За чудесным зерном

— Это вполне правдоподобно, — заметил Клавдий Петрович, — вероятно, он возобновил существовавшую раньше сеть оросительных каналов.

— В том-то и штука, Клавдий Петрович, что он не восстанавливал старых каналов. Ведь вода из горных рек не могла бы пересечь Такла-Макан: она высохла бы, испарилась, исчезла бы!

— Что же он придумал? — спросил Костя.

— Он придумал необычайную для того времени вещь, которая, по-моему, была еще удивительнее, чем знаменитый канал Хаммураби[4]. Он провел воду с Куэн-Луньского хребта, через трубы под землей, так что вода текла по ним, не испаряясь. Эти трубы протянулись через всю страну. Конечно, это не сразу сделали, а в течение долгого времени, шаг за шагом. Где потребовалось, поставили водонапорные башни. Вождь народа Аджи создал первый в мире водопровод.

— Вот это здорово! — ахнул Костя.

— Покамест воины сторожили границы, все аджинцы — как один человек — выходили на работу, прокладывали трубы… Знаете, точно так же теперь в оазисе Аджи все жители без исключения выходят на поле собирать жатву!

— Постой, постой, — прервал рассказ Иван Викентьевич, — а доказательства у тебя есть, что такой водопровод действительно был? Я ведь знаю, тебе всегда мерещилась техника древнего мира!

Витя покраснел и ответил:

— Нет, я своими глазами видел единственную сохранившуюся водонапорную башню. Это было то «хранилище», в которое ночью зашел Ашур. Хотя этот водопровод звенит и гудит, как вагонные скрепы, — аджинцы тщательно охраняют его: это их последняя опора. А в древнее время, когда были проложены трубы из обожженной глины необычайной крепости (теперешние аджинцы не умеют их делать), от башни к башне под землей струилась вода, и с полей снимали по четыре жатвы в год. Тогда-то аджинцы и разукрасили дворцами свои города.

— Отчего же погиб этот народ? — спросил Костя. — Ведь аджинцам жить бы и жить при таких условиях.

— Да, если бы они были умнее! Вместо того, чтобы завязать сношения с соседними народами, которым, по-моему, тоже не сладко жилось под властью разных царей, аджинцы законопатились в своем государстве и дальше своего носа ничего не видели…

— Это что ж, твой старик Ашур так рассказывал? — спросил Веселов.

— Нет, это я свое мнение говорю. А старик рассказывал, примерно, так. Какой-то завоеватель решил воспользоваться богатствами аджинской страны. Он разбил пограничные отряды и стал продвигаться дальше. Аджинцы вместо того, чтобы организовать оборону и проучить незваных гостей, толпами уходили в глубь страны. Уходя, они разрушали все позади себя. Они выкорчевывали и сжигали растительность, скреплявшую сыпучие пески Такла-Макан, они уничтожали за собой города и — самое главное — разрушали водопровод. Завоеватели не умели исправить повреждений. Они думали не о плодородных полях, а об укреплении своей власти. Они заставляли обращенных в рабство аджинцев не только платить дань, но и строить крепости, в которых размещали свои войска.

— Витя, мы такую крепость видели, правда? Это шестиугольные башни Великого Города?

— Ты, Костя, непременно будешь знаменитым археологом! Ты угадал!

— А что же дальше?

— А дальше было то, что пустыня Такла-Макан стала пожирать страну и отгородила ее от всего мира широкой полосой бесплодных песков. Тогда завоеватели ушли обратно за горы. Только некоторые из них остались по берегам окраинных рек — Хотан-Дарьи, Керьи-Дарьи… И я думаю, что потомки этих завоевателей через тысячу лет и образовали славное Хотанское государство с городом Бурузаном, о котором вы, Клавдий Петрович, нам рассказывали.

— Я решительно горжусь этим мальчиком, — пробормотал профессор. — Он рассуждает более здраво, чем многие мои коллеги в Европе, которые непременно будут отрицать подлинность всех наших находок.

— Ну вот. Я думал, что аджинцы впоследствии вернулись на прежнее место, но Ашур разочаровал меня. Те аджинцы, которые мастерили трубы и строили водопровод, умерли. А их потомки не сумели восстановить водопроводную систему и только кое-где поддерживали то, что сохранилось. Однако, как ни берегли аджинцы остатки своего водопровода, в конце концов, древняя механика постепенно портилась. То в одном, то в другом месте исчезала вода, а за ней исчезали людские поселения. Мало-помалу от государства Аджи почти ничего не осталось, и о нем позабыл весь мир, словно никогда аджинцев и не было на свете…

— Но, Витя, — прервал рассказчика Костя, — ведь аджинцев твоих никто за уши не держал в пустыне. Они могли сто раз переселиться в другое место!

— То же самое и я говорил Ашуру. Я с ним и со всеми остальными жителями оазиса об этом самом спорил до хрипоты! Они — прекраснейшие люди. У них, кроме одежды, которую они носят, чашек, из которых они едят, и хижин, в которых они спят, нет никакой частной собственности. Они вместе работают, сообща пользуются земледельческими орудиями. (А орудий в Аджи — ох, как мало! Иван Викентьевич, надо бы им хоть какой-нибудь плужок доставить, а то они деревяшками землю ковыряют…). Так вот я говорю: живут они коммуной, но уж очень печально и нищенски живут. Под боком у них дворцы, а они ютятся в землянках и едва кормятся. А с места боятся двинуться, боятся голос подать о себе, чтоб их кто-нибудь не завоевал, не обратил в рабство. От дедов к внукам тысячи лет под ряд переходит наказ: жить в неизвестности и независимости. Только раз в тридцать или сорок лет они выезжают на разведку, узнать, не переменилась ли жизнь, не исчезли ли богатые и бедные, не сравнялись ли люди…

— Должно быть, Мирзаш в молодости и встретил таких разведчиков?

— Должно быть. Я спрашивал аджинцев: «Ну, а вы-то почему другим не покажете, как вы живете — общей жизнью, общим трудом?» Они только глаза раскрыли, головами закачали. Ну, тут я им о СССР рассказал. И понимаете: пока я им о поездах, о больших городах, о радио рассказывал, они не очень удивлялись. Но когда я сказал, что у нас управляют страной трудящиеся… Слышали, как они Чаон-Го и Костю об этом переспрашивали?

— Конечно, слышали.

— Иван Викентьевич, голубчик, не знаю, как устроить, но только я обещал аджинцам, что они все будут жить у нас… что у них будет вода, много воды… — Витя крепко сжал руку Веселова. — Иван Викентьевич, я им обещал, что наша страна даст им воду и не отнимет свободу, что их будет не четыреста двадцать семь человек, а миллионы… Иван Викентьевич, я не знаю, как мы это сделаем, но ведь сделаем?

— Сделаем, мальчик! — Веселов впервые за два года обнял Витю и, смеясь, прибавил: — Ну, а где же твое заграничное кино?

— Чуть не позабыл! — воскликнул Витя. — Свою историю аджинцы не только передавали из уст в уста: кое-что они успели записать. Когда они ушли из Великого Города, то вынули из «гробницы Семи Городов» и унесли с собой фарфоровые плитки, на которых была записана вкратце история государства Аджи. Этих-то плиток не хватает теперь в открытой нами могиле. Они хранятся в последнем оазисе Аджи, и я целый день срисовывал с них иероглифы для вас, Клавдий Петрович!.. А вот и демонстрация картины!

Витя перевернул свою старую географическую карту оборотной стороной вверх.

— Я рисовал краской, которую аджинцы употребляют для ковров, — пояснял Витя, покамест растроганный профессор прижимал к своей груди то Витю, то географическую карту.

Глава XXXVI

Быстроходные сильные верблюды аджинцев легко несли груз, перевьюченный на них с измученных экспедиционных верблюдов. Отъевшийся у аджинцев Рыжий с довольным видом вертел уродливой головой. Чаон-Го мурлыкал песенку: накануне Иван Викентьевич обещал китайцу избавить его от кабалы и уплатить Фыну в присутствии свидетелей оставшийся долг.

Сидя в седле, Клавдий Петрович с восхищением разглядывал изнанку старой географической карты, изредка испуская легкие восклицания и делая свободной рукой величественные жесты: это он читал лекцию молодым ученым, которые под его руководством должны были подарить миру первый перевод «Истории государства аджинского».

4

Вавилонский царь, при котором были произведены большие оросительные сооружения.