Оберег волхвов

О согласии со стороны Бериславы Глеб не думал, ибо не раз уже слышал от нее лукавые и откровенные намеки.

Едва князь вошел в дом, как на него с разбега налетел Иванко — сын Тимофея и Завиды. Это был шустрый и своевольный подросток, не терпевший, когда ему в чем-то отказывали. Его излюбленными развлечениями было по всякому поводу толкать слуг и холопов, командовать соседскими ребятишками, а также стрелять из рогатки по птицам. Сейчас он несся во двор с луком и колчаном — видимо, там затевалась игра в половцев. Глеб едва увернулся, чтобы не наткнуться на стрелу, которой Иванко размахивал во все стороны.

— А, князь-жених! — закричал бойкий отпрыск Завиды, прыгая вокруг Глеба. — Сестрица Анна сегодня в Киев приехала, но до Троицы будет жить в монастыре. Батюшка сейчас туда пошел. А ты правда на ней женишься? И спать вы будете вместе?

— Ты еще слишком мал, чтоб интересоваться такими делами, — недовольно проворчал Глеб, направляясь в горницу.

— А сестрица Анна полоумная! — закричал ему вслед Иванко. — И все наследство мне достанется, а не ей!

Навстречу Глебу вышла Завида и, лукаво прищурившись, спросила:

— Какая забота тебя гнетет, добрый молодец?

Он не мог понять, как это она с порога угадала его смятение, и уже в который раз подумал о том, что Завида все-таки немного ведьма. И, может быть, Берислава тоже. «Ну что ж, если она и ведьма, то, во всяком случае, очень привлекательная, в отличие от своей сводной сестры», — подумал Глеб про себя, а вслух сказал:

— Умна ты, Завида. Наверное, сама обо всем догадалась. Видел я сегодня ту, которую мне прочат в невесты.

— Неужели? Да где ж ты мог ее видеть? Ведь она из монастыря в монастырь перебралась, скрытно от всех живет.

— Вот когда переезжала, по дороге я ее и видел.

— Да, может, это вовсе и не она была.

— Не лукавь, Завида. Все знают, что она. В точности такая, как о ней говорят. Дурные слухи оказались правдивы.

— Ну, если так… — вздохнула Завида и отвернулась к окну. — Не знаю, княжич, какова она. Я ее давно не видела. В детстве Анна и правда была неказистой и глуповатой, но я думала, что она с годами выправится, перерастет.

— Как досадно! — Глеб в сердцах бросил свою шапку на стол. — Если б я знал, что у боярина Тимофея может быть такая дочь… Сам-то боярин — мужчина видный, да и первая жена, говорят, была ему под стать.

— Елена была такая набожная, что даже в постели, наверное, думала о святых мучениках. Как это она еще вышла замуж! Ведь они с Евдокией считали плотскую любовь греховной. Вот Анна и родилась похожей на смертный грех. А ум у нее — как у тех юродивых и блаженных, которым ее мать и тетка любили раздавать милостыню.

— Ладно уж, не богохульствуй, Завида. Лучше помоги мне выпутаться из этой истории.

— Чем же я могу тебе помочь? Может, дать тебе приворотного зелья, чтобы ты полюбил Анну, какая бы она ни была?

— Упаси Бог! — поежился Глеб, услышав коварное предложение Завиды. — Хочешь сделать меня посмешищем? Нет, мне от тебя другая помощь нужна. Лучше дай приворотное зелье той девушке, которую я люблю и хотел бы назвать своей невестой.

— А есть такая? И где же она?

— Совсем близко. Это твоя дочь. Я с первого дня полюбил Бериславу.

— Но говоришь об этом только сейчас, когда увидел Анну?

— Клянусь, не в том дело! — Глеб, когда хотел, мог говорить со страстью и вдохновением. — Даже если бы Анна была красавицей и разумницей, я бы все равно на ней не женился, потому что люблю Бериславу. Никто, кроме нее, мне не нужен. Завтра я должен ехать к дядюшке, но не могу этого сделать, пока не назову Бериславу своей невестой.

— Значит, даже если бы Анна была красавицей и разумницей… — нараспев повторила Завида. — Что ж, я рада это слышать, потому что Берислава тоже любит тебя и ни на кого другого не променяет.

— Правда? Обрадовала ты меня, госпожа. Вот если бы и боярин Тимофей согласился выдать за меня Бериславу…

— А ты скажи ему о своей любви так, как сказал мне. Но ни в коем случае не говори, что уже видел Анну.

Это Глеб и сам понимал. Дальнейшие события в доме происходили быстро и как бы независимо от него. Завида сообщила дочери о предложении Глеба, и Берислава, потупив взор, ответила радостным согласием. Потом пришел боярин, и Глеб сказал ему все так, как собирался. Тимофей долго молчал, чувствуя безмерное разочарование. Ведь совсем недавно княжич уверял его, что не помышляет об иной невесте, кроме Анны. Только что, увидевшись в монастыре с дочерью, боярин намекнул ей, что скоро она познакомится с будущим женихом. И вот, оказывается, он поторопился: жениха у Анны больше нет. А если и будет, то не этот облюбованный боярином племянник его друга, а кто-нибудь другой, незнакомый.

Встревоженная долгим молчанием Тимофея, Завида поспешила вмешаться. Своим певучим грудным голосом она стала на разные лады объяснять мужу, что грешно разлучать влюбленных, ибо сам Бог вкладывает в сердца людей любовь. Боярин подумал о том, что иную любовь и страсть посылает людям не Бог, а дьявол, но промолчал. Потом Завида говорила, что Анна еще встретит своего суженого, а Глеба она не знает и вряд ли полюбит его так же сильно, как полюбила Берислава; что Анна воспитана в монастыре, а потому ей нужен в мужья не такой щеголь и гуляка, как Глеб, а человек смирный, набожный — ей под стать. Завида говорила долго, убедительно, уставившись пристальным взглядом в лицо боярину. И постепенно Тимофей сникал под огнем ее кошачьих глаз и уже не мог противиться доводам, которые в устах Завиды звучали, как заклинания ворожбы. Так, незаметно для себя, боярин дал свое благословение на брак падчерицы с племянником Чудиновича.

За обедом Берислава была по-особому оживлена, громко смеялась и в открытую обнимала Глеба. Княжичу, хоть он и сам не отличался скромностью, порой становилось неловко от чрезмерной откровенности невесты. Любезничая с Бериславой, он мечтал о свидании с другой девушкой, прикидывал, под каким предлогом вечером уйти из дому.

Еще Глеба немного тревожило предстоящее объяснение с дядей. Конечно, он употребит все свое красноречие, чтобы убедить Ивана Чудиновича, но все-таки кто знает, не разгневается ли тот.

К удивлению Глеба, Завида вдруг тоже заговорила о том, что надо поскорее навестить больного дядюшку и все ему рассказать. Глеб думал, что Берислава будет всячески удерживать его в Киеве, но она согласилась с матерью: дескать, не следует откладывать поездку в Теребовльское княжество.

Быстро прикинув в уме возможные выгоды от такого поворота событий, Глеб заявил, что в дорогу отправится завтра, а сегодня вечером пойдет к знакомому лекарю, который обещал приготовить снадобья для Чудиновича. Про себя Глеб уже решил, что уедет из Киева не завтра, а дня через два, но в доме у Раменских об этом никто не должен знать. Глеб тайком поживет где-нибудь за городом, чтобы встретиться с Надеждой. И если добьется ее любви и обещания ждать, о, тогда… Сердце легкомысленного княжича замирало от сладкого предчувствия. И хотя в глубине души он понимал, что права была Евпраксия, запрещавшая ему искушать невинную девушку, — все же не мог отказать себе в удовольствии сорвать и присвоить еще один полураспустившийся цветок.

Завида и Берислава, желая закрепить успех, сразу же сообщили о сватовстве Глеба великому князю и другим знатным людям. Тут же был приглашен священник, благословивший обручение молодой пары. Глеб едва успел освободиться от всей этой кутерьмы, чтобы не опоздать на свидание к Надежде. Поскольку считалось, что он идет к лекарю, никто не стал его удерживать. Правда, Берислава хотела пойти вместе с ним, но Глеб заявил, что этот лекарь — очень странный отшельник и не пускает в свой дом женщин.

Глеб ушел, а Завида с Бериславой на радостях даже забыли послать за ним слежку. Через некоторое время Завида все же призадумалась о странном лекаре, которого сама она почему-то не знает, и решила в ближайшие дни непременно выяснить, кто он и откуда.

Глеб пришел в условленное место и уселся под кряжистым дубом, поглядывая то на блестевшую в последних отблесках заката гладь Днепра, то на дорогу, по которой должна была прийти Надежда.