Без вести пропавшая

– Просто скажите мне, что вы делали, сэр, вот и все.

– Я сел в задней части зала – сознательно – и я ушел рано. Как вы и сказали, это было около половины десятого, или, возможно, немного раньше.

– Вы пошли к Бэйнсу? – Эйкам кивнул. – Почему вы пошли? Чтобы увидеть его?

– Я не знаю, на самом деле. Мне было немного скучно на конференции, а Бэйнс жил довольно близко. Я думал, пойти и посмотреть, был ли он дома, и попросить его выпить со мной. Это ведь всегда интересно поговорить о старых временах, вы знаете такие вещи – что происходит в школе, кто из сотрудников был все еще там, кто уволился из школы, что они делают. Если вы понимаете, о чем я.

Он говорил свободно и легко, и если и был лжецом, то держался, как показалось Moрсу, довольно естественно.

– Ну, – продолжал Эйкам, – я пошел туда. Я немного спешил, потому что знал, что пабы закроются в половине одиннадцатого. Выпил по пути, и было около десяти к тому времени, когда я добрался туда. Я бывал у него раньше, и подумал, что он должен быть дома, потому что в гостиной горел свет.

– Были занавешены шторы?

Впервые с тех пор, как они разговоривали, Морс повысил голос. Эйкам на мгновение задумался.

– Да, я почти уверен, что были.

– Продолжайте.

– Ну, я подумал, как я сказал, что он должен быть дома. Так что я постучал довольно громко два или три раза в дверь. Но он не ответил, или, по крайней мере, он, казалось, не слышал меня. Я думал, что он мог бы быть в гостиной, возможно, с включенным телевизором, так что я подошел к окну и постучал по нему.

– Вы бы могли услышать телевизор? Или увидеть его?

Эйкам покачал головой; и для Морса все это начало звучать как пластинка на проигрывателе, с застрявшей иглой в канавке. Он точно знал, что будет дальше.

– Это забавная вещь, инспектор, но я почувствовал себя немного испуганно – как будто я был своего рода нарушителем границы и не должен был находиться там вообще; как если бы он знал, что я был там, но не хотел меня видеть... Во всяком случае, я вернулся к двери и постучал еще раз, а затем я приложил голову к двери и громко позвал его по имени.

Морс стоял совершенно неподвижно, и задал свой следующий вопрос с осторожностью. Если он ожидал получить свою порцию информации, он хотел, чтобы она исходила от самого Эйкама, без ненужных подсказок.

– Вы приложили голову к двери, вы говорите?

– Да. Я просто чувствовал, что он был там.

– Почему вы так считаете?

– Ну, был свет в гостиной и...

Он заколебался на мгновение, и, видимо, откопал в голове какое-то мимолетное, наполовину забытое впечатление, которое вызвало это чувство.

– Вспомните внимательно, сэр, – сказал Морс. – Просто представьте себя там снова, вы стоите у двери. Не торопитесь. Просто представьте себя там. Вы стоите там на Кемпийски-стрит. В прошлый понедельник вечером...

Эйкам медленно покачал головой и нахмурился. Он ничего не сказал в течение минуты или двух.

– Видите ли, инспектор, у меня просто возникла идея, что он был где-то рядом. Я почти знал, что был. Я думал, что он, может быть, просто выскользнул куда-то на несколько минут, так как...– Он повернулся к Морсу, и продолжил быстро. – Да это оно. Я вспомнил. Я помню, почему я думал, что он должен быть там. Это был не только свет в окне гостиной. Там был свет в прихожей, потому что входная дверь была открыта. Не широко открыта, а была приоткрыта, как будто он только что выскользнул и вернется в любую секунду.

– А потом?

– Я ушел. Его там не было. Я просто ушел, вот и все.

– Почему вы не сказали мне все это, когда я звонил вам, сэр?

– Я был напуган, инспектор. Я был там, не так ли? И он, вероятно, лежал там все это время – убитый. Я был напуган, я действительно был... а вы не были бы?

Морс поехал в центр Кернарфона и припарковал автомобиль рядом с пристанью под высокими стенами изящного замка эпохи Эдуарда I. Он нашел китайский ресторан поблизости, и жадно проглотал восточный обед, который поставили перед ним. Это был его первый прием пищи за последние двадцать четыре часа, и он временно выбросил все остальное из головы. Только за кофе он позволил своему беспокойному мозгу ухватиться за дело еще раз; и к тому времени, как он допил свою вторую чашку кофе, он пришел к твердому выводу, что (независимо от невероятного объяснения причин, которые привели их к месту убийства), как миссис Филлипсон, так и Дэвид Эйкам рассказали ему правду, или нечто близкое к правде, – настолько совпадали их показания о посещении дома на Кемпийски-стрит. Их рассказы о том, что произошло там, были так ясны, так взаимно дополняли друг друга, что он чувствовал, что он должен верить, и что будет им верить. Это, например, о двери, которая была слегка приоткрыта, – точно так, как миссис Филлипсон оставила ее, прежде чем запаниковала и умчалась к освещенной улице. Нет. Эйкам не мог бы сделать это до нее. Конечно же, нет. Если не... Это был второй раз, когда он квалифицировал свои выводы этим зловещим словом «если»; и это беспокоило его. Эйкам и миссис Филлипсон. Была ли какая-либо связь вообще между этой невероятной парой? Если связь была, то она должна была возникнуть в какой-то момент в прошлом, в какой-то момент раньше, чем два года назад, в школе «Роджер Бэкон». Могло ли быть что-то? Это была идея, во всяком случае. Тем не менее, выезжая с автостоянки, он решил в итоге, что это была паршивая идея. Перед замком он обозрел статую, возведенную не иначе, как в честь почетного гражданина Кернарфона (Ллойда Джорджа, не меньше), и, когда он выехал на дорогу к Кейпел-Кериг, его мысли были запутанны и хаотичны, как гнездо сороки.

Он остановился на короткое время на перевале Лланберис, и посмотрел на маленькие фигурки альпинистов, заметные только по их ярко-оранжевым курткам, раскиданным на заоблачных высотах отвесных горных граней, которые возвышались массивами над дорогой с обеих сторон. Он чувствовал глубокую благодарность судьбе за то, что каковы бы ни были трудности, связанные с его собственной работой, он был избавлен от риска вертикального падения и верной смерти на скалах далеко, далеко внизу. Тем не менее, по-своему, Морс знал, что у него тоже был свой пик, и хорошо знал ликующее волнение от покорения вершины. Так часто есть только один путь вперед, только один. И когда один маршрут оказывался совершенно невозможным, нужно было искать такую же невозможную альтернативу подъему на поверхность скалы, чтобы избежать тупика, и подтягивать себя кропотливо до следующего уступа, и снова следовать единственным путем.

После смерти Бэйнса, Морс рассмотрел лишь небольшую группу вероятных подозреваемых. Убийца мог, конечно, быть кем-то, совершенно не связаным с делом Вэлери Тэйлор; но он сомневался в этом. Итак, их было пятеро, и теперь он чувствовал, что шансы против миссис Филлипсон и Дэвида Эйкама значительно увеличились. Оставалась пара Тэйлоров, и сам Филлипсон. Пришло ему время попытаться собрать воедино факты, (многие из них были очень странными), которые он почерпнул об этой троице. Убийца должен быть одним из них наверняка; ибо он был убежден теперь, что Бэйнс был убит перед визитами миссис Филлипсон и Дэвида Эйкама. Да, это был единственный факт, с которого можно было начинать. Он ухватился за твердый факт обеими руками, качнулся и закинул себя на более высокий уступ, и обнаружил, что с этой точки зрения, вид оказался совсем иным.

Он проехал Кейпел-Кериг и там повернул направо на A5 в направлении Лланголлена. И когда он проезжал его, перед ним начал складывться узор. Он должен был увидеть его раньше; но с показаниями миссис Филлипсон и Эйкама после нее, ему стало почти по-детски легко теперь сложить из частей совершенно иной узор. Одна за другой они вставали на свои места с простой неизбежностью. Все дальше и дальше он ехал на высокой скорости, проходя Шрусбери, через Дэвентри и Банбери. Было уже почти 8.00 вечера, и Морс почувствовал последствия долгого дня; и когда он выезжал с окраины Банбери, встречный автомобиль замигал ему фарами. Он понял, что дрейфует опасно близко к центру дороги, и выдернул себя в испуганное бодрствование. Он решил не допускать, чтобы его концентрация дрогнула хоть на один сантиметр, открыл боковое окно и, глубоко вдохнув прохладный ночной воздух, запел скорбным баритоном, снова и снова, первый и единственный куплет, который мог вспомнить из «Lead, Kindly Light»[30]. Он поехал прямо домой и запер гараж. Это был долгий день, он надеялся, что хорошо заснет.

30

Церковный гимн, автор которого кардинал Джон Генри Ньюман (1801-1890) – был заметным деятелем литературного мира и крупной религиозной фигурой Викторианской эпохи.