Страница 25 из 33
— Ну, уходить пора, — сказал раненый и тяжело поднялся.
Мать сунула им на дорогу буханку хлеба и кусок сала, рассказала, как лучше пройти лесом.
— Напрямик через болото нельзя, трясина там. А по краю стежка идет. Она выведет.
Когда летчики ушли, бабушка вдруг рассердилась, стала укорять невестку:
— Отправила людей на верную гибель. Не найдут они дорогу. Тинку пошли. Пусть проводит.
Тина охотно согласилась, когда мать ей велела догнать летчиков и провести их через болото.
— Только до Старого хутора. Там они сами пойдут.
Летчиков она догнала на опушке леса. Те обрадовались ей:
— А, это ты, шустрая!
— Мамка послала меня, — как бы оправдываясь, сказала Тина и, переведя дух, добавила: — Сами через болото не перейдете, заблудитесь.
До Старого хутора надо идти километров десять и весь путь хлюпать по топи. В одних местах болото, словно лужа, мелкое, по щиколотку, в других — по колено. Если не знаешь дорогу, легко свернуть в сторону и попасть в трясину.
Тине не раз приходилось бродить здесь, особенно в пору, когда созревала морошка, клюква. Она шла впереди, уверенно обходя опасные места.
По дороге они познакомились. Раненого звали Геннадием Ивановичем Чуковым, он был старшим лейтенантом. Когда Валентина узнала, что он жил в Москве, у нее загорелись глаза. Тина никогда не была в столице, да и вообще не видела большого города. Папка обещал свозить в Гомель, но ушел на войну, и от него нет писем. Конечно, поговорить с человеком, притом с летчиком, который живет в самой Москве, было очень интересно. У Геннадия Ивановича там остались жена и маленькая дочка Тома. Ей всего два годика.
Второго летчика звали Юрий Васильевич Телеверов. Он тоже был старшим лейтенантом и еще штурманом, жил в городе Ростове, только не в том, что возле Азовского моря на реке Дон, а в другом Ростове, который находится в Ярославской области. У него там жила мама, она работала учительницей истории.
Конечно, Тина не замедлила рассказать и о себе, что она окончила пятый класс, что по истории у нее пятерка, это ее любимый предмет. А по арифметике тройка, что задачки она решает неплохо, но вот примеры ей просто не удаются.
Шли долго. Геннадий Иванович совсем выбился из сил. Он держался одной рукой за плечо товарища, а другой опирался на толстую палку.
— Когда же кончится это чертово болото? — спрашивал он.
Валентина уверяла, что скоро, что осталось совсем немножко идти.
Наконец они выбрались на сухое место, Геннадий Иванович опустился на землю.
— Дальше не могу… Сил нету…
Телеверов сел рядом с ним, вытер рукавом мокрое от пота лицо.
— Ручейка нет ли поблизости? Пересохло во рту.
Тина ответила, что близко нет нигде ни родника, ни ручья, а пить из болота нельзя. Она на уроке в микроскопе видела, сколько всякой гадости живет в одной капле болотной воды.
— Но пить–то все равно хочется. — Телеверов кивнул на товарища. — Особенно ему.
— А если вам ягод нарвать, — сказала девочка. — Они кислые, утоляют жажду.
Телеверов устало улыбнулся.
— Вот Тинка–молодчинка! Давай ягоды.
Валентине очень понравилось, что летчик ее так назвал. Раньше, когда кто–нибудь ее называл Тинкой, она, честно говоря, обижалась. Ей казалось, что имя получается некрасивое, резкое. А вот когда назвали «Тинка–молодчинка», стало даже приятно. Тина рвала морошку, краснобокую клюкву и складывала в подол платья.
— В зеленых больше витаминов, — сказал Телеверов, когда Тина высыпала перед ним ягоды. — Спасибо, Тинка-молодчинка!
Потом они попрощались.
— Мы еще увидимся, — сказал Телеверов, — когда разобьем фашистов, обязательно приеду к вам в деревню.
Чуков, пожимая ей руку, пригласил в Москву.
— Адрес мой легко запомнить. Улица называется Большая Полянка.
Тина подумала, что он шутит. Она засмеялась.
— Вот чудно как! Наша деревня тоже называется Большая Полянка.
— Ну теперь тебе и вовсе ничего не стоит запомнить адрес. Главное, номер дома не забудь.
Валентина повторила вслух адрес и обещала запомнить.
— Когда война кончится, — тихо произнес Чуков, — ты напиши, пожалуйста, по этому адресу, сообщи, как вела нас по болоту… Пусть узнают о нас…
— Ты что, Генка! — воскликнул Телеверов. — Мы еще повоюем! Ну–ка, вставай.
Валентина смотрела им вслед, пока они не скрылись в зарослях.
Обратная дорога показалась очень длинной. Девочка несколько раз падала, промокла насквозь, устала так, что еле передвигала ноги. Ей хотелось скорее добраться до дома, влезть на печь к бабушке и уснуть. И вдруг сквозь просветы между деревьями она увидела, что горит деревня. До ее слуха донеслись стрельба, отчаянные крики, собачий лай, мычание коров, гул моторов…
— Мамочка! Мамочка! — крикнула Тина и, не разбирая дороги, побежала к деревне.
На опушке она в ужасе остановилась и, обхватив ствол корявой березы, бессильно опустилась на траву.
До рассвета гремели выстрелы.
Утром, когда все стихло, она отважилась выйти из леса. Шатаясь, побрела к деревне. Но ни своего дома, ни соседних уже не было — фашисты сожгли их. Нигде ни души. Тина подошла к погребу. Открыла двери и в отчаянии позвала:
— Мама! Мама!
Подвал ответил гробовым молчанием.
Она сделала шаг и за погребом увидела чьи–то ноги. Бросилась туда и застыла на месте. На земле лежали бабушка Евдокия, мать и маленький брат.
Тина опустилась на колени и с ужасом отпрянула. Все были мертвы.
Валентина упала на землю и долго плакала, пока не обессилела.
Очнулась она уже днем. Встала и, шатаясь, пошла искать лопату.
Долго ходила по двору и все никак не могла вспомнить, что ей надо. Наконец вспомнила. И снова зарыдала.
Лопаты нигде не было. Тина заглянула через обуглившийся плетень к соседям. На огороде, возле грядки капусты, валялась лопата. Тина взяла ее и долго думала, где похоронить маму, бабушку, Ивася. Перенести их на другое место у нее не было сил, и она решила копать яму тут же. Ноги, спина и руки были словно ватные, болели, не слушались. В голове звенело, перед глазами плыли черные круги.
Тина набила мозоли на ладонях, но выкопать глубокую яму так и не смогла. Она поцеловала маму, братишку и бабушку, накрыла их остатками одежды и стала засыпать землей.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ,
в которой генерал сдается в плен
Девчонка появилась так же неожиданно, как и исчезла.
Санька зашел ей в тыл, чтобы она не вздумала снова удрать.
Вовка насупился. Он тоже не сомневался, что она подслушивала их разговор. Когда он раскрывал боевой план продвижения на восток и мечтательно говорил о скорой встрече с партизанами, она, наверно, сидела в кустах и похихикивала.
«Дать ей надо как следует, — зло подумал Вовка, — будет знать, как подглядывать и подслушивать!»
Сузив глаза, он презрительно посмотрел на девочку. Как и в прошлый раз, встретился с ее печальными глазами и стушевался.
— Ну, бейте, — тихим, чуть насмешливым голосом произнесла Тина. — Вам троим легко будет справиться с одной.
Ребята переглянулись. Михась опустил руки, разжал кулаки.
— А ты не шпионь! — сказал он. — И никто тебя не тронет.
— У нас, может, военная тайна есть, а ты подслушиваешь, — неуверенно поддакнул Санька.
Тина посмотрела на Вовку, словно зная, что он тут старший, и неожиданно попросила:
— Мальчики, возьмите меня с собой… — Тут голос ее дрогнул. — Я тоже хочу к нашим…
Ребята ждали от девчонки все, что угодно, но только не этого. Санька от удивления присвистнул, Михась выразительно хмыкнул:
— Ха! На войну девчонок не берут!
— А пулеметчица Анка? Кино «Чапаев» видели? — Тина смотрела то на одного, то на другого.
— Так то в кино! — сказал Санька.
— Анка была на самом деле, нам учительница рассказывала, — тут же ответила Тина и добавила: — Я еще раны перевязывать умею, в санитарном кружке была. И пушка у меня есть, самая настоящая. Только вот не знаю, стрелять можно из нее или нет.