Страница 34 из 35
«Угораздило же родиться под такой фамилией…» — усмехнулся Николай, отвечая на крепкое мужское рукопожатие. «Хозяин» тюрьмы, получивший от Зимы взятку в размере миллиона евро, закрыл глаза на инъекцию с транспортировкой тела, и теперь вполне себе достоверно играл свою роль, якобы удивляясь внезапному визиту представителя органов госбезопасности.
— С приездом, товарищ майор.
— Вас что, не предупреждали? — подозрительно осведомился Денисов, бросая на спинку дивана осеннее пальто.
— Я в курсе Вашего приезда, просто удивлён таким вниманием со стороны ФСБ.
— Итак, приступим.
— Николай, простите, не знаю Вашего отчества?
— Можно просто Николай. Смолин в одиночке?
— Уже нет.
— Как это «уже нет»? — нехорошим голосом переспросил Денисов, прищуривая свои холодные акульи глаза.
— Да так нет, сами же приказали «списать» его в тираж.
— Он что — умер?
— Откинулся два часа назад.
— Хм… так быстро… Где тело?
— Как где? «Труповозка» увезла.
— Куда? — Денисов вперил в Селивемирдинова тяжёлый испытующий взгляд.
— Куда-куда, в морг, у меня тюрьма, а не крематорий, — рассмеялся Селивемирдинов.
— Так быстро транспортировали тело? — интонации Денисова лязгнули металлом, но на «хозяина» тюрьмы начальственный тон эфэсбэшника не возымел нужного действия.
— Заключение о смерти? Покажите мне личное дело осужденного! — Денисов властно протянул руку, на что Селивемирдинов лишь сухо и официально кивнул. -
— Личное дело сейчас принесут, да Вы присаживаетесь.
— Нет времени. Где Васнецова? Надеюсь, не умерла? — съехидничал Денисов.
— Васнецова дожидается Вас, пригласить?
— Да, — Николай Денисов уселся на стул, закидывая ногу на ногу. То что «приговорённый к смерти» Смолин не доживёт до вечера, было ясно и без слов, но не слишком ли гнали коней с транспортировкой в крематорий его тела, хотя, и это было вполне достоверно — тюрьма не камера хранения умерших тел осуждённых.
«Не стоит торопить события!» — решил он, барабаня пальцами по коленке.
Николай нахмурился, глядя в зарешечённое окно. Он никогда не понимал загадкой, какие именно мотивы толкали преступников на свершения тех, или иных противозаконных действий, коль страх провести лучшие годы своей жизни за решёткой, с тоской взирая на небо в клеточку, не могли удержать их от содеянного зла.
«Бандитская романтика, воспетая Михаилом Кругом, буйство адреналина в крови, или же преобладающий у человека ген зла?» — подумал майор.
Дверь в кабине начальника тюрьмы распахнулась и в сопровождении Селивемирдинова вошла гражданка Васнецова. Рядом с ней маячил быкообразный конвойный.
— Добрый день, Вы хотели меня видеть?
— Садитесь, Наталья Фёдоровна, — от майора, специально использовавшего этот глагол, не укрылось, как испуганно вильнул в сторону взгляд молодой женщины
— Вы хотели меня видеть? — она прочистила горло, явно играя на публику непривычную для неё роль.
— Да, — тон для беседы Денисов специально выбрал резкий, колючий, сразу же приступая к формальному запугиванию. Рязанцева внутренне напряглась, что тоже было моментально отмечено Николаем.
«Это она!»
— Представлюсь, я майор КГБ Денисов Николай Петрович…
— КГБ? — Анжелика выпятила нижнюю губу. — А я-то думала, что у нас уже ФСБ.
— А я из КГБ, — засмеялся Денисов своей излюбленной фишке.
— ПРЕДСТАВЬТЕСЬ.
— Васнецова Наталья Фёдоровна, тысяча девятьсот…
— Когда Вы последний раз видели Смолина?
— Кого? — Анжелика удивлённо вытаращилась на него, стараясь придать голосу неподдельное изумление. Сидела Рязанцева прямо, как аршин проглотила, но вспомнив, что по сценарию ей надлежит с блеском сымитировать роль лесбиянки-мужененавистницы, скроила на своём загримированном лице презрительную гримасу.
— Смолина? Не знаю такого. Я мужиками не интересуюсь.
— Да ну? — вкрадчивый шепот Денисова пригвоздил Анжелику к стулу, заставив нервно вцепиться обеими руками в сидение.
— Смолин Алексей Владимирович, семьдесят восьмого года рождения, которому Вы собирались сделать инъекцию.
— Какую к чёрту инъекцию, какому к чёрту Смолину, — вспылила Анжелика, чувствуя, как гибельно тонет в этом вязком болоте допроса.
— ТАКОЙ СМОЛИН! — прикрикнул Денисов, треснув кулаком по столу.
— Повторяю, не знаю я никакого Смолина, тут зэков в лазарете, как грязи! Может, наконец, объясните мне, в чём меня подозревают, и по какому поводу ведётся допрос?
— А разве я должен Вас подозревать? — искренне удивился майор, с откровенным сарказмом в голосе. — ИЛИ ДОЛЖЕН?
— Говорите по существу, — Анжелика запоздало взяла себя в руки, но в интонациях по-прежнему сквозил страх.
— А с чего Вы взяли, что я Вас допрашиваю? — недобрый взгляд льдистых глаз майора воздействовал на Рязанцеву, как удав на беззащитного кролика.
— Зачем тогда Вы пригласили меня сюда? — тем не менее, она хмуро сдвинула брови, отчего промеж лба залегли глубокие поперечные морщины. Дальше вопросы обрушивались подобно снежной лавине, не давая Анжелике опомниться ни на секунду.
— Почему Вы уволились с прежнего места работы?
— Не сошлась характером с начальством.
— Когда у Вас день рожденье?
— Двадцать пятого мая одна тысяча…
— Когда Вы первый раз переспали с женщиной?
— С женщиной?
— Вы же лесбиянка!
— Это была девушка. И, вообще, не Ваше дело когда.
— В какой школе учились до седьмого класса?
— В э-э, сорок восьмой…
— Как звали Вашего отца, гражданка Рязанцева?
— Васнецов Иван Фёдорович…
— А не Фёдор Иванович?
— Ну, конечно, Фёдор Иванович, я оговорилась. Только я не Рязанцева…
— Когда Вы сделали укол Смолину — час, два, три тому назад?
— Я не…
— Каким рейсом Вы прилетели в Екатеринбург?
— Я ехала из Питера на поезде…
— Сколько лет Вашему сыну?
— У меня нет сына…
— По документам есть.
— Я не…
— Насколько задержали вылет в аэропорту Оттавы?
— Повторяю, я приехала…
— Кто Вас так назвал мать или отец?
— Мать…
— Вас же воспитывал отец?
— Мама умерла, когда я пошла в первый класс…
— Вы путаетесь в показаниях!
— Ничего я не…
— Мне надо снять с Вас отпечатки пальцев.
— Для чего? В чём меня подозревают?
— Вопросы здесь задаю я.
— Раздевайтесь.
— Что?
— РАЗДЕВАЙТЕСЬ.
— Не понимаю, как раздеваться?
— ДОГОЛА!
— Да отвалите Вы от меня, майор, я буду жаловаться! — высоким фальцетом взвизгнула Рязанцева, обороняясь руками от наступающего на неё майора.
Резким движением Денисов разодрал на Анжелике халат, и треск рвущейся материи заставил Рязанцеву позеленеть от страха. Под халатом в белье скрывались утолщители, делающие её фигуру мужеподобной и кряжистой.
— Что Вы себе позволяете? — Рязанцева медленно попятилась к окну, натыкаясь спиной на стул.
— Ну что, голубушка, успела сделать Смолину укол?
— Нет… — слёзы градом полились по щекам девушки. В глазах потемнело, и чтобы не упасть, она ухватилась за спинку стула. — Я Вас не понимаю… Какой укол… какому Смолину…
— Плохи твои дела, Рязанцева, плохи! Подделка документов, пособничество в организации побега особо опасному осуждённому, и это только на территории Российской Федерации, не считая того, что ты успела натворить в Канаде.
— Что… Вы… такое… несёте…
— Ну, а дальше суд, приговор, тюрьма, оно тебе надо?
— Я…
— А я тебе предлагаю реальную помощь, — Денисов многообещающе улыбнулся, — Ты мне сдаёшь конспиративную квартиру, на которой скрывается Круглов с сыном Смолина, рассказываешь, куда повезут потом Алексея, а также кто конкретно стоит за всей организацией побега…
— Да Вы с ума сошли, — Рязанцева истерично всхлипнула и заплакала, размазывая по щекам слёзы.
«Ставки сделаны, ставок больше нет»…
Сейчас это, знающий своё дело, чекист спрессует её, и отправится она вместо призрачной Кубы в следственный изолятор. А дальше долгие месяцы следствия, полные надежд свидания с адвокатом, изнуряющие допросы, а в конечном итоге строгий, но справедливый суд, приговор, последующая апелляция, отклонение, этап, и привет места не столь отдалённые, где глоток свежего воздуха за счастье, а весточка с воли, словно манна небесная. Но даже если она обречена, возможно, Алексея удастся спасти, а там или он или Зима найдут возможность вытащить её, ибо такой человек, как Алексей Владимирович Смолин. Никогда не бросает преданных ему людей в беде.