карлайл лежал на земле без сознания, уткнувшись лицом в примятую траву. Старания Бэрриджа привести его в чувство успеха не имели.
— Нам надо уходить отсюда и побыстрее, — сказал доктор, выпрямившись. — Где ваша машина?
— Мы оставили ее там. — Кроуфорд махнул рукой в сторону площадки для гольфа,
— Мистер Ли, помогите мне втащить его в машину. — Бэрридж кивнул на неподвижно лежащего Патрика.
Когда Патрика уложили на заднее сиденье его "ягуара", Бэрридж окинул взглядом "мерседес", на котором приехал он сам, а затем обратился к стоявшему рядом Кроуфорду:
— Что у вас с рукой?
— Ничего серьезного. Я могу вести машину, — ответил тот, поняв ход мыслей Бэрриджа. — Ли сядет в эту, а я поведу свою. Не стоит ничего здесь оставлять. Куда вы поедете?
— В дом Карлайлов. И вы тоже. — Кроуфорд нахмурился и хотел было возразить, но Бэрридж опередил его: — Вам все равно придется обратиться к врачу, и лучше этим врачом буду я. Наличие огнестрельной раны надо как-то объяснять, особенно если там обнаружится застрявшая револьверная пуля. Если вы не хотите лишних осложнений, поезжайте за мной.
Гарольд Кроуфорд молча сел в машину. По дороге Бэрридж остановился возле телефона, позвонил знакомому лондонскому хирургу и, дав адрес Патрика, попросил привезти инструменты и кое-какие медикаменты; кроме того, он позвонил в дом Карлайлов и велел снявшей трубку горничной немедленно вызвать доктора Рэморни. Когда они приехали, и Рэморни, и чемоданчик с инструментами были уже на месте.
Патрик по-прежнему находился в глубоком обмороке. Бэрридж предупредил Рэморни, что, когда тот придет в себя, следует ждать самого худшего. Рэморни начал задавать вопросы, однако Бэрридж прервал его, во-первых, потому что не хотел говорить всей правды, а во-вторых, потому что у него просто не было времени на разговоры: входя в дом, он заметил, что у Кроуфорда рукав пальто намок от крови, и понял, что рана серьезней, чем он думал, основываясь на том, как Кроуфорд держался.
— Я выстрелил на редкость удачно, — заметил Бэрридж после того, как извлек действительно застрявшую в ране пулю. — Повреждены только мягкие ткани, кости целы.
— Благодарю вас, а теперь я поеду к себе.
— Вы потеряли много крови, и вам сейчас нельзя никуда ехать.
— Меня отвезет Ли.
— Я категорически против, — решительно заявил Бэрридж, — причем по двум причинам. Первая: вам необходимо немедленно лечь в постель, а завтра утром я посмотрю, как ваше плечо, и тогда решим, как быть дальше.
— Я не желаю ночевать в этом доме, — упрямо сказал Кроуфорд.
— Вы меня не дослушали! Вторая причина такова: прежде чем всем нам расстаться, следует внести в это дело полную ясность.
— По-моему, яснее уже некуда!
— А вот мне пока еще не все ясно, — задумчиво произнес Бэрридж. — К примеру, зачем Патрик выбрал самую толстую веревку, если намеревался ее перерезать? Логичнее было бы взять, наоборот, потоньше, чтобы создать видимость, будто она сама лопнула.
— Возможно, когда мы уходили из отеля, он еще не собирался убивать. Роджер держался с ним очень холодно, потом между ними что-то произошло, и он перерезал веревку. К чему теперь эти разговоры? Он же сознался, что убил Роджера, и даже назвал причину: деньги. Что еще вам нужно? Однако раз вы настаиваете, я останусь здесь до завтра, хотя не вижу в этом никакого смысла.
Бэрридж промолчал. Через полчаса он постучал в смежную со спальней Патрика комнату, где расположился доктор Рэморни.
— Что вам угодно? — осведомился тот ледяным тоном.
— Для начала я хотел бы узнать, каково состояние Патрика.
— Он спит, — коротко ответил Рэморни.— После ваших слов я решил, что будет лучше, если обморок сразу перейдет в сон. А теперь, может быть, вы все-таки объясните мне, что произошло?
— Позвольте сначала задать вам один чисто профессиональный вопрос. Скажите как психиатр, считаете ли вы Патрика Карлайла полностью ответственным за свои поступки?
— Я не обязан вам отвечать, — холодно ответил Рэморни.
— Вы хотели знать, что произошло. Так вот, доктор Рэморни: Патрик Карлайл признался, что убил Роджера Карлайла, Луизу Олбани и свою жену, — сказал Бэрридж. — Если вы передумаете и решите, что нам есть о чем поговорить, я к вашим услугам. Спокойной ночи, доктор Рэморни.
В своей комнате Бэрридж устроился полулежа в кресле. Сигарный дым витал над головой, расползаясь по комнате. Бэрридж открыл окно и облокотился о подоконник. Шум большого города был почти не слышен, поскольку особняк Карлайлов располагался на одной из самых тихих улиц Лондона. Глубоко задумавшись, Бэрридж не ощущал ночной прохлады. Наконец сильный порыв ветра заставил его закрыть окно, и он снова уселся в кресло. Через некоторое время он вдруг вскочил, ринулся к телефону, набрал номер своей больницы и попросил позвать доктора Уоррена.