Игры богов

Сантилли медленно оторвал пальцы Сах Ира от своей рубахи, стиснул их, и тот с надеждой заглянул ему в лицо:

— Ты помнишь ожерелье? Ты сам его делал? Мы вместе с тобой выбирали камни. Помнишь?

Демон заторможено кивнул и шевельнул губами.

— Не говори, — остановил его ийет, — думай, вспоминай. Как ты гранил их, как плел цепочку, как делал оправу. Как одевал ей на шею. Вспоминай.

Ашурт снова слабо кивнул и закрыл глаза. Сейчас Сах вместе с ним шаг за шагом шел от самого начала к тому моменту, когда Сантилли защелкнул вычурный замочек и поцеловал ее, свою любовь. Дальше он не стал смотреть.

— Не получается, — прошептал ийет. — Не получается.

— Значит, ожерелье еще на нем, — Найири прошелся по террасе. — Неужели здравый смысл победил жадность?

— Так трясите своих богов, чертовых ангелов! — не выдержал Алексей. — Не может быть, чтобы никто ничего не знал.

— Аюна, — разлепил губы Сантилли.

Защитника Ласа буквально на руках принес Арт, но сильно поблекшего духа трясло, как в лихорадке, и добиться от него ничего не удалось.

— Я отнесу ее к источнику, — Арт нежно пригладил почти прозрачные волосы и поцеловал в лоб. — Она справится.

— Я к папочке, — Сах поднялся и похлопал ашурта по плечу. — Очухивайся, ты нам нужен. Давай в холодный душ и в зал Совета.

— Я с тобой, — метнулась к брату Элерин. — Мальчики, проследите тут за всем. Марк, поможете?

Все вдруг ожили и зашевелились. Прав человек, думал Найири, вызывая Андерса, нечего опускать руки. Кто сказал, что ничего нельзя сделать? Это они привыкли, что вызов — это безнадежно. Но кто проверял? Кто-нибудь это проверял? Люди не сдаются и борются до конца, даже когда кажется, что все безнадежно, и побеждают. Так почему тогда мы остановились?

Не зря он беспокоился, что-то не то с этим двигателем. Вспышка. Что это было? Похоже на основной поток. Да ну, ерунда. Не может быть. Как там Глеб? Не ослеп бы. Глаза должны болеть, а его тошнит. Вроде не беременный. И слабость.

— Глеб, — позвал он и открыл глаза. — Ты где?

Никак не сфокусировать взгляд. Пятна эти белые мерцают. И почему все качается? Я же не пил, удивился демон и устало закрыл веки.

Голова гудела, как колокол. Он видел такие на человеческих церквях. Люди думают, что их бог услышит их, если они будут звонить в колокола. Сколько их, людей, ко всем не набегаешься. Лас представил, как Господь бегает от одной церквушке к другой, торопливо благословляет и бежит дальше. Получилось смешно, и принц улыбнулся.

Да почему голова раскалывается-то? Он хотел потереть лоб и не смог. Подергал руку. Прижало чем-то? Чем? Лас с трудом разлепил глаза, но так и не понял, где находится. На больницу не похоже: слишком темное помещение. И пятна эти. Долго они еще мерцать будут? Да что там с руками?

Голову повернуть не удалось, и тогда йёвалли пошевелил пальцами. Чувствуются, вроде. Ноги тоже. Тогда почему он не может двигаться?

— Хозяин, — произнес кто-то с опаской, не понять, как будто женщина говорит и не женщина, — он приходит в себя.

— Сейчас, — тоже незнакомый мужской голос, доволен чем-то, почти мурлычет, — и выброси это.

— Так, кажись, живой, — осторожно возразили ему.

— И что? Так сожрут, — отмахнулся хозяин.

О ком это они? И почему все плывет и качается? И где Глеб?

— Глеб, — снова позвал Лас и попробовал потянуть руку на себя.

— Так сгодиться может. Вона крепкий какой.

Мужчина что-то неразборчиво пробормотал, раздался стук по дереву, и в нос сразу ударил тошнотворный запах. Замутило еще больше, и действительность пошла волнами, как в шторм. Лас прикрыл глаза и стал ждать, когда забулькает вода, но ее почему-то не было. Какой шторм, спохватился он, мы же в ангаре. Двигатель! Глеб!

— Глеб! — демон рванулся и забился в путах, — Глеб!

— Хозяин! — предостерегающе вскрикнул слуга.

— Ладно, тащи в подвал, — приказал мужчина, — пригодится. Что тут у нас? Буяним?

Лас сквозь ресницы попытался рассмотреть человека, но тот тоже колыхался, как длинная водоросль под водой. На мгновение стало смешно, и он глупо захихикал.

— Вот и молодец, — похвалил его человек, что-то прицепил на грудь и отошел.

Все заволокло черным туманом, а голоса доносились до принца, как сквозь толщу воды.

— Маг, — раздался хриплый голос, — маг, ты обещал за него свободу. Ты Слово давал, маг.

— Конечно, — согласился мужчина, чем-то бренча в стороне. — В кругу ты свободен, мой демон, — и вкрадчиво поинтересовался. — Я ничего не нарушил?

Демон? Здесь демон? Сантилли? Нет, не его голос. Кто? Почему тошнит? И слабость. Почему он ругается? Я спать хочу.

Хлопнула дверь, и демона не стало слышно.

— Отдыхай, — коротко приказал мужчина, и Лас провалился в темноту.

Где-то в глубине дома кричал человек. Ему было больно. Почему ему больно? Откуда эта чертова слабость? Почему все колышется, как в аквариуме? Лас помнил, что такое аквариум: в большой стеклянный куб наливали воду и запускали рыбок. Они плавали между водорослями, и те колыхались. Там еще были пузырьки воздуха. Почему здесь нет пузырьков?

Человек, наконец, замолчал, и стало тихо. Только кто-то хрипло и тяжело дышал. Лас не сразу понял, что это он так дышит. Правильно, он же под водой и воздуха не хватает. Почему он под водой? И где Глеб? Он же не умеет дышать под водой. Поэтому его и нет, решил демон.

Рядом заколыхался недавний мужчина.

— Ну, почти все, — удовлетворенно произнес он и усмехнулся. — Хороший мальчик.

Лас хотел возразить, что он плохой мальчик. Его никогда не называли хорошим мальчиком. Он всегда был плохим. А Санти, когда сердился, называл заразой, а потом смеялся. Боги, как он целовал! Потому что любил. А потом перестал. Нет, возразил себе Лас, ерунда. Санти всегда его любил. Он говорил, что она смысл его жизни. Почему она? Йёвалли хотел мотнуть головой, но что-то ее держало. Дурацкие мысли. Никак не собираются.

Лас стал упорно думать о том, почему Сантилли говорил так. Боги, какие это были жаркие ночи! Ашурт носил ей мороженое и конфеты, а утром было кофе. Они вместе сидели на подоконнике и пили кофе. И еще он не хотел надевать юбки, а Санти говорил, что она глупая, потому что ножки у нее божественные. И целовал их. Было щекотно, и она смеялась. Ничего не понятно!

Волнами накатывала одуряющая слабость, мешая думать. Временами Лас проваливался в душную темноту, выныривал из нее и снова начинал вспоминать, пытаясь понять хоть что-нибудь. Он цеплялся за эту реальность, боясь, что если еще раз тьма накроет его, он уже никогда не увидит ни Сантилли, ни Эрри…. Боги! У него же есть сын! Как он мог забыть? И Эле!

— А вот этого не надо, — предупредил мужчина, и по комнате снова поплыл дурманящий запах, забирая воспоминания.

Когда Ласайента очнулся в очередной раз, маг стоял перед ним и внимательно рассматривал его грудь.

— Великолепная вещичка, — задумчиво произнес он. — Думаю, тебе она больше ни к чему.

Мужчина расстегнул цепочку, и демон увидел ожерелье. Самая прекрасная вещь, какую только можно создать, потому что делал ее Сантилли. Сантилли, который любит его. Или ее? Принц нахмурил брови: почему все запуталось? Что за чушь? Что здесь вообще происходит? И где Глеб?

— Дорогой мой, — маг сокрушенно вздохнул, — придется нам расстаться, как это ни прискорбно.

— Где Глеб? — требовательно спросил Лас и не узнал собственного голоса.

— Занят, — нехорошо усмехнулся мужчина, — а ты уже уходишь.

Принц не успел спросить, куда он уходит? Без Глеба? Комната вдруг стала быстро удаляться. Точно так же убегает назад вход, когда поезд входит в темный тоннель, если стоять на задней площадке последнего вагона. Но он не хочет на поезд. Он вообще никуда не хочет. Нет, тут же возразил себе Лас, я хочу домой! К Сантилли, к сыну, к Элерин. Там свежий ветер. Там море и высокое небо, в котором можно расправить крылья.

Вдруг его с силой ударили сзади, в спине что-то громко хрустнуло, демона перевернуло несколько раз, и он упал, больно ударившись всем телом. Он лежал и думал, что больше не будет пить. Так много, по крайней мере. Сейчас он переждет, когда пройдет тошнота, встанет и пойдет домой.