Игра. Реванш

Гробовое молчание было ему ответом: обалдевшие заключенные даже рта не посмели раскрыть, переваривая команду нового сокамерника. Вопрос о том, вынужденная это была пауза, грозящая перерасти в затишье перед бурей или нет, Смолина не волновал: он умел гасить на корню любое сопротивление его власти. Теперь до прихода врача можно было подумать над планом побега.

* * *

Ещё с самого детства Круглов обожал ездить в поездах: привокзальная суматоха, толчея на перроне, специфический запах, витавший в составе, всё вызывало в нём сладкую дрожь, пробуждая давно забытые воспоминания, когда маленький Виталик, в сопровождении матери и отчима, выезжал на Украину к родственникам на всё лето в деревню. А зимой его матери приходилось, заручившись разрешением вечно занятого работой отца Смолина, отправлять на зимние каникулы сына вместе с его другом, худеньким черноволосым мальчиком, без общения с которым её Виталька не мог прожить и дня.

Глядя в окно, Круглов невольно улыбнулся своим мыслям, испытывая щемящее ностальгическое чувство, какое бывает у всех романтиков. Ему вспомнилась их первая совместная поездка с Алексеем на Украину: из глубин сознания выплыла бередящая душу картина, в ушах зазвучал мерный перестук колёс, напевающий ритмичное тутук-тутук, тутук-тутук… Ноздри Круглого уловили запах свежей выпечки, зажаренной в духовке курицы, солёных огурцов, коттлет, и ещё чего-то неуловимо родного, связанного с тем безоблачным периодом детства который он тщательно скрывал от самого себя за железным засовом памяти. На верхних полках они, Лёшка и Виталька, закадычные друзья, Круглов и Смолин, отличник и середнячок, ведущий и ведомый. Под подушками спрятаны игрушечные пистолеты, за поясом заткнуты рогатки, в глазах азарт предстоящих приключений. Две пары блестящих глаз таинственно переглядываются между собой, тёмные как смоль непроницаемые Алексея с хитрым властным прищуром, и радостные, безмятежные светло-серые Виталия. На губах маленького Смолина блуждает снисходительно суровая улыбка общепризнанного школьного короля, а на добродушном, с мягким подбородком и высоким лбом лице Виталия отражается безграничное доверие и радостное предвкушение череды безумств, которые обещают им школьные летние каникулы.

Вздрогнув, Круглый перевёл взгляд на Пашу, сидящего рядом с ним с чуть отрешённой улыбкой, изредка, в редкие моменты душевного умиротворения, появляющейся на лице старшего Смолина. Парик с длинными волосами лишь почеркнул его тонкие черты лица, оттеняя громадные глаза в оправе загнутых кверху отцовских ресниц. Паша сидел в красном девчачьем платье, тёплых шерстяных колготках и замшевых ботиночках на нижней полке, вертя в руках куклу, и задумчиво смотрел перед собой. В этот момент он, не смотря на длинные волосы и коротенькое платье, Виталий в который раз отметил, как сильно маленький Паша похож на своего родителя.

— Бабуля, я кушать хочу! — сказал Паша, с робкой надеждой поднимая огромные отцовские глаза на Круглого.

— Полиночка, сколько же можно есть, ты же полчаса тому назад пообедала?!?! — рассмеялся Виталий, — Бабушка твоя тоже много ела и стала толстой и старой!

— Я девочка, и должна вырасти красивой! — выдал Смолин младший и Круглый, не удержавшись от смеха, по-мужски хмыкнул, тряся накладными буклями.

— Да, Полиночка, быть тебе артисткой! — он потрепал Пашку по плечу, отмечая про себя с какой недетской серьёзностью этот маленький пятилетний ребёнок включился в игру. Унаследовав от отца его блестящие актёрские данные, кои Смолин старший нередко применял на практике, Паша смог бы стать со временем медийным лицом, наделённым от рождения даром лицедейства.

— Ну, давай-ка я скипячу нам чайку, или заварю лапшу «Ролтонн»! — по-стариковски крякнув, Круглый, не выходя из образа ни на минуту, неуклюже поднялся, схватившись за спину.

— Проклятый радикулит, совсем замучил.. — посетовал он дребезжащим старческим голосом, веселя не только сынишку Алексея, но и самого себя. Паша заулыбался, отчего на его щеках заиграли трогательные ямочки.

«Лёха был не такой!» — подумал Круглов, листая в памяти старые фотографии Алексея в пятилетнем возрасте. С выцветшей фотокарточки на мир серьёзно и пристально взирали огромные чёрные глаза, а рот, приоткрывшийся в самоуверенной полуулыбке, того и гляди выстрелит в воздух очередной командой.

«Я игрок по жизни, мои ставки высоки: на кону не только моя жизнь, но и судьбы близких мне людей. Скинуть бланковые карты — моё первое правило. Даже при плохом раскладе нужно уметь рисковать. Завладеть инициативой, собрать сильнейшую комбинацию и взять банк, только тогда ты сможешь подчинить себе фортуну», — пришли на ум слова Смолина, сказанные дня через три после гибели Гарика. Круглов, нахмурившись, поправил парик, причинявший ему жуткие неудобства. Надо сказать, грим доставлял воистину зверские мучения: голова под нашлёпкой искусственных волос нещадно прела, гладко выбритое лицо жутко чесалось под толстенным слоем тонального крема, а губы, намалёванные помадой коммунистического колера, противно липли руг к другу. Кроме того в узкой юбке, стесняющей движения, он чувствовал себя спеленутым младенцем, а от хождения на каблуках ноги гудели от основания икры до коленной чашечки.

«Лёха, Лёха, где же ты так просчитался!!» — Круглый сжал руку в кулак, сдерживая порыв звездануть по равнодушному холодному стеклу. Ставки, сделанные Смолиным, оказались убийственно высокими: первой жертвой, попавшей в жернова адской машины, стал его брат Гарик, затем Вероника, лучший друг Виталий, и, в конце концов, он сам. Смолин оказался не просто потенциально опасен для окружающих, он, будто злой гений-кукловод, даже находясь за решёткой, продолжающий дёргать за ниточки послушных его воле марионеток. Круглов видел, как Алексей на свой лад перекраивает не только свою собственную судьбу, жизнь своего друга, но и единственного сына, вместе с посторонней женщиной, по роковому стечению обстоятельств попавшей в этот жёсткий замес, и это ввергало его в состояние ступора.

Взглянув на безмятежного Пашку, Круглову стало стыдно за своё малодушие. Алексей рисковал не только его жизнью, но и своей, когда бросился ему на выручку в тот злополучный день его ареста. Вот и теперь, находясь в закрытой тюрьме «Чёрной дельфин» Смолин приложил все усилия на то, чтобы вытащить его, Круглова, на свободу, а он сидит тут и как последний жалкий трус мандражирует, вместо того, чтобы сконцентрироваться на успехе затеянного предприятия.

Выглянув в окно, Виталий заметил, как поезд, замедлив ход, скрипнул колёсами и спустя несколько секунд, железнодорожное полотно сменилось наплывающим перроном.

— Станция «Брянск Орловский». Стоянка поезда пять минут, — объявили в динамиках остановку состава. Пашка с интересом прилип носом к окну, разглядывая вереницу бабусек, радушно встречающих поезд «хлебом-солью» и жареными пирожками. Состав, скрипнув длинным телом, с лязгом остановился. Вагон, распахнув дверь, исторг на улицу первую партию заядлых курильщиков. Виталий, которому отчаянно хотелось курить, чертыхнулся и опустил окно, полной грудью вдыхая свежий вечерний воздух.

— Бабушка, смотри! — Смолин младший указал пальцем на виднеющийся неподалёку ларёк. — Там сникерс!

— Сникерс, говоришь, — Круглов бросил быстрый взгляд в сторону ларька. — Ты хочешь сникерс, Полиночка?

— ДА! — нежный румянец тронул щёки Паши Смолина, длинные ресницы дрогнули, а в глазах заплясали знакомые бесенята. — Папа мне всегда покупал! Бабуля, купи мне Сникерс!

Круглов порывисто встал, одёрнув задравшуюся юбку.

«Минута до ларька, минута обратно, успею, заодно куплю «Пэлл Мэлл», сдохну же, если не покурю!» — решил он и, прихватив свой старушечий редикюль, проворно выскочил из купе, бросив на ходу: «Жди, Полинушка, я мигом».

— Ох, старость не радость, молодость не потеха! — буркнул Виталий, играя на публику, сиречь на проводницу, по-стариковски спускаясь по ступеням. Узкая юбка стесняла движения, ноги на каблуках ковыляли, но Виталий не обращал внимания на эти мелочи. Проковыляв по перрону до ларька, он сунул круглую голову с кудрявым париком и, улыбнувшись намазанными губами, войдя в раж, попросил сонную и заспанную толстую деваху в окошке торговой палатки: