Вывих времени

- Может быть и так.

- Тогда чем такой Бог будет отличаться от дьявола, этакого своеобразного космического вампира?

- Бог и Сатана, Христос и Антихрист, Любовь и Ненависть - все это разные маски Великого Одного. Эту великую тайну не понять без посвящения в высокие степени таинства нашего духовного братства.

- Все Ваше духовное братство, господин полковник, несмотря на то, что в него, вероятно, входит немало сильных мира сего, обречено.

- Что натолкнуло Вас на такой вывод?

- Вы, вероятно, дослужились до высоких степеней Вашего тайного ордена?

- Я Вам об этом не говорил, но, допустим.

- Вспомните древних греков. У них, прежде чем наказать человека, Боги накладывали на его глаза повязку невидения. Извините за откровенность, но именно такая повязка крепко наложена на Ваши глаза. И если с такой повязкой можно принадлежать к верхушке Вашего братства, то перспектива у него незавидная. Потеря видения чревата потерей ориентации. Потеря ориентиров в борьбе неминуемо ведет к поражению.

- Не понимаю, к чему Вы клоните.

- Говоря так много о Духе, Вы, кажется, не уяснили, что первым его признаком является чувствительность, умение различать одно от другого. Если бы Вы обладали такой чувствительностью, прошу не обижаться за откровенность, Вы бы осознали нашу с Вами духовную несовместимость. Как личность Вы интересный собеседник, с которым есть о чем поговорить. Но наши устремления в духовной плоскости настолько различны, что точки пересечения для сотрудничества отсутствуют. Что же касается Вашего тайного Братства, то предпочитаю, чтобы оно оставалось для меня тайным, точно также, как и для других составляющих подавляющее большинство человечества.

- Мы допускаем, что Вы не захотите стать членом Великого Тайного Братства. Хотя, кто знает, жизнь покажет. В случае отказа потеряете, прежде всего, Вы. Но в любом случае Вам не остается ничего другого, как работать на нас. Выйти на свободу Вы сможете, только вступив в наше Братство, тем самым добровольно приняв на себя определенные перед ним обязательства.

- Я категорически отказываюсь вступать в какие-либо сообщества, условием пребывания в которых является замена собственной свободы воли на волю, диктуемую их анонимным руководством. Точно также я не хочу заменять мою внутреннюю нравственную ответственность на ответственность перед Вашим братством. Заменить же свободный поиск Истины на фанатичное преследование Ваших "великих целей" - значит загасить в себе последнюю искру того священного пламени, которое делает человека Человеком. Вы обречены не только потому, что нечувствительны. Вы обречены тем, что делаете ставку исключительно на слабых и на слабости человека. Сильные духом к Вам не Примкнут.

- Не будем спешить с выводами. Во всяком случае, Вы как ученый, искатель истины, не откажетесь от интересующих Вас исследований, особенно в исключительно благоприятной обстановке. Вы, конечно, можете не передавать нам результаты своих открытий. Мы сами позаботимся, как их изъять. Но мыслящий человек не может перестать мыслить. Его же мысли, так или иначе, выразятся во вне. Вот эти-то выражения мы и ухватим. И только мы. Короче. Сейчас будет письменно оформлено Ваше убийство при попытке к бегству. Вы окончательно исчезнете из официального мира. Вас же самого, живого и невредимого, доставят на тихую, уютную виллу, разумеется, под строжайшей круглосуточной охраной. Можете заказывать какие угодно книги. Все, что нужно для опытов, доставят Вам немедленно. И в этой изоляции Вы можете делать все, что угодно. Хотите работайте, хотите нет. Но я знаю, что Вы не сможете сидеть сложа руки. Как видите, не такой уж я нечувствительный. А там посмотрим. Утро вечера мудренее.

Жизнь Горского на одной из роскошных вилл Каменного острова действительно оказалась чем-то типа домашнего ареста. Внутри ограниченной территории он пользовался полной свободой, обрамленной изысканным и утонченным комфортом. Обслуживающим виллу людям было запрещено обмениваться с ним и словом, и взглядом. Попытки завести дружбу с четырьмя огромными псами, день и ночь разгуливавшими по парку, тоже оказались тщетны. Временами к нему приезжали люди. Группами и по одному. Разных возрастов. Мужчины и женщины. Среди последних попадались и весьма привлекательной внешности, начиная от обжигающих зноем пустыни чувственных красавиц и кончая одухотворенными личиками невинной непосредственности. Беседы проходили на самые разнообразные темы. Так прошел год. Но выудить у Горского каких-либо серьезных сведений о методах выделения плазменно-магнитного тела не удавалось.

Однажды ночью Горский проснулся от какого-то шума. Неожиданно дверь его спальни открылась и в комнату вошли четверо в черных масках.

Один из них резким приказным тоном велел Горскому подняться и следовать за ними. Другой добавил, что собак и охрану удалось временно усыпить, но нужно торопиться. Горскому нечего опасаться, но если он поднимет шум, пусть тогда пеняет на себя.

Вскоре Пьера втиснули в большой автомобиль, стоявший невдалеке от ворот. Глаза тут же завязали повязкой, после чего машина понеслась с бешеной скоростью, круто поворачивая, иногда отчаянно тормозя. Примерно через час они остановились. Горского вытолкнули из машины и куда-то повели, не снимая повязки. Ему пришлось идти какими-то запутанными коридорами, подниматься по лестнице и вновь опускаться вниз. Наконец Пьера усадили на стул с очень высокой спинкой и развязали глаза. Вокруг стояло несколько человек в черных масках. Комната производила впечатление тюремной камеры без окон.

- Господин Горский, мы не намерены проводить с Вами душеспасительных бесед, - жестким тоном проговорила одна из масок. - Коротко. Мы те, кто изъял Вашу рукопись. Теперь нам, наконец, удалось изъять Вас у разгильдяев, именующих себя Великим таинственным Братством. Нам нужны полные сведения о том, как выделять особое тело жизненного магнетизма и как с ним обращаться. Написанного в Вашей рукописи, как Вы сами понимаете, недостаточно. Согласны ли Вы предоставить в наше распоряжение требуемые сведения?

Горский молчал.

- Мы оставляем Вас одного в обществе амбарных крыс на два часа. Подумайте. Согласитесь - Ваше счастье. Нет - Вам придется испытать мучения, которые не снились узникам святой инквизиции.

Стальной засов угрожающе лязгнул вслед покинувшим камеру черным маскам.

Пьер Горский погрузился в раздумье. Нет, никакой пыткой они не заставят его говорить. Ею наука может стать слушком опасным оружием в руках этой беспощадной банды. К тому же, возможны ли физические пытки для него, умеющего отключать свое сознание от ощущений тела?

В назначенное время дверь открылась и вошло шестеро в масках.

- Ваше решение? - спросила одна из ник.

- Мне нечего решать. Известно мне не более, чем содержится в имеющейся у вас рукописи.

Один из присутствующих сделал какой-то таинственный знак остальным.

Четверо подхватили Горского и распластали на металлической кровати в углу камеры. Его руки и ноги пристегнули стальными браслетами. Пятый открыл небольшой черный чемоданчик и достал коробку со шприцами и ампулами.

- Послушайте, Горский, - проговорил человек, явно командующий всеми остальными, - внешне это выглядит не столь ужасающе, как если бы Вас жгли и резали на части. Но зато внутри Вы ощутите такую боль, по сравнению с которой ожоги и порезы сущий пустяк. В Вашу кровь сейчас введут такой препарат, который до предела возбудит каждый болевой нерв Вашего тела. И тогда будет поздно. Тогда мы, даже если захотим, уже не сможем Вам помочь. Придется ждать много часов, пока действие препарата не ослабнет. Спрашиваю последний раз. Вы не изменили своего решения?

Горский молчал.

Профессионально вколотый шприц вызвал ощущение укуса комара. В течение полминуты никакой реакции не было. Но постепенно тело становилось слабым и вялым, к горлу поднималась тошнота, голова тяжелела и мало-помалу охватывалась мучительной мигренью. Границы комнаты и всего окружающего стали сливаться с границами тела, все окутывалось каким-то вязким противно-давящим туманом. Вдруг последовал следующий укол, который мгновенно взорвался болевым смерчем. Из глубины позвоночника в голову выстрелил остроболевой вихрь, закруживший ее в невообразимом водовороте все возрастающей боли.