Страница 3 из 9
Но к тому времени — задолго, задолго до того времени — Себастьян Гермес и все остальные ныне живущие спрячутся в ждущих их матках, и матери, чьи это матки, тоже уменьшатся в размерах и спрячутся, и так далее, и так далее — если, конечно же, Хобарт был прав. Если это обращение не краткосрочно, а представляет собой один из самых гигантских космических процессов, происходящих каждые несколько миллиардов лет.
На кладбище села еще одна машина, из нее вышел низенький, сухонький отец Файн со своим всегдашним портфелем религиозных книг.
— Очень удачно, — кивнул он Тинбейну, — что вы ее услышали. Но теперь, пожалуй, вам незачем тут мерзнуть. — Он успел уже заметить погруженного в работу Линди, доктора Сайна с его черным медицинским саквояжем и, конечно же, Себастьяна Гермеса. — Дальше мы можем взять ее на себя. Спасибо за беспокойство.
— Ну ладно, здравствуйте, отец, — сказал Тинбейн. — Здравствуйте, мистер и миссис Гермес, и вы, доктор.
Затем он оглянулся на кислого, молчаливого Линди и решил его не упоминать, а повернулся и пошел к своей машине, а затем взмыл в воздух и продолжил свой патруль.
— Я подал ей воздух, — сообщил Линди; он прекратил бурить, выключил портативную бурильную установку и занялся землеройным оборудованием. — Приготовься, Сайн. — Линди надел наушники, чтобы лучше слышать погребенную. — Она очень больна и к тому же с обострением.
Он включил автокопатель, из него тут же полетела земля.
Пока Себастьян, доктор Сайн и Боб Линди извлекали гроб, Файн читал по своему молитвеннику подходящий к случаю текст, читал ясно и четко, чтобы слышала бывшая покойница:
— «Воздал мне Господь по правде моей, по чистоте рук моих вознаградил меня; ибо я храню пути Господни и не был нечестивым пред Богом моим; ибо все заповеди Его предо мною, и от уставов Его я не отступал. Я был непорочен пред Ним и остерегался, чтобы не согрешить мне. И воздал мне Господь по правде моей, по чистоте рук моих пред очами Его. С милостивым Ты поступаешь милостиво…»[5]
Дальше и дальше читал отец Файн, а работа между тем продвигалась. Все они знали этот текст наизусть, даже Боб Линди; их священник любил этот псалом и всегда читал его в этих случаях, начиная, правда, иногда с псалма девятого, но непременно к нему возвращаясь.
Боб Линди быстро отвинтил крышку гроба; она была из дешевого искусственного дерева и легко снялась. Доктор Сайн тут же выдвинулся вперед и со стетоскопом склонился над старушкой, ни на секунду не переставая с ней разговаривать. Боб Линди запустил обогревающий вентилятор и направил его поток на миссис Тилли М. Бентон; это было крайне необходимо, старорожденные всегда очень мерзли, у них развивалась фобия к холоду, которая могла сохраниться — как, например, в случае Себастьяна — на многие годы.
Когда с этой частью работы было покончено, Себастьян снова отправился бродить по кладбищу, бродить и прислушиваться. На этот раз за ним увязалась и Лотта.
— Все-таки это великое таинство, — говорила она благоговейным девчоночьим голосом. — Мне хотелось бы это нарисовать, хотелось бы уловить выражение лица, когда снимается крышка гроба. Не радость, не облегчение, а что-то такое, трудно определимое, более глубокое и более…
— Прислушайся, — прервал ее Себастьян.
— К чему?
Лотта послушно прислушалась, не слыша, очевидно, ровно ничего. Не ощущая того, в чем у него самого не было ни малейших сомнений: что рядом кто-то незримо присутствует.
— Надо будет последить за этим странным маленьким кладбищем, — сказал Себастьян. — И я бы хотел получить полный — абсолютно полный — список тех, кто здесь похоронен. — Случалось, что, изучая список, он мог догадаться — кто; это было нечто вроде экстрасенсорной способности, странное умение предугадывать назревающее воскрешение. — Напомни мне, — сказал он Лотте, — связаться с властями, ответственными за это место, и узнать, кто здесь закопан.
Один из бесценных запасников жизни, мелькнуло у него в голове. Прежние кладбища стали резервуарами пробуждающихся душ. Одна из могил выделялась особо роскошным памятником; Себастьян посветил фонариком и прочитал надпись.
Он знал латынь слишком приблизительно, чтобы перевести эпитафию, но кое-что все-таки понял. Некое такое утверждение, что все великое тоже тленно, обречено на разрушение. Что ж, думал Себастьян, теперь это уже не верно. Особенно в том, что касается великих душ. Сдается мне, что назревает возвращение именно этого Томаса Пика, а он, судя по размерам памятника и по качеству примененного камня, был какой-то заметной персоной. Да, нам следует следить за этим местом.
— Пик, — сказал он Лотте.
— А я про него читала, — загорелась Лотта. — В курсе восточной философии. Ты знаешь, кто он такой, ну, кем он был?
— Он не связан как-нибудь с Анархом, имевшим эту же фамилию?
— Юдиты, — кивнула Лотта.
— Что, этот самый культ, охвативший Свободную Негритянскую Муниципалию? Культ, которым руководит этот демагог Рэймонд Робертс? Юдиты? Так это что, этот самый Томас Пик?
Лотта прочитала даты, выбитые на памятнике, и кивнула.
— Только в те времена это не было жульничеством, так нам говорил преподаватель. И я верю, что мистический опыт юдитов действительно существует. Во всяком случае, в универ ситете нас именно так и учили. Всё едино и все едины, нет тебя и…
— Я знаю, что такое юдиты, — раздраженно отмахнулся Себастьян. — Господи, теперь я совсем не уверен, что хочу его оживлять.
— Но ведь если Анарх вернется, — заметила Лотта, — он снова возглавит юдитов, и они перестанут быть жульнической компанией.
— А ведь, пожалуй что, — заметил подошедший к ним Линди, — ты смог бы сделать себе состояние на том, что не вернул бы его в не желающий его мир. Ладно, моя часть работы закончена. Сайн вставляет ей эту подержанную электропочку, а на носилки вы ее как-нибудь без меня положите. — Он раскурил сигаретный окурок и, поеживаясь от холода, погрузился в мысли. — Так, значит, ты, Себастьян, и вправду считаешь, что это тот самый Пик и он вот-вот вернется?
— Да, — кивнул Себастьян. — Ты же знаешь мои предчувствия.
«Ведь только из-за них, — думал он, — наша фирма еще не вылетела в трубу. Именно они позволяют нам обгонять крупные заведения, позволяют получать какие ни на есть заказы… хоть что-то свыше тех крох, которые подкидывает нам полиция».
— Вот подожди, пока узнает Р. К. Бакли, — задумчиво сказал Линди. — Вот тут-то все и завертится. Уж по этому-то случаю он зашевелится; тебе бы, наверное, стоило сразу ему позвонить. Чем скорее он это узнает, тем скорее сможет сформулировать свою очередную рекламную кампанию. Да, — хохотнул Линди, — наш человек на кладбище.
— Поставлю-ка я на эту могилу жучка, — сказал, подумав, Себастьян. — Пусть слушает сердечную активность и, если что, пошлет нам сигнал.
— Ты так уверен? — нервно спросил Линди. — В смысле, ведь это же незаконно. Если лос-анджелесская полиция прознает, они могут отобрать у нас лицензию. — Его врожденная шведская осторожность мешалась со всегдашними сомнениями в экстрасенсорных предчувствиях Себастьяна. — Так что выкинь-ка лучше это из головы, ты становишься ничем не лучше Лотты. — Он дружелюбно хлопнул Лотту по спине. — Я всегда говорил себе, что не поддамся здешней унылой атмосфере. Мое дело чисто техническое: найти точное место, подать воздух, выкопать и чтобы при этом не распилить клиента пополам, поднять его на поверхность и передать доктору Сайну на починку. А ты, девочка, — повернулся он к Лотте, — ищешь в этом слишком уж глубокий смысл. Плюнь и забудь.
5
Псалом 18:21—26. Этот псалом встречается в Ветхом Завете и раньше («Вторая книга Царств», 22:21—26).
6
Также с течением времен и стены великого мира / Приступом взяты, падут и рассыплются грудой развалин. (Тит Лукреций Кар. «О природе вещей». Перевод Ф. А. Петровского.)