Страница 125 из 156
— Я бы где угодно тебя узнала, — сказала Софья, не проявляя ни малейшего волнения, и приподняла вуаль, чтобы поцеловать Констанцию.
Констанция поняла, что и ей следует вести себя с тем же восхитительным спокойствием; так она и поступила. Это было бейнсовское спокойствие. Однако она заметила, что губы ее сестры дрожат. И это было приятно Констанции — значит, не она одна такая дурочка. В очертаниях рта Софьи тоже было что-то странное. Должно быть, это результат приступа, о котором Софья ей писала.
— Сирил тебя встречал? — спросила, не зная с чего начать, Констанция.
— О да! — обрадованно ответила Софья. — Я была у него в мастерской, и он проводил меня на станции в Юстоне. Он очень милый мальчик. Я от него в восхищении.
С той же интонацией Софья говорила «Я от него в восхищении», когда ей было пятнадцать лет. Ее тон и властная манера держаться вернули Констанцию в шестидесятые годы. «Она ни капельки не изменилась, — обрадовалась Констанция. — Не изменилась, несмотря ни на что». Но за этой мыслью стояла другая, более общая. «Несмотря ни на что, Бейнсы не меняются». И верно, Софья, какой ее помнила Констанция, не изменилась. Никакие превратности судьбы не властны над сильными личностями. Открыв для себя прежнюю Софью, которая предстала перед ней, когда произнесла похвалу Сирилу, Констанция приободрилась и повеселела.
— Это Фосетт, — сказала Софья, потянув поводок.
На это Констанция не знала, что ответить. Разумеется, Софья не ведала, что творила, когда везла такую собаку в Пять Городов, где люди так придирчивы.
— Фосетт! — ласково повторила Констанция кличку и слегка наклонилась к собачонке. В конце концов собака не виновата. Софья к тому же упоминала Фосетт в своих письмах, хотя и не подготовила Констанцию к тому, что ей предстоит увидеть.
Все это не заняло и минуты. Появился носильщик с двумя чемоданами Софьи. Как заметила Констанция, это были на редкость «добротные» чемоданы, да и одета Софья была хоть и «не без претензии», но зато на редкость «добротно». Затем их отвлекла покупка билета до Берсли, и скоро первое потрясение от встречи улетучилось.
В купе второго класса окружной дороги у Констанции, сидевшей напротив Софьи с ее собачонкой, было время как следует рассмотреть сестру. Констанция пришла к выводу, что, хотя Софья была худощава, не сутулилась и лицо ее под шляпкой сохранило форму продолговатого овала, выглядела она не моложе своих лет. Констанция увидела, что Софье пришлось несладко — жизненный опыт безжалостно отпечатался на ее лице. На расстоянии Софья могла показаться тридцатилетней женщиной, даже девушкой, но в тесном железнодорожном купе видно было, что ее состарили страдания. Однако ясно было, что дух ее не сломлен. Послушать только, как Софья заявила засомневавшемуся носильщику, что непременно возьмет Фосетт с собою в купе! Посмотреть только, как она захлопнула дверь купе, не желая допускать сюда посторонних! Она привыкла командовать. В то же время с ее лица почти не сходила улыбка, словно она поклялась сама себе: «Я и умру, улыбаясь». Констанция жалела Софью. Признавая первенство Софьи в опыте, очаровании, знании света и силе личности, Констанция все же с чувством спокойного, глубинного превосходства жалела Софью.
— Вообрази, — сказала Софья, рассеянно поглаживая Фосетт. — В Юстоне, пока Сирил брал мне билет, ко мне подошел какой-то человек и говорит: «А, мисс Бейнс, я вас лет тридцать не видал, но я знаю — вы мисс Бейнс или бывшая мисс… и все такая же красотка». Сказал и ушел. Должно быть, это был Холл, бакалейщик.
— Какой он? С длинной белой бородой?
— Да.
— Тогда, значит, мистер Холл. Он дважды был мэром. Он у нас олдермен.
— Правда? — сказала Софья. — Ну, разве не удивительно?
— Бог с тобой! — воскликнула Констанция. — Что же тут удивительного? Время-то как летит!
Разговор прервался и все не возобновлялся. Казалось бы, двум женщинам, которые относятся друг к другу с любовью и интересом, которые не виделись больше тридцати лет и которым не терпится поговорить по душам, ничего не стоит поддержать разговор, но эти двое почему-то молчали. Констанция поняла, что и Софью охватила скованность.
— Не может этого быть! — внезапно воскликнула Софья. Она посмотрела в окно и увидела у самого полотна железной дороги, между мануфактурами, складами и рекламой мыла двух пасущихся верблюдов и слона.
— А! — сказала Констанция. — Это цирк Барнума{96}. У них тут так называемая главная база, здесь же самая середина Англии.
Констанция произнесла эти слова с гордостью, ведь, в конце концов, двух середин не бывает. У нее так и вертелось на языке ядовитое замечание, что Фосетт могла бы составить этим верблюдам компанию, но Констанция сдержалась. Софье пришла в голову превосходная мысль отмечать все новые для нее постройки и все сооружения, которые она помнила. Удивительно, насколько мало все изменилось.
— Все тот же дым! — сказала Софья.
— Все тот же, — согласилась Констанция.
— Даже сильнее прежнего, — заметила Софья.
— Ты думаешь? — слегка обиделась Констанция. — Тут кое-что делают, чтобы не так загрязнять воздух.
— Я, должно быть, уже не помню, какой здесь стоял дым, — сказала Софья. — Наверно, в этом все дело. Я и думать забыла…
— Конечно, — сказала Констанция и решительно признала. — Да, дым столбом. Ты не можешь себе представить, какая от него грязь, особенно на занавесках.
Когда поезд, пыхтя, прошел под виадуком Трафальгарской дороги, Констанция показала Софье на строящуюся там новую станцию «Трафальгарская дорога».
— Правда, до чего странно? — спросила Констанция, привыкшая к неизменному перечню станций на окружной дороге — Тернхилл, Берсли, Бликридж, Хенбридж, Колдон, Найп, Трент-Вейл и Лонгшо. Название «Трафальгарская дорога», затесавшееся между Бликриджем и Хенбриджем, казалось ей чересчур необычным.
— Да, пожалуй, — согласилась Софья.
— Тебе-то это не так удивительно, — обескураженно сказала Констанция. Она скромно обратила внимание Софьи на красоты Берсли-парка, когда поезд, подъезжая к Берсли, замедлил ход. Софья посмотрела в окно и едва узнала те холмы, по которым когда-то гуляла с Джеральдом Скейлзом.
На станции в Берсли никто к ним не подошел, и они доехали до Площади в кебе. У окна ждала Эми. Она держала на руках Снежка, приведенного в состояние образцовой опрятности и способного соперничать чистотой с передником служанки.
— Здравствуйте, мэм, — церемонно сказала Эми, обращаясь к Софье, когда та поднялась на крыльцо.
— Здравствуй, Эми, — ответила Софья.
Она польстила Эми, показав таким образом, что знает ее по имени, но если случалось когда-нибудь, чтобы служанку ставили на место одним тоном, то Эми была поставлена на место при первой же встрече. Констанция затрепетала от холодной и надменной вежливости Софьи. Конечно, Софья не привыкла, чтобы слуги первыми с нею заговаривали. Но Эми не обычная служанка. Эми много старше, чем обычно бывает прислуга, и она приобрела некоторую моральную власть над Констанцией, хотя Констанция никогда бы в этом не призналась. Отсюда и тревога Констанции. Однако ничего не произошло. Эми, по-видимому, не заметила, что ее осадили.
— Возьми Снежка и отнеси его в комнату мистера Сирила, — пробормотала Констанция, словно говоря: «Разве я не велела тебе давным-давно это сделать?» По правде сказать, Констанция опасалась за жизнь Снежка.
— Ну, Фосетт! — любезно обратилась она к прибывшей в гости собаке. — Фосетт тут же начала принюхиваться.
Толстый краснощекий извозчик выносил чемоданы на тротуар, а Эми была наверху. На минуту сестры остались в нижней гостиной одни.
— Вот я и приехала! — сказала высокая и величавая пятидесятилетняя женщина. И губы ее снова задрожали, когда она оглядела комнату, которая показалась такой тесной.
— Да, вот ты и приехала! — кивнула Констанция. Она прикусила губу и, благоразумно стремясь избежать слез, поспешила к извозчику. Мимолетное мгновенное чувство — как клочок пены в безбрежном и спокойном море!