Страница 30 из 35
— Вонища жуть.
— Усиленную охрану к лазарету.
— Да.
Врач, несколько минут в нерешительности простоял над кроватью Смолина, пытаясь разглядеть хоть какие-нибудь признаки жизни на его избитом в кровь лице. Нащупав слабый нитевидный пульс, он утвердился в правильности своей догадки. По-хорошему пациентом следовало бы заняться, но приказ московского полковника ФСБ не подлежал обсуждению. Тем более, в кабинете его дожидались любовно приготовленные супругой трёхслойные бутерброды с колбасой, копчёным сыром и огурцами, а в чашке заваривался крепкий, кирпичного оттенка ароматный чай.
— Мда, — пробормотал врач, с грохотом захлопывая за собой дверь.
«Белов, тварь, приказал убить меня. Это мы ещё посмотрим. Дай мне только выбраться отсюда! Заберу с собой Круглого с Пашкой, Зиму прихвачу, выжду время и возьму реванш … — Алексей скривился от боли. — Пабло, сынок, потерпи! Скоро мы будем вместе!»
Каждый раз, думая о сыне, Смолин вспоминал красивое лицо любимой женщины, однако, в последнее время, когда перед его мысленным взором вставал облик печальной темноволосой Азаровой, картинка постепенно исчезала, а вместо её печальных бездонных глаз на Смолина в упор смотрели пронзительные озёра Анжелики Рязанцевой. Женщины были похожи, как сёстры-близнецы, разницу между ними составляла лишь россыпь веснушек на лице последней, щербинка между зубами, цвет глаз, волос, светлая кожа, невысокий рост, чуть более метра шестидесяти и вздёрнутый, курносый нос. Алексею было достаточно всего лишь один раз заглянуть ей в глаза в зале суда, чтобы понять готовность Рязанцевой пожертвовать собственной жизнью ради его спасения. Такая самоотверженная преданность незнакомому человеку отчасти напрягала, отчасти импонировала Смолину. Приняв решение помогать Алексею до самого конца, Рязанцева, сама того не ведая, автоматом становилась пешкой в его холодной, расчётливой игре, пополняя ряды всех тех, кто положил на алтарь служения интересам своего лидера не только собственные интересы и право выбора, но и свою жизнь.
«Паблито, сынок, я обещаю, у тебя будет такая жизнь, о которой можно только мечтать!»
Прекратив терзать себя мыслями о сыне, Смолин, принялся диагностировать состояние своего организма, находя его весьма плачевным: заплывший глаз не открывался, другой утратил процентов тридцать своей работоспособности, несколько рёбер и рука сломаны, внутренности отбиты, нога переломана в нескольких местах. Смолин тяжело вздохнул — даже если Рязанцева объявится в ближайшем времени и ему удастся соскочить с зоны, о перелёте на Кубу в таком состоянии не могло быть и речи, разве что в инвалидной коляске.
Рука Смолина непроизвольно сжалась в кулак.
«Белов, это из-за тебя я здесь. Я выйду отсюда, поймаю и прикончу тебя. Знай, скоро я буду ближе, чем ты думаешь, и дальше, чем тебе хотелось бы!»
ГЛАВА 3
ВЫХОД
«Нет такой женщины, у которой я не выиграл бы, даже дав коня вперёд»
Роберт Джеймс Фишер, гроссмейстер
* * *
Чёрный, внушительных размеров внедорожник остановился в квартале от дома, в котором вместе с мужем проживала мать Виталия Круглова. Осмотревшись по сторонам, Дмитрий Зимовский увидел курившего около гаражей двенадцатилетнего школьника, вышел из машины, прихватив с переднего сидения перевязанный верёвкой пакет, надвинул шапку до самых бровей, и зашагал в его сторону. При виде взрослого брутального мужчины парнишка бросил на него надменный взгляд, явно копируя какого-нибудь героя из криминального боевика.
— Уроки прогуливаем! — ухмыльнулся Зима. — Не хорошо…
— Слышь, — окрысился тот, показав ему для верности «фак». — Иди, куда шёл!
— Будешь много курить, импотентом станешь.
— Не стану, — парнишка цинично скривился, выпустив в воздух колечко дыма. — Те чё надо, дядя?
— Косарь заработать хочешь?
— Да пошёл ты, педараст грёбанный.
— Ну как знаешь, — Зима, скептически приподняв правую бровь, сделал вид, что собирается уходить. Мальчишка, видимо осознав, что на представителя сексуальных меньшинств мужик явно не тянет, а деньги, как известно, никогда лишними не бывают, торопливо окликнул незнакомца, с жадностью глядя ему в глаза.
— Косарь, говоришь? А чё делать?
— Работу работать.
— По делу чирикай, дядя, — мальчишка криво ухмыльнулся, для наглядности сплёвывая через плечо, и выбросил сигарету на асфальт.
— Отнесёшь пакет вот по этому адресу, получишь бабки!
— А чё в пакете? Бомба? — глаза парнишки оживились.
— Наркота, вот чё, — в тон ему ответил Зима.
— Да лан…
— Документы. Самому мне светится не в масть.
— Ладно. Давай сюда. Так чё я должен сделать, просто отдать и всё?
— И всё.
— А ты чё, от легавых скрываешься что ли? — глазёнки парнишки зажглись опасным азартным блеском.
«Далеко пойдёт, пацан, жаль по кривой дороге!» — с грустью подумал Зима.
— Меньше знаешь — крепче спишь.
— Или из коммерсов? Точила у тебя что надо.
— Я же сказал, много будешь знать, рано в ящик сыграешь. Одна нога здесь, другая там. У тебя десять минут.
— Лан, — по-волчьи оскалился парнишка, принимая у Зимовского пакет, на котором была приклеена бумажка с адресом. — Я мигом, жди меня здесь.
— Время пошло.
Пацан, сгорая от чувства собственной значимости, побежал исполнять свой первый в жизни заказ.
«Жаль парня!» — констатировал Зима, засекая время на часах.
Разумеется, в пакете были не документы, а крупная сумма наличных, предназначавшаяся для матери Виталия. Для Марии Кругловой горячо любимый сын мёртв, а деньги — всего лишь жалкая часть компенсации за все страдания, выпавшие на долю пожилой женщины. Зима понимал, что Круглов вынужден жить с тяжким грузом на душе, осознавая, что морально уничтожил собственную мать, но иных виноватых в этой истории, кроме него самого не наблюдалось: Виталий сделал осознанный выбор ещё шесть лет назад, когда помогал своему другу Смолину скрыться во Франции.
Зима прикинул финансовые возможности Смолина: часть денег ушла на взятку патологоанатому и всех сопричастных, подтвердивших заключение о смерти Павла Азарова и Виталия Круглого, а если у ФСБ и возникнуть хоть малейшие сомнения на сей счёт, по всем документам данные экспертизы послужат лучшим тому доказательством.
На счёт Круглова с Павлом Зима пока что не особо беспокоился — в данный момент они скрывались на конспиративной квартире в Оренбурге, а вот с самим Смолины дело обстояло гораздо сложнее. По своим каналам Зима узнал, что к особо опасному заключённому по приказу полковника ФСБ Белова запрещён допуск новых сотрудников медицинского персонала, значит, что шанса сделать ему инъекцию у Рязанцевой не предвидится.
Незаметно в раздумьях протекли десять минут. Вскоре Зима увидел приближающегося мальчишку.
— Эй, дядя, давай косарь! — запыхавшийся парень деловито протянул руку за деньгами, но Дмитрий холодно поинтересовался, пригвождая к месту его продирающим до печёнок взглядом:
— Докладывай, кому отдал?
— Женщина пожилая, — парень нетерпеливо перекатился с пятки на носок.
— Опиши её, — потребовал Зима.
— Да чё описывать, не надул я тебя, дядя! Ну, такая полноватая, волосы седые, крашенные в белый цвет, синяки под зарёванными глазами. Я в дверь позвонил, а она мне с порога: «Сынок, ты от Виталика?».
— Верю, — Зимовский протянул мальчишке купюру, достоинством в тысячу рублей.
— Ну, я погнал, дядя?
— Чеши, давай. На сигареты не трать. Фруктов лучше купи домой.
— Да пошёл ты, — беззлобно огрызнулся парнишка.
Зима круто развернулся, ссутулился и пошёл в сторону джипа, вдыхая полной грудью тёплый апрельский воздух. Кругом была редкостная благодать: радостно чирикали птицы, ласково припекало весеннее солнце; весна заявляла о своих правах, а следом за ней напирало пыльное и засушливое лето, но для Зимы не было места для подобных сантиментов. Сев за руль внедорожника, он включил «радио Шансон» и закурил, вспоминая своё знакомство со Смолиным.