Печать ворона

— Это казарма, — сказал Ордин. — Позови дневального! — приказал он водителю.

Солдат с залихватски заломленной набекрень панамой открыл дверь и исчез внутри. Ожидая, Иван вертел головой, оглядывая место, где предстояло отслу-жить оставшийся год. Асфальтового плаца не было, перед казармой располагалась утоптанная земляная площадка, на которой, видимо, и происходили построения. Справа, у самой колючки, обнаружилась курилка с железными скамейками и наве-сом от солнца, рядом — наклонный стенд для зарядки и разрядки оружия. Слева вдоль дороги стоял ряд мощных «Уралов», накрытых маскировочной сеткой. Взгляд Ивана отметил несколько врытых в землю вагончиков, совершенно неза-метных издали. «Зачем такая маскировка, — подумал Иван, — если вокруг диви-зиона сто рядов колючей проволоки? Тут любой дурак догадается…» Тогда он не знал, что это не заграждения, а колхозные виноградники.

Из дверей вынырнул солдат.

— Дневальный по казарме младший сержант Магомедов! — отрапортовал невысо-кий смуглый азербайджанец. За год службы Иван безошибочно научился разли-чать лица всех народностей, населявших страну Советов. Фамилия лишь подтвер-дила догадку.

— Товарищ майор, за время дежурства происшествий не произошло!

«Как знакомо, — подумал Иван. — И вряд ли это так».

— Наш новый водитель-оператор, — сказал командир, посмотрев на Ивана. — Ря-довой Воронков. Проводи в казарму, найди ему место и… где старшина?

— Был где-то здесь! — ответил Магомедов.

— Он всегда где-то здесь. Найди мне его. Я у себя. Слава, помой машину.

— Будет сделано, — ответил появившийся из казармы водитель. Вроде русский. С усами, что говорило об особом благоволении командира: по уставу солдату носить усы не полагалось. А может, дембель?

— Магомедов! — окликнул Ордин.

— Я!

— Кто сегодня дежурный?

— Прапорщик Шевцов.

— Его тоже ко мне!

— Есть!

Иван вошел в казарму. Это был большой железобетонный бункер, наполо-вину врытый в землю, и, войдя внутрь, Иван почувствовал приятную прохладу. Справа в выкрашенной коричневым цветом стене было несколько дверей, между которыми висели обязательные стенгазеты и графики дежурств, слева, в конце короткого коридора — только одна. Туда и вошел Иван вслед за Магомедовым. Единственное окно все же давало немало света, и в казарме царил мягкий, прият-ный глазу полусумрак. Вдоль стен стояли двухъярусные кровати с рядом табуреток вдоль прохода, у самого окна находился стол, а в углу на тумбе — большой теле-визор.

— Сколько служил? — спросил младший сержант.

«Главный вопрос в Советской Армии», — подумал Иван.

— Год.

— Мой призыв, — осклабился азербайджанец. — Здесь будешь спать, — он указал Ивану на одну из верхних кроватей. — Старшина даст белье. Откуда сам?

— Из Ленинграда, — ответил Иван. Дневальный удивленно посмотрел на него круглыми навыкате глазами:

— Да-а? Я думал, с юга. Отдыхай пока.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Что будут стоить тысячи слов,

Когда важна будет крепость руки?

И вот ты стоишь на берегу

И думаешь: плыть или не плыть?

Дивизион оказался еще меньше, чем думал Иван. Здесь служили два десятка солдат, да несколько офицеров и прапорщиков. Служба текла неторопливо и размеренно, каждый занимался своим делом. Ивана определили в связисты, в подчинении начальника штаба капитана Колпакова. Впрочем, на самой службе это мало отражалось.

Солдат в дивизионе было мало, поэтому каждому через день приходилось заступать в наряд либо по кухне, либо дневальным. Деды и дембеля, как прове-ренные солдаты, заступали в патруль: там не надо ничего делать, только ходить с автоматом двенадцать часов в сутки, два через два часа. Потом следовал выход-ной день, а там снова «на ремень».

В дивизионе Ивана приняли настороженно, и он приуныл, узнав, что среди двух десятков солдат и сержантов — тринадцать национальностей. И ни одного русского. Призыв Ивана составляла четверка азербайджанцев. Смуглые крикливые парни с золотыми зубами восторженно хлопали Ивана по плечу, обещая вечную дружбу, спустя некоторое время утихли и отстранились. Между собой они говори-ли на азербайджанском, и даже имей Иван желание, он никогда бы не стал для них своим. И он не слишком огорчился одиночеству, напротив, радовался, что его оставили в покое, и каждый вечер, перед сном, со смесью тоски и наслаждения зачеркивал очередной день в потрепанном карманном календарике.

Помимо нарядов, обязанностью Ивана стало восстановление полевой связи между дивизионом и штабом. Телефонный провод крепился к столбам и выходил за пределы части, а там часто случались обрывы. То местные «бабаи» стащат ку-сок провода, то колхозный трактор порвет. Капитан Колпаков показал Ивану мар-шрут и места, откуда провод прозванивался на обрыв, выдал «кошки» для лазанья по столбам и старый полевой телефон с ручкой, которую следовало вращать пе-ред звонком. С тех пор Иван частенько отправлялся за колючку чинить оборван-ную связь. И если бы не форма, тяжелые армейские ботинки, да увесистая сумка с телефоном за плечом, Иван чувствовал бы себя свободным человеком, отправив-шимся погулять за город. Мимо проезжали машины, черноокие девчонки глазели из-за заборов, дачники приглашали попить чайку. В ларьке у дороги Иван покупал свежую, только из печи, с хрустящей корочкой румяную лепешку и шел вдоль ли-нии, и ни сорокаградусная жара, ни дорожная пыль, оседавшая на лепешке, не могли отнять наслаждение двумя часами свободы. Впоследствии Иван понял, по-чему на связистом поставили именно его. Здесь, как и везде, считали что, раз ле-нинградец, то человек грамотный и ответственный, он не убежит, не загуляет у родственников и знакомых, которых у местных солдат-узбеков в округе было мно-жество.

Иван послал домой письмо с новым адресом и удивился, неожиданно полу-чив ответ от Кира. Кирилл и раньше пару раз писал ему в учебку, потом — как от-резало, и теперь Иван жадно вчитывался в корявые строчки. Как и в старые доб-рые времена, Кир не утруждал себя грамматикой и пунктуацией. Он писал, что со второго захода поступил в институт, но про учебу ни слова, все о каких-то новых возможностях, «крутых делах» и друзьях-авторитетах. Многое из того, о чем писал Кир, Иван не понял, а, дочитав до конца, и вовсе расстроился. Ведь мы вместе начинали, думал Иван, вместе учились, гуляли. Но вот я здесь, а он там. Но даже не это огорчало, а то, что Кир писал не для того, чтобы поддержать друга, а хотел похвастаться, как он устроился в жизни. Ладно, что же, ему не понять…

Как везде, в дивизионе была кастовая система. Верхушку составляли дем-беля-татары, среди которых выделялся Нагаев — высокий, сухопарый, с жестким и хитроватым лицом. Пообщавшись с ним, Иван подумал: приклей ему длинные мон-гольские усы и бороду — получится Чингиз-хан, жестокий, хитрый и своевольный. За дембелями следовали деды: тоже татары и два бурята. Оба жителя Сибири бы-ли маленького росточка, точь-в-точь два смуглых гнома, которых заставили сбрить бороды. Фамилии у них тоже были удивительные, Иван постоянно их путал и не мог произнести правильно, так же как и имена. Далее шел призыв Ивана и десяток «молодых» солдат, в основном местных узбеков и туркмен.

Первое время Иван, как и все, ходил в наряды, но спустя два месяца коман-дир предложил заступить в патруль. Не приказал, а именно предложил, что вы-звало недоумение Ивана. Патрулировали дивизион, как правило, одни деды. Ком-промисс между начальством и старослужащими. Деды не желали работать на кух-не или мыть полы в казарме, а патрулирование с боевым оружием можно доверить лишь проверенным солдатам, и лучше всего не местным. После событий в Оше оружие узбекам старались не давать. Дембеля должны были вот-вот разъехаться по домам, надо было найти смену, а русским, как заметил Иван, офицеры доверяли больше. В патруле Ивану понравилось. График был жесткий, дежурили вдвоем, через каждые два часа в течение суток, но Иван все равно радовался. Ему нравилось ходить по периметру, думать о своем, и никто не мешал его мыслям.