Страница 10 из 56
Вот какие требования об усилении вооружений и даже о введении обязательной воинской повинности делались в Англии в той или другой форме еще 45 лет назад.
Пример Чеснея вызвал потом множество подражаний, останавливаться на которых было бы бесцельно. Большинство из них никаких милитарных целей не преследовали, а имели задачей чисто беллетристические, но, лишенные художественного значения, канули в вечность, не оставив по себе никакого следа в памяти читателя. Однако, двум-трем произведениям удалось приковать к себе внимание, как к сочинениям, призывавшим к усилению вооружений и к широкой военной подготовке населения на случай вторжения неприятельского десантного войска. Это были «Великая война в Англии в 1897 г.» Вильяма Лекью (Le Queux), изд. в 1894 г., его же «Нашествие 1910 г.», вышедшее в 1906 г. и, наконец, драма «Дом англичанина», имевшая огромный успех на подмостках лондонских театров в 1909 г. и написанная офицером. Правда, сочинения Лекью далеко не создали вокруг себя того шума, какого удостоилась «Битва при Доркинге». В них не было той простоты, искренности и поразительной сжатости, какими отличается рассказ Чеснея. Лекью больше бьет на сенсационность, старается приноравливаться к хорошо уже известным вкусам английского читателя, любящего роман с благополучным концом, с торжеством английской мощи, английской славы и пр. Но все-таки и у сочинений Лекью есть много читателей и его милитарные романы должны были значительно повлиять на распространение идеи об угрозе нашествия — с какой бы то ни было стороны. В «Великой войне 1897 г.» предполагавшимися завоевателями, ворвавшимися в Англию, были французы, а в «Нашествии 1910 г.» это были немцы.
В предисловии к отдельному изданию «Великой войны», печатавшейся раньше в еженедельном журнале «Answers», Лекью говорит о цели, которую он преследовал своим романом. «Если, — писал он, — многие читатели несомненно посмотрят на эту книгу, главным образом, как на волнующий роман, то с другой стороны, надеюсь, что немалое число их проникнется важностью урока, скрывающегося под ним, потому что французы смеются над нами, русские думают, что могут подражать нам и день расчета ежечасно надвигается».
«Россия и Франция, обе едва выдерживая тяжесть их гигантских армий, — напрягают теперь каждый нерв для расширения своих морских сил, готовясь к быстрому нападению на наши берега. На этот тревожный факт мы упорно не обращаем внимания и притворяемся, будто эти франко-московитские приготовления только комичны для нас. Таким образом, война со всеми сопровождающими ее ужасами неизбежна, и театром войны будут прелестные зеленые поля Англии, если у нас не окажется достаточно сильного флота».
Но, конечно, Англия во всяком случае выйдет победительницей. Иначе роман кончился бы слишком мрачно и вразрез со вкусом читателя. Согласно хорошо известному в Англии беллетристическому рецепту, по которому сильно нагнанный страх должен быть в больших дозах смешан с удовлетворением национальной гордости, «Великая война» начинается чуть ли не с развала британской империи, французы высаживаются на английский берег с юга, Гулль взят, Бирмингем и другие города захвачены русскими, и когда уже совсем плохо приходится англичанам и дело доходит до штурма Лондона и апогея британского разгрома, военное счастье сразу поворачивается лицом к Англии. Правда, по рассказу автора, большую помощь оказывают ей Германия и Италия, но все-таки достигнутая победа описывается как чисто британская.
«Великая война в Англии в 1897 г.» У. Лекье (1894).
Вот, например, несколько строк, посвященных описанию последнего победоносного сражения, решившего судьбы войны:
«После этих трех дней беспрестанной резни и кровопролития Англия, наконец, вышла победительницей!
В этой окончательной борьбе за британскую свободу вторгнувшийся в страну неприятель был сокрушен и сломлен. Благодаря нашим храбрым солдатам-гражданам, неприятель, который в течение нескольких недель опустошал нашу красивую страну, как стаи голодных волков, беспутно сжигая наши очаги и предавая смерти невинных и беззащитных, наконец встретил должное возмездие, и теперь своими холодными, окоченевшими трупами устилает наши пастбища, пахотные поля и рощи на много миль.
Британия, наконец, покорила две могущественные нации, искавшие ее падения с помощью ловкого заговора».
«Русские захватывают Бирмингем». Рис. из книги У. Лекье «Великая война в Англии в 1897 г.».
Но тот же Вильям Лекью, заметив, что сеять страхи против франко-русского нападения неправильно и не столь популярно, как указывать на немецкую опасность, спустя 12 лет после издания первой книги, написал вторую: «Нападение 1910 г.» («The Invasion of 1910»). В этой книге нападающими уже являются немцы. По фабуле вторая книга почти тождественна с первой, разница лишь в подробностях и обстановке. И тут сначала немцы побеждают, берут Лондон, разбивают флот, но потом колесо фортуны поворачивается: англичане в Лондоне и других городах объединяются в лиги защиты отечества, немецкие войска уничтожаются отдельными частями; немецкий главнокомандующий в Лондоне видит себя и свои войска окруженными враждебными силами и ищет возможности для мирных переговоров. Однако, в книге «Нападение» победа для Англии не так полна, как в «Большой войне». Германия все же выигрывает, она присоединяет Голландию и Данию, в то время как Англия остается ни с чем, без контрибуции от немцев и без новых захватов.
Решающее сражение англичан с русско-французской эскадрой. Русский флагман «Александр II» взлетает на воздух. Рис. из книги У. Лекье «Великая война в Англии 1897 г.».
И этот недостаточно блестящий конец войны для Англии, очевидно, нарочно придуман Лекью, чтобы иметь право прочесть этот маленький урок на последней странице своей повести.
«Озираясь на эту печальную для англичан страницу истории, — рассуждает автор, — какой-нибудь будущий Фукидид признает декрет провидения не совсем незаслуженным. Британскую нацию предостерегали от опасности, а она не обращала внимания. Она имела перед собою два урока в первые годы двадцатого века: войну в южной Африке и дальневосточную. Она видела, что значит быть плохо подготовленной, и все же пожалела денег на армию и флот… Нация вовсе не интересовалась военным делом, а потом, в час испытания, она же возмущалась, что защита так слаба. Когда же успех был достигнут, то уже было слишком поздно, и без большой британской армии, способной продолжить войну в стране неприятеля и, таким образом, заставить его подписать удовлетворительные для Англии условия мира, достигнутого успеха использовать в полную меру уже нельзя было».
Неизмеримо большее впечатление на умы англичан имела, однако, драма «Очаг англичанина» («Аn Englishman’s Нomе»), успех которой, пожалуй, далеко превзошел и литературный успех «Битвы при Доркинге». Что драма имела задачей пропаганду военной подготовленности нации, а не исключительно театральные цели, видно уже из того, что автор ее выступил под псевдонимом «Патриот», а не под собственным именем Джеральда Дюморьера[24]. Но, конечно, и без подчеркивания «патриотизма» ее автора, содержание драмы достаточно ясно выдвигает главную сущность ее. В «Очаге англичанина» дается лишь как бы версия последних страниц «Битвы при Доркинге». Драматург рисует не сражения в холмах Доркинга и не походы, а тот момент, когда высадившаяся внезапно на английский берег неприятельская армия уже занимает «очаг англичанина» и начинает в нем хозяйничать. И автор «Очага», как и автор «Битвы», не называет прямо неприятеля немцем. Неприятель в пьесе «Очаг» известен под именем «Nearlander» (сосед или, точнее, «ближнестранец»), а страна его Nearland (ближняя земля). Но подобно тому, как в рассказе Чеснея подразумеваемая Германия выдается несколькими немецкими фразами, так и в драме Дюморьера настоящая подразумеваемая национальность выступает одним или двумя мелкими штрихами. Во всяком случае, публика, ходившая на представления «Очага», была уже отлично подготовлена и знала, что в лице «ближнестранных» офицеров и солдат она имеет дело не с кем-либо другим, как с немецким десантом.
24
Пьеса в действительности была написана Ги Дюморье (1865–1915), сыном писателя Джорджа Дюморье и кадровым британским офицером, погибшим во время Первой мировой войны во Фландрии. Его брат, актер Джеральд Дюморье, в качестве директора театра «Уиндем» способствовал первой постановке пьесы. Уже в 1909 г. пьеса вышла отдельным изданием под настоящим именем автора (Прим. сост.).