Отель «Толедо»

– Я не вижу, чем могу быть тут полезна! – Завершив осмотр полок, Александра обернулась к сопровождавшему ее мужчине. – Если она что-то и увезла, то мне этого не понять! Трогать я ничего не буду. Прежде всего это ничего не даст. И потом, если вы все же решитесь обратиться в полицию, они будут очень недовольны, что кто-то рылся в бумагах до них!

– Я уже не знаю, что делать! – В голосе Сергея звучало настоящее отчаяние.

Он присел в кресло, накрытое старым клетчатым пледом, и закурил. Поискал взглядом пепельницу, нашел на журнальном столике большую морскую раковину, исполнявшую эту роль, взял ее в руки и тоскливо повертел. – Аня категорически против того, чтобы обращаться в полицию. Хорошо, хоть ключи у меня забыла обратно потребовать, а то бы я и вас сюда не смог привести! Лида молчит. Не разговаривает ни с матерью, ни со мной.

– Надеюсь, со мной она все-таки поговорит… Я хочу знать, как вела себя Надежда накануне отъезда, когда обещала вернуться… Вы девочку об этом расспрашивали?

Сергей с готовностью кивнул, явно радуясь тому, что может ответить на поставленный вопрос:

– Конечно, много раз спрашивал! И Аня тоже… Ничего особенного не происходило. Надя собрала свой обычный чемодан, с каким всегда ездит. Сказала Ане, когда привезла Лиду, что вернется через три дня. Даже и подозрений быть не могло, что она замыслила какой-то побег, как теперь говорит Аня! Я не был при том, как она прощалась, но и Лида, и Аня говорят, что Надя была спокойна, улыбалась, явно радовалась, что едет…

– Она очень любила Амстердам! – рассеянно кивнула художница. И содрогнулась, осознав, что начала говорить о Надежде в прошедшем времени, как о покойнице – точно так же говорил о ней Сергей.

То, что она услышала, тяжелым камнем легло ей на сердце. Александра изначально не верила в то, что Надя способна забыть долг, который ощущала перед заброшенным ребенком, и исчезнуть, попросту перестав выходить на связь. Ее исчезновение не было запланированным. Полгода молчания производили самое зловещее впечатление. Художница твердо решила добиваться, чтобы семья пропавшей приятельницы обратилась в полицию. Нерешительность Сергея раздражала ее, равнодушие Анны – бесило.

Продолжая осмотр комнаты, Александра перешла к зеркальному серванту, примерному ровеснику стенки. Квартира вместе со всей обстановкой досталась Надежде от умершей в начале девяностых годов бабушки, и она ничего здесь не меняла просто потому, что была равнодушна к комфорту. Это роднило обеих женщин – Александра годами жила в таких ужасных бытовых условиях, что неподготовленные посетители ее мансарды приходили в шок. Ржавые ледяные батареи, близкая железная крыша, раскаленная в жару, веющая лютой стужей в морозы, старая проводка, едва выдерживавшая нагрузку, единственный кран с холодной водой, которая в лучшем случае сочилась тонкой струйкой… Бывая у Надежды, Александра всегда пользовалась случаем и просила разрешения принять душ. Так она и мылась, скитаясь по квартирам и мастерским друзей. Все к этому привыкли, привыкла и она сама – ей уже не казалось чем-то постыдным и странным попросить о подобном одолжении. Пока она принимала душ в гостях у Надежды, та варила кофе. Потом приятельницы располагались с чашками в старых, продавленных, но уютных креслах, и Надежда, указывая на стеклянные дверцы зеркального серванта, рассказывала о своих последних приобретениях, которые там временно хранились. Надежда отлично разбиралась в фаянсе и фарфоре, умела дешево покупать редкости, которые потом выгодно сбывала коллекционерам. Сама она никаких коллекций не собирала.

– Честно говоря, – не раз признавалась приятельница Александре, – мне претит сама мысль о том, чтобы собирать какую-то коллекцию. Разбираться в вещах – да. Зарабатывать на этом надеюсь и впредь. Но посвятить свою жизнь старой рухляди, пусть даже редкой и ценной, – этого я не сделаю никогда!

Александра отлично ее понимала. Она и сама не предавалась страсти коллекционирования. Ее увлекал процесс поиска вещей по чьему-то заказу, манили тайны и трудности, которые встречались на этом пути… И хотя художница давно могла составить себе солидную коллекцию за очень небольшие деньги, ей и в голову не приходило это сделать.

Такие образом, безделушки, старинные и современные, стоявшие на полках в серванте, никогда не задерживались там надолго. Каждый раз, когда Александра приходила в гости, она видела новую разномастную коллекцию, назначенную к перепродаже. «Это масло к моему хлебу!» – говаривала Надежда. Она покупала эти вещички как будто на бегу, невзначай и так же легко их сбывала с рук, неизменно оставаясь в барыше. Деньги были нужны для содержания взрослеющей племянницы. Сама Надежда тратила на себя немного, одевалась, как и Александра, в старые, поношенные вещи и не привыкла роскошествовать. При всей внешней несхожести женщины были неуловимо похожи. Это их и сближало, монолитной стеной отгораживая от конкуренток – «великосветских» антикварш с последствиями пластических операций на лице, снабжающих Рублево-Успенское и Новорижское шоссе. Их разделяла пропасть. При том, что и те, и другие занимались одним делом и последние часто не уступали в осведомленности первым, это были представители двух очень разных миров.

…Стоя перед сервантом, Александра обводила взглядом предметы на стеклянных полках, потускневших от пыли, которая умудрилась просочиться между створками дверец. Впрочем, это было неудивительно – пыль царствовала в этом доме безраздельно.

– Странно… – произнесла наконец женщина. Сергей торопливо приблизился:

– Вы что-то заметили? Что-то пропало?

– Нет-нет… – Александра вновь и вновь осматривала полки, все больше убеждаясь в том, что не обманывается. – Как раз вещи, похоже, остались на прежних местах. Да, тот же самый набор, который я видела год назад. Будто их ничья рука не касалась!

Сергей недоуменно и вопросительно на нее взглянул, и художница пояснила:

– Понимаете, такие безделушки Надя брала для того, чтобы как можно быстрее перепродать и заработать. Иногда ей везло, и она могла выручить даже очень приличную сумму! Хотя никогда не жадничала. Для нее был важен быстрый оборот. В этом плане она была настоящим бизнесменом! Считала, что вещи не должны залеживаться на месте, нужно немедленно превращать их в деньги. Все, что вы видите на полках, она купила для того, чтобы устроить предновогодний базар – Надя так это называла. Перед большими праздниками можно продать все что угодно!

– И все осталось на месте? – уточнил Сергей. – Она ничего не продала?

– Похоже, ничего… – медленно проговорила Александра.

Она прикрыла веки, пытаясь восстановить в памяти точную картину своего декабрьского визита.

Художница всегда гордилась своей зрительной памятью и умела воссоздавать целые сюжеты из далекого прошлого во всех красках. Затем резко открыла глаза. Картина, которая только что возникла в ее мозгу, ничем не отличалась от той, которая была перед ней. С десяток фарфоровых фигурок на верхней полке. Разрозненные чашки с блюдцами на средней. На нижней полке – целый кофейный сервиз, расписанный вручную. Пропавшая хозяйка квартиры возлагала на этот сервиз большие надежды. У нее было сразу несколько покупателей на примете, и ей предстояло проявить недюжинные дипломатические способности, чтобы, предложив сервиз одному, не обидеть тем самым другого.

– Похоже, Надю в прошлом декабре что-то внезапно отвлекло, раз она не продала коллекцию, – продолжала художница. – Судя по всему, более важная сделка. Но то же произошло и в январе, и в феврале, и в марте – ведь там сплошные праздники, фарфор идет на ура. А вот апрель пустой месяц… В апреле она уехала…

Александра умолкла, не нарушал воцарившегося молчания и Сергей. Женщина в молчании осмотрела комнату Лиды, мельком заглянула на кухню… Ее не покидало ощущение, что она занимается чем-то противозаконным, и все тяжелее становилось на сердце. Из этого дома ушла жизнь, ее сменила гнетущая, безнадежная пустота. Александра вновь вернулась в комнату Нади и, остановившись напротив серванта, открыла дверцы. До этого она старалась ни к чему не прикасаться.