Страница 72 из 76
— На печи. Если не возражаешь.
— Не возражаю, — улыбнулся Иван.
В печке потрескивали угольки, этот звук успокаивал Ивана, напоминая о детстве. Он не раздевался, стесняясь Евы, и залез под одеяло тогда, когда девушка забралась на печку и задернула занавеску, отгородившись от гостя.
Иван лежал и думал: что в этом доме не так, как в бабушкином, и не так, как в остальных? Может, слишком мало мебели, из-за чего комната кажется пус-той? Взгляд остановился на одном из углов, и осенило: иконы! В деревенских до-мах в красных углах висят иконы, но здесь их нет. Выходит, и впрямь колдунья. Но образ молодой симпатичной девушки не вязался с обликом старой согбенной ведьмы с жутким и пронзительным взглядом. Двенадцать лет назад он пришел сюда, и всегда думал, что ему хотели помочь. А старуха думала убить его! А Ева? Кто знает: вдруг и она? Змеи и Вороны враги…
Он провалился в сон. И так же внезапно проснулся, ощутив, что Евы в доме нет, и он один. Откуда возникла уверенность, он не мог объяснить, но любопытст-во тянуло посмотреть, в чем тут дело.
Иван наспех надел штаны, накинул, не застегивая, рубашку и сунул ноги в ботинки, забыв о носках. Подкрался к двери и увидел, что та приоткрыта. Иван вышел на крыльцо и понял, что Ева ушла в лес. Он не видел ее, но, как собака, ощущал запах девушки, оставшийся на влажной примятой траве. За ней! Иван вышел за калитку и побежал по тропке, чуя незаметный глазу след.
Деревья расступались, приглашая в чащу. Темнота окутывала теплым, душ-ным одеялом, глушила звуки, но Иван не боялся. Он знал: Ева здесь.
И нашел ее.
Она выглянула из-за дерева, и он увидел лишь половину светящегося во тьме тела: голову с распущенными волосами, стройную ногу, утопавшую во мху и плоский живот с черным пятном волос. Ева звала и дразнила, не произнося ни слова, двигалась от дерева к дереву, уходя к болотам. Как сомнамбула, Иван дви-гался за ней, завороженный неожиданным и откровенным зрелищем. Ева сорвала цветок, будоражащим кровь жестом проведя им по груди, темной впадине живота и… скрылась за черным стволом. Иван кинулся следом. Забежал за дерево и уви-дел: она ждет, сидя на мягком мху. Она протянула цветок. Иван нагнулся. Пьяня-щий запах цветка огнем опалил сердце. Он склонился над Евой, ее руки обвили шею, притягивая к раскрытым губам…
Иван не знал, что так бывает. Он любил ее голодным зверем, пожирая и подчиняя себе. Все равно, что будет завтра, будет ли он сам завтра — сейчас он хотел пить из этого источника бесконечно и погружаться в него, испытывая слад-кие муки. Она обвивала сладкой и грешной змеей, и Иван понял: он раньше не любил, а любит лишь сейчас, когда и стыд и грех сгорают в огне страсти…
Иван проснулся и подскочил на скомканном одеяле. Так это был сон? Не может быть! Он же видел все так ясно! А почему он голый? Одежда, скомканная и грязная, лежит на полу… Где Ева?
Голова закружилась от чувств, Иван отдернул занавески, и утреннее солнце косым пыльным столбом упало на дощатый пол. В ноге кольнуло. Иван посмот-рел: хвоинка застряла меж пальцев…
Он встал. Занавесок на печи нет, значит, Ева ушла. Иван влез в джинсы и накинул футболку. Да, день обещал быть на славу! Солнце яростно палило с не-бес, сжигая вчерашние страхи. Теперь они казались преувеличенными и нелепыми, и хотелось жить. Но вороны не исчезли, и Иван знал: ничего не решено и не закончено. Но теперь он не один. Есть Ева, и есть надежда…
Иван открыл дверь и улыбнулся, вспоминая, как пытался выбить ее. Все же Ева настоящая колдунья! Он думал: после ночи на Вороновой Гати и всей жизни его трудно чем-то удивить, он сам удивит кого угодно. Но не Еву.
Мысли о ночи будоражили, а сердце летело вверх, едва он думал о ней. Она очаровала, околдовала. Пусть. Он согласен. Он хочет жить и любить…
Калитка скрипнула. Иван увидел Еву, идущую с ведром воды, и улыбнулся: хорошая примета. Ева оделась, как и вчера, лишь бейсболки не было, а волосы вновь собрались в толстую косу.
— Привет.
Голос куда-то подевался, и вместо ответного слова Иван издал невнятный хрип. Откашлялся.
— Привет, Ева!
Хозяйка остановилась, опустила ведро. Вода плескалась, отбрасывая сол-нечные искры.
— Как спалось? — спокойно спросила она. Словно ничего и не было. А было ли? Глядя на нее, Иван смешался и уже не был так уверен…
— Хорошо, — выдохнул Иван и едва не сказал «спасибо». Спасибо за что? Приду-рок, подумал он.
Ева улыбнулась светло и радостно, зеленые глаза играли с солнечным све-том, и Иван понял, что влюбился. И рискнет всем, лишь бы остаться с ней…
Он почуял дикое желание и, шагнув к ней, схватил за бедра, и приподнял, прижимая к груди. Она заглянула в глаза, впиваясь в его губы. Иван приметил со-седку, глазевшую на них через забор. Пусть смотрит…
Иван внес Еву в дом и прижал к стене, ощущая дикий, неистовый зов плоти. Одежда полетела на пол, они упали сверху, содрогаясь от желания.
— Я люблю тебя! — шептал Иван.
— Так! — ответила Ева, прижимаясь к нему…
Тяжело дыша, они лежали на кровати. Иван слушал ее сердце, прижавшись к маленькой теплой груди.
— Почему ты приняла дар? — спросил он. — У меня не было выбора, но у тебя-то был.
— Потому, что любила ее, — рука Евы гладила его спину. — Я знала: если колду-нья не передаст силу кому-то, душа ее будет вечно неприкаянной. А я очень лю-била бабушку…
— А что сказали родители?
— Маме я не сказала.
— А отец?
— Я не знаю отца.
— Извини, — сказал Иван.
— Не за что.
Иван гладил Еву, не в силах оторваться от шелковистой кожи.
— А ты кому передашь силу?
— Не знаю. Тогда я об этом не думала. А разве плохо, если умеешь делать то, чего не умеют другие? Когда знаешь больше?
— Конечно, неплохо, — сказал Иван, ныряя в ее волосы. — Главное, для чего это тебе нужно.
— Да. Спасибо тебе, Иван.
— За что? — удивился он. Ева привстала, встряхнув гривой каштановых волос. «Любовь не стыдится, — подумал Иван, любуясь ее телом. — Настоящая любовь.»
— За то, что ты оказался таким… Что пришел. И что остался…
— Ведь я должен был прийти, — напомнил Иван.
— Не все предопределено, — качнула она головой. — Ты мог…
Он ждал продолжения, но Ева подхватила одежду и стала одеваться:
— Давай чаю попьем. Принеси воды.
Он натянул джинсы и босиком вышел на крыльцо. Соседка сделала вид, что копается в огороде. Иван усмехнулся и пошел в туалет. Ему все равно, что они думают… Поплескавшись у рукомойника, Иван притащил воду на кухню, и увидел, что Ева готовит яичницу, щедро посыпая скворчащие на сковородке оранжевые яйца измельченной травой.
— Любовное зелье? — пошутил он. Ева обернулась:
— А оно нужно?
— Нет, — он поцеловал ее. — Не нужно.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
А жизнь — только слово.
Есть лишь любовь, и есть смерть.
Эй, а кто будет петь, если все будут спать?
Смерть стоит того, чтобы жить.
А любовь стоит того, чтобы ждать.
Они вышли рано, чтобы быть на болоте засветло. По лесу шли молча. То ли наговорились ночью, то ли берегли силы для более важных дел, а пустые разго-воры изматывают хуже любого пути…
Иван шагал, погруженный в себя, шагал по наитию, зная, что на этот раз придет к цели. Ева вселила надежду, но он понимал: стая сильна и не захочет те-рять хозяина. Значит, будет нелегко. И с каждым шагом становилось страшнее. Особенно за Еву.
Болото показалось внезапно, открывая глазу серо-зеленые пустоши с хол-миками кочек и остовами сгнивших деревьев. Запах гнилой воды забивал ноздри. Иван двинулся вдоль топи. Как назло, набежавшие тучи закрыли солнце, но дождь не собирался, и ветер не беспокоил гладь водяных ям.
Ева молча шла следом, а Иван думал о ней чаще, чем о себе. Какое счастье, что она с ним, что он не один и идет не сдаваться, а побеждать. Все сложилось в его голове. Встреча с Александром Евгеньевичем, странный порыв бросить все и уехать в Белоруссию, где его ждал человек, знающий о его беде и готовый по-мочь… Все это наполняло Ивана удивительными и противоречивыми мыслями о предопределенности и судьбе.