Страница 29 из 33
Обед был очень сытным, более двух плиток за раз никому одолеть не удалось.
Санька, блаженно улыбаясь, лениво растянулся под кустом. Тинка отвернулась, незаметно вытирая рукавом измазанные губы.
Вовка сосчитал оставшиеся плитки и сложил их в кожаную сумку.
— Сколько? — поинтересовался Санька, лежа вверх животом на солнцепеке.
— Двадцать шесть штук.
— Выходит, каждому еще ровно по шесть шоколадок с добавкой.
— Меньше, — поправил его Вовка, доставая из сумки три плитки. — Надо Михасю отнести.
— Три? — удивился Санька. — Не слопает он. Мы еле-еле по две осилили…
— Там не только Михась. Пленных тоже кормить полагается.
— «Полагается, полагается», — передразнил его Санька, — где видано — пленных шоколадом кормить?
— Тогда вставай! — приказал ему Вовка. — Живо!
— Зачем? — Санька лениво потянулся.
— Дуй ягоды, для него собирать. Пленных голодом морить не положено.
Но Саньке вставать не хотелось. И шоколад уже не волновал его. Он махнул рукой.
— Ладно, пусть жрет фашист и знает нашу доброту.
Тина громко рассмеялась:
— Жадина ты ленивая!
— Вот что, Санек. Отдыхай до заката, а потом пойдешь сменишь Михася. — Вовка вскинул автомат на плечо.
— Ладно, пойду… — лениво пробурчал Санька.
— Повтори!
— Есть, товарищ командир, после заката пойти на смену Михасю и караулить пленного генерала. — Санька чуть приподнялся и отдал честь. — Все понятно.
— То–то, смотри у меня! — Вовка сунул шоколад в карман. — Ну, я пошел. Отнесу им еду.
После ухода Вовки Санька и Тина некоторое время молчали. Солнце стояло низко, и лес казался притихшим.
Тинка сидела, поджав ноги, смотрела в глубь леса и думала о доме, о мамке, о бабушке и маленьком братишке. Ей вдруг показалось, что все происходящее только снится ей. Стало грустно–грустно, и слезы навернулись на глаза. Она отвернулась, чтобы Санька не видел их.
— Пойду за водой, — сказала она глухим голосом.
— И мне принеси.
— Ладно.
Тина взяла ведро и медленно пошла в ту сторону, где были окопы и стояла пушка. Там, неподалеку от дороги, в лощинке, бил родничок,
Санька некоторое время смотрел ей вслед. Он вспомнил, как Тинка не раз с восхищением смотрела на Вовку. А Саньку она почти не замечала. В ее присутствии Санька чувствовал себя странно. Говорил и поступал совсем не так, как следовало бы. А ему очень хотелось проявить храбрость, совершить какой–нибудь героический поступок.
Санька еще немного полежал, вздохнул, достал из кармана фашистский пистолет. Рассматривая его, он подумал, что Тинке следовало бы помочь нести ведро с водой. Вояка! Санька вскочил и поспешил вслед за девочкой.
Тина уже подходила к лощине, где тихо журчал ручеек, как вдруг услышала немецкую речь.
Около разбитой легковой машины суетились немцы.
Ведро выскользнуло у нее из рук. «Фашисты! Пропали мы! — мелькнуло у нее в голове. — Надо спасаться!»
Сердце бешено колотилось в груди. Она спешила. А как же ребята? Надо предупредить их. Но как? Она остановилась. Закричать? Но услышат немцы.
Валентина побежала в глубь леса. Увидев Саньку, который удивленно смотрел на нее из–за толстой сосны, Валентина закричала сиплым, сдавленным голосом:
— Немцы! Спасайся!
Санька от неожиданности присел. Глотнув слюну, он шепотом выдохнул:
— А как же Вовка и Михась?
— Надо предупредить… Бежим! — Тинка вырвалась вперед. — Скорей!
Санька торопливо достал пистолет и выстрелил вверх.
И тут же со стороны полуострова раздались автоматные очереди, послышались выкрики.
— Туда нельзя! — Валентина повернула вправо. — Айда в болото. Я знаю одно место, там спрячемся.
— Их же поймают…
— Не бойся, на Заячий хвост не пройдут.
Санька еле поспевал за ней.
Вовка уже приближался к Заячьему хвосту, когда оттуда донесся глухой крик. Вовка узнал голос Михася. Вслед за ним раздался всплеск, словно что–то тяжелое упало в воду.
Недоброе предчувствие охватило его. Сорвав с плеча автомат, Вовка побежал к полуострову.
Одиночный выстрел, словно удар грома, прогремел над лесом. Вовка на секунду задержался. В это время рядом, в лесу загремели автоматные очереди.
— Немцы!
У Вовки похолодела спина. Он замешкался. Что делать? Куда бежать? Назад, к Саньке и Тине? Или вперед, к Михасю?
Михасю труднее, он караулит пленного. Тут Вовка вспомнил про странный крик и всплеск. На полуострове что–то случилось. Надо бежать к Михасю на помощь.
Путь к Заячьему хвосту показался ему страшно длинным. За спиной грохотали выстрелы. Вовка, не думая об опасности, бежал по липкой болотной жиже, а мысли его неслись еще быстрее. Как там Михась? И Тинка с Санькой? Что с ними? Как быть с генералом?
Уберечь генерала, сохранить живым и доставить в штаб Красной Армии — этот план, Вовка понимал, им теперь осуществить не удастся. Оставалось лишь одно. Фашиста необходимо уничтожить…
Наконец Вовка выбрался на сухое место и бросился туда, где оставил Михася и пленного.
— Михась! Михась!
В ответ ни звука. Кругом пусто. Вовка осмотрелся. Может, ошибся? Нет, не ошибся. Вот примятая трава, где лежал генерал. Вот куст, где сидел Михась. Где же они?
— Михась! Михась!
Вдруг со стороны болота раздался крик, полный ужаса и безнадежности. Лесное эхо, повторявшее стрельбу, разнесло и этот вопль.
— А–а–а!..
Потом послышались крики на немецком языке. В них звучали мольба и отчаяние. Вовка кинулся к болоту.
Метрах в пятидесяти от Заячьего хвоста в липкой трясине тонул генерал. Он старался выбраться. Но трясина неумолимо засасывала его.
— Ну, гад, получай! — Вовка вскинул автомат.
Но тут вспомнил слова Валентины: «Из трясины не выбраться…» — и опустил оружие.
— Подыхай так… Фашист проклятый!
Вовка отвернулся и оторопел. Он увидел Михася. Тот, неестественно подвернув руку под себя, лежал вниз лицом.
— Михась! — Вовка наклонился над ним.
На голове Михася сквозь волосы проступала кровь. Вовка осторожно перевернул его, расстегнул рубаху, прислонился ухом к груди. Сердце работало, как часы, ровно, спокойно.
Вовка разорвал рубаху, перевязал голову Михася.
Михась открыл глаза и виновато прошептал:
— Хотел сапоги снять… Распутал ноги, а он меня каблуком…
Вовка посадил товарища, взял его за левую руку, перекинул себе через шею и, подхватив под мышки другой рукой, приподнял.
— Потерпи, друг, потерпи. Сейчас выберемся.
Выстрелы неожиданно прекратились. Лишь из трясины доносились леденящие душу вопли генерала, треск ломаемых веток, резкие выкрики команд. «Нашли, — подумал Вовка, — хотят спасать». Вдруг к воплям генерала прибавились еще два крика. Видимо, это были смельчаки, которые, пытаясь спасти генерала, сами очутились в трясине…
Вовка усмехнулся: «Близок локоть, да не укусишь, — подумал он. — Ну, кто следующий?» До Вовкиного слуха донеслись ругань, угрозы. Немецкий офицер пытался заставить солдат, но охотников лезть в трясину не нашлось.
Нести Михася оказалось не так легко. Но Вовка напрягал последние силы, он спешил. «Главное, выбраться в лес и уйти подальше, пока немцы заняты генералом», — думал он.
Но Вовка ошибался. Безопасно было здесь, на полуострове, ибо путь к Заячьему хвосту немцы не знали. А там, на берегу, их ждала засада. Они шли прямо на нее.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ,
в которой Вовка знакомится с партизаном и убивает Мюллера
Вовка сидел на полу, обхватив руками колени, и мрачно смотрел перед собой. В камере был полумрак. Небольшое продолговатое окошечко, разлинованное на маленькие квадраты толстыми прутьями, еле пропускало свет.
Близился вечер, и квадратные солнечные зайчики медленно ползли вверх, к потолку. Вовка следил за ними, мысленно переживая события последнего дня.
Они с Михасем попались по–глупому, сами пришли в лапы к фашистам. Едва они ступили на твердую землю, на них набросились немцы. Вовка едва успел опустить Михася и схватиться за автомат.