Страница 66 из 79
Казалось, что в Яне Кожухе Кротком внезапно сломалась натянутая до отказа и долго съедаемая неумолимой ржавчиной пружина. Он растерянно оглянулся, как человек, пробудившийся от сна в незнакомом месте, и смертельный страх расширил его узкие глаза. Потом он снова увидел Медведева и вдруг, показав на него пальцем, дико расхохотался.
Все это было так неожиданно, что сопровождавшие Кожуха люди даже не успели прийти в себя и схватить его. С безумным резким смехом, напоминающим крики ночных птиц, Кожух одним прыжком оказался под аркой галереи и спрыгнул в каменный дворик. Он бросился к воротам, но двое стражников у поднятого моста тут же двинулись ему навстречу, взяв наперевес протазаны. Смех Кожуха сменился воплем нечеловеческого ужаса.
— Не надо собак! — закричал он, указывая на стражников. — Не надо черных собак! Помогите! Помогите! Они снова будут грызть меня! Они хотят меня съесть живым! Не дамся! Не дамся! — вопил он, дико озираясь в поисках выхода.
Он увидел черный проем и, нырнув под каменную арку, начал бежать вверх по крутой лестнице.
Медведев хотел было броситься за ним, но князь схватил его за руку.
— Он не убежит! Эта лестница ведет на башню.
— Надо остановить его! Он не в своем уме, — сказал Медведев.
— Не надо. — Князь протянул Василию два исписанных листка. — Читай! — сурово сказал он.
Медведев машинально взял листки и, глянув в них, увидел несколько слов, которые заставили его тут же забыть о Кожухе.
Князь Федор отпустил его руку и, прислонившись к стене, стал наблюдать за восточной башней.
Лестница, по которой бежал Кожух, тянулась вдоль стены, и каждому ее пролету соответствовало узкое стрельчатое окошко. Кожух, видно, ослабел, потому что, пробежав два этажа, некоторое время стоял в окне, опираясь о стену. Но следом бежали стражники, и он снова стал подниматься. Восточная башня была самой высокой, и лестница, ведущая на нее, состояла из девяти пролетов. Князь следил, как по очереди мелькает в каждом окне все выше и выше нелепая, размахивающая руками фигура, и наконец на седьмом пролете Кожуха настигли двое стражников. Страх и ярость на секунду заменили ему былую силу и ловкость. Ударом ноги он остановил одного стражника и, отбросив другого, снова рванулся вверх. Вот его силуэт мелькнул в девятом окне и вдруг почти сразу показался на самом верху, между двумя зубьями башни, на фоне красного закатного неба.
Медведев оторвался от чтения. Лицо его побледнело, и губы плотно сжались.
— Возьми эти листки с собой, — сказал Федор, — покажи Бартеневу и Картымазову и расскажи им, как на твоих глазах Господь покарал Яна Кожуха Кроткого за все его злодеяния.
Медведев поднял голову.
Ян Кожух Кроткий, отмахиваясь от воображаемых псов, карабкался на зубец башни. Ему никак не удавалось подтянуть на ослабевших руках свое дергающееся тело. Наконец он лег на живот, подобрал ноги и, с трудом удерживая равновесие, растопырил руки, встал обеими ногами на маленькой площадке, шириной в четыре кирпича.
Порыв ветра донес крик, в котором уже не оставалось ничего человеческого.
Ян Кожух Кроткий, поднявшись на цыпочки, взмахнул руками и полетел вниз.
Его тело глухо ударилось о поросший травой бугор, подпрыгнуло и, тяжело скатившись, с плеском упало в ров с водой.
— Вот и все, — сказал Федор. — Одним убийцей стало меньше.
Медведев покосился на князя, но ничего не сказал.
...Когда утром следующего дня Медведев, похрустывая новыми сапогами, вышел во двор замка, князь Федор представил ему двух людей.
— Они позаботятся о сменных лошадях и твоей безопасности в пути.
Медведев собрался попрощаться с князем, но Федор сказал:
— Я провожу вас немного.
Они проехали по мосту, и вдруг князь, радостно вскрикнув, помчался вперед, бросив своих спутников.
К замку приближалась девушка верхом на маленькой белой лошадке.
Василий остановился.
Федор встретил девушку, поклонился ей, и она ответила улыбкой, по которой Медведев понял, что это не случайная знакомая князя Вельского.
Федор и Марья, оживленно беседуя, направились к мосту, и, поравнявшись с Василием, Марья окинула его внимательным взглядом, ответив кивком головы на вежливый поклон Медведева. Князь вспомнил о том, что собирался проводить гостя, и, нежно взяв руку Марьи, поднес ее к губам.
— Прости, я скажу несколько слов гонцу и тут же вернусь. Юрок встретит тебя за воротами.
Марья улыбнулась в ответ, но руки не отняла, и Федор не мог удержаться, чтобы еще раз не поцеловать эту руку.
У Медведева было очень острое зрение, развитое еще в донских степях. Он похолодел, увидев на пальце хрупкой девичьей руки большой золотой перстень. Удивительно знакомая вязь узора поразила его.
Возможно ли это? Три человека в разных местах с одинаковыми украшениями, изготовленными предположительно Ефимом...
Марья двинулась по мосту, а князь смущенно сказал Медведеву:
— Пожалуй, простимся, Василий. Спасибо за все и счастливого пути. Надеюсь, скоро увидимся.
Василий жестом отправил вперед обоих людей и, глядя вслед Марье, тихо сказал:
— Князь, позволь задать тебе нескромный вопрос?
— О девушке? — подмигнул Федор. — Не правда ли — удивительно хороша! А ты, между прочим, знаком с ее отцом; помнишь, я давал тебе рекомендательное письмо к нему, когда ты ехал сюда выручать похищенную дочь Картымазова?
— Ах, так это дочь Никифора Любича!
Вот почему у них одинаковые перстни! Ну что ж, может быть, это и случайность, отец купил похожие украшения одного мастера для себя и дочери, хотя... Нет в мире ничего...
— Ты что-то хотел сказать о ней? — насторожился Федор.
— Нет, нет, что ты, князь! Просто... У меня к тебе просьба... Быть может, это излишняя осторожность, но... Береженого Бог бережет... Прошу тебя, не рассказывай ей о том, зачем я к тебе приезжал. Прощай и будь осторожен!
Медведев помчался вдогонку двум удаляющимся всадникам.
На ходу он опустил пониже кольчугу под кафтаном и еще раз проверил, крепко ли держится на поясе меч, который почему-то стал вдруг намного тяжелее от маленького листка бумаги, спрятанного в наконечнике ножен.
Глава восьмая. «Господь знает имя твое!»
— Ну, как дела? — взволнованно спросил Леваш Копыто, обнимая Медведева.
— Я думаю, там все написано, — Василий кивнул на грамоту, которую передал Левашу один из людей князя Федора.
Леваш, сгорая от нетерпения, тут же хотел сломать печать, но все же удержался и стал уговаривать Василия отобедать с ним и отдохнуть с дороги.
— Спасибо, Леваш! Я соскучился по дому, и мне не терпится узнать, как там идут дела...
— В Медведевке спокойствие и порядок, — заверил Леваш, — вокруг тоже тихо, и вместо пороха пахнет сеном!
— Это меня устраивает. И взамен я хочу сообщить новость, которая придется тебе по душе. Ян Кожух Кроткий скончался.
— Неужели?! — обрадовался Леваш.
— На моих глазах.
Леваш бесцеремонно стащил Василия с коня и расцеловал.
— Побегу, обрадую Ядвигу! — ринулся он к двери.
— Я бы советовал тебе не торопиться, — сказал Медведев, — я не уверен, что она примет это известие столь же радостно, как ты...
Леваш наморщил лоб.
— Да, пожалуй, ты прав, Вася... Я не подумал. Все-таки у них были дети... Бедняжки... Ничего! Я заменю им отца и воспитаю их получше, чем этот убийца!
Углубившись в свои размышления и бормоча что-то под нос, Леваш озабоченно побрел к дому, и, воспользовавшись этим, Медведев снова сел в седло.
Василий направился в Бартеневку, и чем ближе подъезжал к дому Филиппа и Анницы, тем тяжелее становилось у него на душе. Навстречу выбежал слуга, и Василий узнал, что молодых хозяев нет дома — Филипп уехал осматривать поля, Анница на охоте. К удивлению слуги, это известие как будто обрадовало Медведева. Он попросил передать хозяевам, что ждет их в Медведевке к заходу солнца.