Страница 15 из 17
– Тама… на плацу… – ответили мне лениво.
– И что он там делает?
В глаза рабочих стало возвращаться осмысленное выражение.
– Вот-вот… – сказал я, видя, что до них стало что-то доходить. – Бегом!
Только инженер остался на бруствере, выпуская сизый дым в чистое небо.
– Нельзя так издеваться над людьми, – заявил он мне осуждающе.
– Значит, по-вашему выходит, что солдаты империи, слуги императора – не люди? – переспросил я его.
– Я этого не говорил… – буркнул он, втыкая бычок в бруствер.
– Но подразумевали, раз сделали такое тяжелое орудие. Не соответствующее заявленным задачам его использования.
– Чем кончилось учение? – участливо спросил незаметно подошедший к нам на позицию майор Многан.
Из-за его спины любопытствовал лейтенант Щолич.
– Ничем, господин майор, – ответил я начальнику полигона. – Осмелюсь доложить, что полковая передельная пушка нового образца испытания не прошла.
– Да мы же из нее ни разу еще не выстрелили! – возмущенно вскочил на ноги инженер.
– Вот именно, – ответил я ему. – А должны были открыть огонь еще пятнадцать минут назад. Так что возвращайтесь на завод. Новое техническое задание на полковую пушку вы получите обычным порядком. И помните, ваш главный враг – вес пушки. Снизить его вдвое без потерь прочности ваша задача. На то вас, инженеров, считать учили.
И повернувшись к Многану, заявил:
– Господин майор, вам не кажется, что настало время обеспечить заводы кадрами военных представителей, хотя бы из увечных офицеров по ранениям не пригодных к службе в строю, но имеющих опыт современной войны?
А только потом уже была пьянка. И кажется, не у нас одних.
8
Утром побудку на полигоне устроил не горнист, а рев и паровозные свистки тяжелых паровых тягачей. Это вместо прокуратуры неспешным ходом прибыли на полигон три больших рутьера и притащили на буксире пару модернизированных длинных шестидюймовок. И прицеп со снарядами к ним.
Выглядели эти пушки несколько архаично на своих высоких клепаных лафетах с узкими спицованными колесами. Толстый ствол не менее тридцати калибров длиной имел форму узкой бутылки. Никакой защиты расчета не предусмотрено. Зачем, если они стреляют с расстояния, куда даже шальные пули не долетают.
На прицепе, прямо на ящиках со снарядами притулились, опершись на борта, два десятка невыспавшихся армейских канониров. Бедные солдатики небось все ягодицы о жесткие ящики себе отбили, пока двадцать километров к нам шкандыбали по ухабам. Ночью.
Офицеры занимали мягкие места в открытых кабинах тягачей, рядом с механиками.
Все это выкатилось на полигонный плац, встало в аккуратный рядок, и рутьеры совсем по-паровозному дружно выпустили последний пар, как бы с облегчением обозначив: все, конец пути.
– Вот только вас мне тут и не хватало, – со злобой выговорил наспех одетый Многан командовавшему всей этой паровой ордой капитану. – Очень уж вы не вовремя приехали, братцы.
– Господин майор, – возразил ему огромный, похожий на гризли командир прибывшей команды, – у меня предписание. Согласно ему я и явился всего лишь на час раньше указанного срока. Для этого мы всю ночь катались по вашему проселку. И до города добраться надо было по железке. Пока разгрузились на вокзале, пока пары развели, доехали… Скорость-то у нас не больше пешехода. В каждой пушке двести пудов, между прочим.
– Ладно… – примирительно сказал Многан. – Пока прокурор не приехал, пошли чаю глотнем и дадим команду на размещение ваших орлов и постановку их на довольствие.
И они скрылись в штабной избе, хлопнув дверью.
А я, несмотря на похмелье, с интересом рассматривал рутьеры – эти паровозы проселочных дорог. Было в них что-то такое… Завораживающее. Романтичное. Как и в самих паровозах. Чего никогда не ощущалось даже от самого красивого автомобиля с двигателем внутреннего сгорания.
– Вы будете Савва Кобчик? – спросил меня офицер, застегнутый в черную кожанку без знаков различия. Раньше хоть ворот с петлицами из таких курток выпирал, а сейчас при новом полевом обмундировании погон под кожей не видно. Только кортик из-под полы кожана болтается.
– Так точно, – согласился я. – С кем имею честь?
– Лейтенант лейб-гвардейского дивизиона артиллерии особого могущества Атон Безбах. Командирован его величеством на должность заместителя командира по артиллерийской части бронепоезда «Княгиня Милолюда». Вот мои бумаги.
Лейтенант был явно с отогузской кровью. Крепок. Невысок. Черняв. Кареглаз. На огемца он совсем не похож. Полагаю, больше на местных смахивал.
– И как будем делить командование, лейтенант? – спросил я его, рассматривая документы.
Вопрос с подчиненностью в моем положении очень серьезный, так как гвардейский лейтенант приравнивается к армейскому капитану и может при желании качать права о старшинстве чинов. Тогда коту под хвост вся служба… если не хуже. Вместе с котом в кобылью щель.
– Вы руководите боем и показываете мне, куда стрелять, я рассчитываю и стреляю, – ответил он. – На разницу в чинах его величество особо рекомендовал не смотреть. И не чиниться с вами. Командир – вы. Я подчиненный.
– Рецкий язык знаете?
– Так… пару фраз… и те неприличные, – смущенно улыбнулся он.
– А у нас один броневагон рецкими горными канонирами будет оснащен. Такие вот пироги, господин лейтенант. И не изменить этого – большая политика вмешалась.
– Засада, – покачал он головой. – А у вас как с рецким?
– Хорошо у меня с рецким. Я сам рецкий горец с горы Бадон, – улыбнулся я его непониманию. – У нас там не все радикальные блондины, бывают и такие, как я. – И резко поменял тему: – Вот что я подумал, лейтенант… Горцев поставим на знакомые им трехдюймовые системы, а вот на броневагон с четырехдюймовыми гаубицами набирайте экипаж сами. Справитесь?
– Куда я денусь, господин флигель-адъютант? – улыбнулся он. – Можно отбирать из госпиталей? Или только с маршевых лагерей?
Вот так вот… когда ко мне хотят проявить уважение, то кличут адъютантом, намекая на то, что это звание придворное. А когда хотят поставить на место, то тычут в лицо фельдфебельством. Вот она двойственность моего статуса. Во всей красе.
– Можно… Из госпиталей даже предпочтительней, так как люди там пороха уже понюхали. Нам это важно. Стрелять по нам будут больше, чем по пехоте в окопах. И еще… чтобы не чиниться… называйте меня вне строя и в боевой обстановке коротко: «командир». А когда наедине или вне службы, то просто Савва.
– Тогда я для вас – Атон, – протянул он правую ладонь. – Мы почти ровесники.
И мы крепко пожали друг другу руки.
Вроде сработаемся. Ладонь у него сухая, крепкая, пожатие без дурацких нажимов, типа «я все равно сильней тебя буду».
– Разрешите курить, командир? – и улыбается, засранец.
– Курите, – разрешил я, игнорируя подколку. – Только отойдем в курилку. Не будем подавать солдатам плохой пример.
Не успел Безбах раскурить свою большую трубку, как за нашими спинами раздался знакомый голос, но с незнакомыми просительными интонациями:
– Господа, можно к вам присоединиться?
– Не занято, – ответил лейтенант, окутываясь медовым дымом с приятными оттенками запаха сушеного чернослива.
Заводской инженер зашел в курилку, сел на противоположную от нас лавку, вынул папиросу, постучал ею по портсигару, но закуривать не стал. Повел дозволенные речи.
– Господин флигель-адъютант, – обратился он ко мне, – я тут подумал над тем, что вы вчера говорили… и вот что мне пришло в голову. На заводе есть немного недоделанная горная гаубица, от которой отказалась армия только потому, что ее люлька непригодна для вьючки. Но вам же не требуется это орудие разбирать и вьючить. Вам надо его руками катать по полю. Соответственно неразъемное орудие будет крепче, и вес его будет меньше. Там, правда, четыре дюйма калибр, но уменьшить его до трех несложно.
– А сколько весит эта гаубица? – спросил я.