Страница 40 из 129
Нат, скрестив руки на груди, хмыкнула:
— Рискуешь утратить популярность, если не дашь им увидеть это интересное зрелище.
— Им?
Глаза Нат округлились.
— Ведь ты не имеешь в виду и меня тоже?
— Не забывай, у нас здесь испуганный ребенок. Вы с Кэлом вернетесь в участок и принесете сюда что-нибудь вроде сети. Потом по телефону постарайтесь узнать, не потерялась ли сегодня какая-нибудь девочка. Кэл, скажешь Мелу, чтобы он начал опрашивать людей в городе.
Через полтора часа все магазины центральной части Рейн- Вэлли были закрыты, место происшествия огорожено.
— Ты наверняка удивляешься, что начальник полиции — женщина, — говорила Элли, стараясь не шевелиться.
На траве поддеревом, на глубокой тарелке, лежал кусок жареной курицы, апельсин, нарезанный кружочками, и яблочный пирог. Пахло все это божественно.
Элли подняла голову и встретилась глазами с немигающим, настороженным взглядом ярко-голубых глаз девочки.
А потом Элли посмотрела на огромный рододендрон перед скобяной лавкой. Она знала, что за ним прячется человек из службы отлова бездомных животных, готовый выпустить стрелу с транквилизатором.
— На самом деле я не знала, что стану полицейским. Так жизнь распорядилась. В двадцать один год я второй раз вышла замуж. — Она грустно улыбнулась. — Брак распался, и я вернулась к отцу. И тогда мой дядюшка Джо, начальник полиции, предложил мне сделку: если я поступлю в полицейскую академию, он не будет замечать моих штрафных талонов за парковку. И оказалось, что я рождена для этой работы. — Она бросила быстрый взгляд на девочку.
Ни малейшего движения. Ничего.
В животе у Элли заурчало.
— А, черт. — Она потянулась за курицей и оторвала ножку.
Листья зашевелились.
— Давай, — прошептала Элли. — Сюда. Вниз. Курица. Пирог. Еда.
Девочка спрыгнула с ветки, приземлилась ловко, как кошка, не выпуская волчонка из рук. «Да от такого удара она должна была переломать себе все кости!» — подумала Элли с ужасом.
Элли не двигалась, даже дышать перестала.
Девочка, помедлив, выпустила из рук волчонка. Осторожно приблизилась к тарелке с едой, принюхиваясь, как дикий зверек, и принялась за еду.
Элли в жизни не видела ничего подобного. Девочка и волчонок походили на двух щенков, бросившихся на добычу. Отрывая куски мяса, девочка быстро набивала ими рот.
Элли потихоньку зашла ей за спину и собрала в комок сеть. Ловким движением бросила ее. Сеть накрыла ребенка и волчонка. Когда они поняли, что их поймали, начался настоящий кошмар.
Девочка словно обезумела. Она каталась по земле, пытаясь освободиться, цепляясь грязными пальцами за нейлоновую сетку. Но чем больше она рвалась, тем сильнее запутывалась.
Волчонок рычал. Когда стрела, просвистев в воздухе, воткнулась ему в бок, он взвизгнул и упал на землю.
Девочка завыла.
— Ничего, дорогая. — Элли направилась к ним. — Не бойся. С ним все будет хорошо.
Девочка взяла волчонка на колени и стала гладить по шерстке, пытаясь разбудить. Когда она поняла, что ничего не выходит, она завыла снова — в ее вое слышались отчаяние и боль.
Медленно подбираясь к девочке, Элли ощутила запах земли и прелых листьев, но сильнее всего был аммиачный запах мочи. Она вытащила из рукава спрятанный шприц.
Новость разнеслась по всему городу. Люди рассказывали о девочке-волчонке, которая умеет летать и управляет громом и молнией, при этом каждый добавлял, что видел это чудо своими глазами.
В больнице на узкой койке лежала девочка. Она спала. Несколько датчиков были прикреплены к ее голове, и еще два регистрировали биение сердца. Одно ее запястье крепилось к поручню кровати кожаной петлей.
Доктор Макс Серразин осматривал девочку. Элли с Нат стояли рядом.
Элли никогда еще не видела доктора таким серьезным. За шесть лет, что Макс прожил в Рейн-Вэлли, он создал себе определенную репутацию — и не только хорошего врача. Когда к нему перешла практика Дока Фишера, все одинокие дамы города надеялись, что он обратит внимание на кого-нибудь из них. За эти годы он встречался с женщинами — и довольно часто, — но никто не мог заявить на него свои права. В последнее время такие встречи случались все реже, он становился одним из тех странных людей, что населяют маленькие города: замкнутым одиночкой.
— Ну ладно, — проговорил наконец Макс, взъерошив вьющиеся, темные с проседью волосы.
Он был одет буднично, в старые выцветшие джинсы и черную футболку, но его ярко-синие глаза обращали на себя внимание. Элли подумала, что мужчины красивее этого доктора она в жизни не встречала.
— Что ты можешь сказать, Макс?
— Организм обезвожен и ослаблен вследствие недоедания.
— Индианка?
— Не думаю. Уверен, что под всей этой грязью она белая. — Он приподнял правую ногу девочки. — Видишь шрам на лодыжке?
Под глубоко въевшейся грязью Элли разглядела широкую светлую полоску шрама.
— Следы веревки?
— Почти наверняка.
— Бедняжку держали на привязи?! — ужаснулась Нат.
— Я бы сказал, очень долго. Шрам старый. Рентген показал, что левое предплечье было сломано и неправильно срослось.
— Есть ли признаки сексуального насилия?
— Нет. Никаких. — Он покачал головой. — Никогда не видел ничего подобного.
— Что мы можем для нее сделать?
— Это не мне решать. Если бы она была в сознании, я мог бы ее понаблюдать, но…
— Детская комната свободна, — сказала Нат. — Можно будет наблюдать за ней через окно.
— Действительно. Помести ее туда, Макс. К утру Мел с Эр- лом выяснят, кто она. А если она раньше очнется, то сама скажет нам.
— Если она умеет говорить. Дело серьезное, Элли. Может быть, тебе придется вызывать больших начальников.
— Макс, это мой участок. Я сама справлюсь.
Стоя в спальне перед большим зеркалом, Джулия придирчиво оглядела себя с ног до головы. Темно-серый брючный костюм, шелковая розовая блузка. Светло-русые волосы собраны в пучок — она всегда причесывалась так для встреч с пациентами. Правда, из-за трагедии в Силвервуде их у нее осталось совсем немного.
Она взяла портфель и пошла в гараж, где ее дожидалась сине-стальная «тойота». Улица была пуста. В это теплое октябрьское утро репортеры не стояли на страже. Она больше не представляла интереса для прессы.
После кошмара длиной в год она снова вернулась к жизни.
На дорогу к офисному зданию в Беверли-Хиллз у Джулии ушло больше часа. На втором этаже перед кабинетом с блестящей серебряной табличкой на двери — «ДОКТОР ДЖУЛИЯ КЕЙТС» — она остановилась.
Нажала на кнопку домофона.
— Привет, Гвен, это я.
Раздалось жужжание, затем щелкнул замок.
В кабинете пахло свежими цветами, которые сюда доставляли каждый понедельник. Хотя пациентов теперь стало меньше, цветы она по-прежнему заказывала. Отказаться от них означало бы признать поражение.
— Здравствуйте, доктор, — сказала Гвен Коннелли, ее секретарша. — Поздравляю вас со вчерашним решением суда.
— Спасибо, — улыбнулась Джулия. — Мелисса уже здесь?
— У вас нет приемов на этой неделе, — тихо сообщила Гвен. — Вы видели сегодняшнюю «Лос-Анджелес тайме»?
— Нет. А что?
Гвен вытащила газету из корзины для бумаг и бросила на стол. Заголовок статьи гласил: «СВАЛИТЬ ВСЕ НА МЕРТВЫХ», а под ним — фотография Джулии.
Джулии стало дурно. Гвен протянула к ней руки, чтобы обнять и успокоить:
— Но ведь вы многим помогли… Вы ни в чем не виноваты.
Джулия быстро отстранилась. Если сейчас кто-нибудь прикоснется к ней, она расплачется.
— Спасибо. Я… я думаю, мне нужен отпуск. — Она попыталась улыбнуться. Улыбка вышла натужная.
— Вам это пойдет на пользу, — сказала Гвен. — Я откажусь от цветов, скажу, что вы на какое-то время уедете.
«Я откажусь от цветов». Даже удивительно, как эта фраза задела ее за живое. Стараясь не выдать волнения, она проводила Гвен до дверей.