Вспоминая Владимира Высоцкого

— Нет! — решительно сказал он. — Пусть все будет по плану. Даже — в студенческих аудиториях. Не могу я обмануть тех, кто хочет слышать меня.

В том году публика Рудного Алтая была несколько избалована общением со «звездами». Только что отшумели выступления Кобзона, Мироновой и Менакера, Дольского, Кукина, Атлантова, Шмыги. Хоккейные болельщики не остыли от эмоциональных всплесков на выступлениях московского «Спартака». И вдруг — Высоцкий…

В обед, перед первым концертом, мы с оператором Мишей Тепловым пришли в гостиницу к Высоцкому. В номере он был не один, а с каким-то мужчиной, уговаривавшим его выпить антибиотики и приложить горчичники.

— К черту! — сказал Высоцкий. — Да и занят я: видишь, ребята из радио пришли. А им, наверное, очень некогда. Передача ведь должна пойти вечером?

Высоцкий… Передо мной живой Высоцкий, каждую песню которого приходилось буквально добывать, чтобы записать на магнитофон. И я был безмерно рад, если дома у меня он «рассказывал» про Нинку с Ордынки, заблудшего Серегу или Канатчикову дачу, сменяемую «Письмами с сельхозвыставки». Главный редактор Ольга Никитична Переверзенцева, отправляя нас в гостиницу, предупредила:

— Укладывайтесь в десять минут — лимит жесткий.

Но уже с первых слов беседы я понял, что буду стоять насмерть, чтобы вырвать хотя бы пятнадцать. Разговор был сугубо «гитарный», без вопросов о его личной жизни. Он говорил о друзьях-бардах: Булате Окуджаве, Юрии Кукине, Александре Дольском, Новелле Матвеевой. Брал гитару и говорил:

— Да вот послушайте эти строки…

И пел всю песню до конца. Постепенно голос его креп, а потом гремел по всем этажам:

Потом… Он пел про альпинистов и геологов, моряков, списанных на берег, про сыновей, которые мальчишками ушли в бой. Одну «беломорину» Высоцкий прижигал от другой и недокуренную бросал в пепельницу. Перед ним не было нас, магнитофона и микрофона, его голос не могли вместить стены тесного гостиничного номера. Он рвался за дверь, в форточку:

— Ну вот, парни, и все, — сказал он, откладывая гитару и вытирая лицо гостиничным полотенцем. — Все, что я тут наговорил и напел, разбавите вопросами.

Потом хитровато посмотрел на нас и сказал:

— Впрочем, ничего у вас не получится…

— ???

— Пленка в маге шла… обратной стороной.

Я был готов испепелить взглядом Мишу Теплова. Но Высоцкий успокоил, взглянув на часы:

— Считайте, что у нас была репетиция — прогон. Ну а теперь — спектакль.

…И все же до сих пор считаю, что та, первая запись могла быть лучше: эмоциональнее и… доверительнее.

В последние годы интерес к Высоцкому необыкновенен и закономерен. На похоронах его Михаил Ульянов сказал:

— Сегодня мы хороним артиста из народа. Стало быть, и я не боюсь этого титула, народного артиста Владимира Семеновича Высоцкого.

Теперь уже о Высоцком написано немало: статей, воспоминаний, эссе, исследований. Но это — всего лишь первый пласт его творчества, его яркой и до обидного короткой жизни. Тепло и проникновенно рассказали о нем Станислав Говорухин и Валерий Золотухин, Людмила Гурченко и другие. Не могут не написать о нем его друзья и соратники Булат Окуджава и Андрей Вознесенский, Валентин Гафт и Роберт Рождественский, Михаил Ульянов и Евгений Евтушенко. Думается, что мы прочтем их откровения, которые откроют пока неизвестные страницы судьбы нелегкой замечательного человека, который «…спины не гнул, прямым ходил и, как умел, себе руками помогал».

И я вспоминаю еще одну незабываемую встречу с Владимиром Высоцким после его выступления на студии телевидения Усть-Каменогорска. Как-то получилось все само собой — образовалась тесная компания приверженцев творчества актера из Театра на Таганке.

— Давайте договоримся сразу, — предупредил Высоцкий. — Если кто обращается ко мне, то говорит «ты» и «Володя». Лады? Ну и ладненько. С остальным постепенно разберемся (его любимое выражение. — А. С.).

Незаметно летели не минуты, а часы. Он рассказывал о том, как «работал в фильмах»: «Вертикаль» и «Хозяин тайги», «Увольнение на берег» и «Родом из детства», «Служили два товарища» и «Война под крышами». Говорил, что предложили участвовать в съемках новых лент — «Бегство мистера Мак-Кинли» и «Приключения Робин Гуда». В тот вечер мы одними из первых услышали его песни из этих замечательных фильмов. Сизо было от сигаретного дыма, а его гитара казалась раскаленной.

…Он ушел из жизни, оборвав свою песню на самой высокой и чистой ноте. Но с нами его фильмы, пластинки, миллионы метров магнитной пленки с врезанными в нее неповторимыми песнями.

Как его только не называют сейчас: король бардов, гворец городского романса, песен-ретроспекций и так далее, и тому подобное. А он был сложнее и проще, жестче и человечнее. Помню, как он начал свое первое выступление в Усть-Каменогорске Восточно-Казахстанской области:

— Я не поэт и не певец, не гитарист и не выдающийся актер. Я приехал к вам не выступать, а говорить с вами. Говорить о том, что волнует всех нас и наболело. Соглашаться со мной или протестовать — дело ваше: публика всегда права. Но я хочу, чтобы мы дольше помнили друг друга.

Леонид Мончинский

ВМЕСТЕ ПУТЕШЕСТВОВАЛИ ПО СИБИРИ

Сегодня интерес к Высоцкому — поэту, певцу, актеру — не ослабевает. Интересуются его творческой судьбой, работой в кино, театре.

Владимир Высоцкий бывал в Сибири, узнал и полюбил сибиряков.

Сказать, что я был его другом, не смею. Просто в последние годы его жизни частенько с ним встречался, беседовал, работали вместе над сценарием фильма, где он надеялся сыграть роль героя, реального человека с почти фантастической биографией. А как-то летом вместе путешествовали по Сибири.

…Вертолет завис над крохотным поселком старателей Хомолхо в Бодайбинском районе. Слева заходила чернобрюхая туча, под ней сплошная стена дождя.

— Это надолго! — кричит пилот Высоцкому. — Возможно, до конца недели. Поворачиваем на Бодайбо?

— Прошу вас, садитесь. Я обещал.

Вечером его будут слушать пятьдесят усталых мужчин, большинство из которых трудно чем-либо удивить, люди серьезные, как принято говорить, с большим жизненным опытом. Старатели..

Высоцкого всегда тянуло к людям нестандартным, к тем, которые могли встать грудью к течению. Рядом с ними он становился тихим, незаметным, стараясь слушать и понять. В крохотной деревушке Большая Глубокая, что по Култукскому тракту у Байкала, беседовал до первых петухов с седой, много пережившей старушкой, а в шумной компании петь отказался наотрез и, сославшись на недомогание, уехал. По дороге, уже улыбаясь, говорил:

— Не заметил, они смахивают на свои кошельки — тугие, самодовольные? Песни им нужны для лучшего усвоения пищи.

…К вечеру в поселке старателей набралось человек сто двадцать. Мы ломали голову: как узнали, откуда бы им взяться? По холодной северной распутице, через грязь, болота многие километры шли люди из лесных кордонов, геологических палаток, зимовий.

Разместить 120 человек в столовой показалось делом невозможным, и поначалу хозяева повели себя со всей определенностью.

— Товарищ Высоцкий приехал до нас. Очень сожалеем, но…

Высоцкий попросил:

— Ребята, давайте что-нибудь придумаем. Мокнут люди…

И минут через тридцать был готов навес… Открыли окна, двери настежь. Высоцкий тронул струны гитары… Мы слушали его под шум дождя. Неизреченные истины, томящиеся в нас, выражались в тот вечер им в потрясающих балладах. Каждое слово ложилось на душу.

Мы тогда молчали, все четыре часа, ни хлопочка он не получил — время экономили. Володя стоял на сколоченном из неструганых досок помосте, потный, с усталой улыбкой. Добрый такой, приятный человек, вид немного беспомощный — дескать, все, мужики.