Страница 119 из 129
— Держись, Тинтин! — заорал я.
Роберто лег на живот и протянул Тинтину руку. Но Тинтин не мог ее ухватить — недоставало нескольких сантиметров.
— Снимай рюкзак! — крикнул Роберто. — Давай его мне.
Тинтин осторожно, боясь потерять равновесие, снял рюкзак и отдал его Роберто. Без груза Тинтин сумел взобраться на площадку и рухнул на снег.
— Я не могу больше идти, — сказал он. — Сил нет. Я на ногах не держусь.
Я понимал, что нужно идти дальше, пока мы не найдем хорошее место для ночлега, поэтому я двинулся вперед, а остальным пришлось идти за мной. Солнце уже заходило за гору, скалы отбрасывали на склон длинные тени. Стало холодать. Меня охватила паника.
Я полез на скалу, чтобы получше оглядеться, но тут моя нога попала в расщелину, и я левой рукой ухватился за валун. Он вроде бы крепко сидел в снегу, но когда я за него взялся, из-под валуна выкатился камень размером с пушечное ядро и полетел вниз.
— Осторожно! — крикнул я товарищам.
Роберто в ужасе отшатнулся — камень просвистел в нескольких сантиметрах от его головы. Он ошарашенно молчал, а потом заорал:
— Сукин сын! Ты что, убить меня хочешь?
Он нагнулся, втянул голову в плечи. Я понял, что он плачет. Когда до меня донеслись его рыдания, мне вдруг показалось, что все безнадежно.
— Пошли вы к черту! — взбесился я. — С меня хватит!
У меня было только одно желание — чтобы все поскорее закончилось. Мне хотелось лечь в снег и лежать в тишине и покое долго-долго. О чем я еще думал, я не помню, но что-то заставило меня идти дальше. И когда Роберто успокоился, мы продолжили путь.
Наконец я нашел впадину под огромным валуном. Солнце весь день обогревало валун, снег подтаял. Впадина была небольшая, но мы могли хоть как-то устроиться здесь на ночь. Мы положили на землю подушки, расстелили поверх спальный мешок. От него теперь зависела наша жизнь, поэтому с мешком, грубо сшитым кусками медной проволоки, мы обращались очень осторожно. Чтобы не порвать его, мы, прежде чем в него залезть, сняли ботинки.
— Ты пописал? — спросил Роберто, когда я полез в мешок. — Мы не можем всю ночь прыгать из мешка и обратно.
Услышав, что Роберто снова стал ворчать, я успокоился. Ворчит — значит, с ним все в порядке.
— А ты пописал? — спросил я. — Не хотелось бы, чтобы ты мочился в мешок.
— Если кто в мешок и помочится, так только ты, — огрызнулся Роберто. — И поаккуратней там своими ножищами!
Когда мы все трое забрались в мешок, то попытались устроиться поудобнее, но земля была очень твердая, а впадина небольшая, так что мы лежали, практически прислонясь спинами к валуну, а ноги наши болтались над расщелиной. Мы очень устали и некоторое время лежали тихо. На иссиня-черном небе сверкали мириады звезд. Казалось, они совсем рядом — только руку протянуть. В другое время в другом месте меня бы потрясла эта дивная картина. Но теперь я видел лишь безжалостную силу природы. Мир показывал мне, как я слаб и никчемен. И как мимолетна моя жизнь.
Я слушал собственное дыхание, напоминая себе, что, пока я дышу, я живу.
Ночью температура резко упала, даже вода в бутылке, которую мы взяли с собой, замерзла. Утром мы выставили окоченевшие ноги на солнце и кое-как отогрелись. А потом поели, собрались и снова тронулись в путь. День снова выдался замечательный.
Мы находились на высоте около пяти тысяч метров, и через каждые метров сто подъем становился все круче. Поэтому мы стали петлять — прямой дороги нам было не осилить. Мы шли по ущельям, которые змеились по горе. Опытные альпинисты знают, что такие ущелья опасны — в них скатываются все камни, падающие с горы, но там был плотный снег, по которому было удобно шагать, а за скалы можно было держаться.
Может, из-за недостатка кислорода мой мозг стал вести себя странно, но мне казалось, что пространство вокруг меня не так уж безучастно. Словно все вокруг настроено против нас. Я понимал, что если не буду сопротивляться, то склон утянет меня вниз. Один неверный шаг, одна ошибка, одно неверное решение — и конец. Чтобы отвлечься от этих мыслей, я снова сосредоточился на ходьбе. Я видел только скалу, к которой шел, только уступ, на который собирался поставить ногу.
Но скоро снова навалились и усталость, и страх, и каждый шаг стал нестерпимой мукой. Не знаю, как мы шли. Меня била дрожь — от холода и изнеможения я почти терял сознание. И вдруг я увидел перед собой скалу, за которой горы дальше не было.
— Вершина! Мы добрались! — закричал я.
Ко мне пришло второе дыхание, и я с новыми силами пошел вперед. Но когда я поднялся к гребню, за ним оказался шельф несколько метров шириной, а за ним по-прежнему вздымалась гора. Это была ложная вершина. Гора подшутила над нами.
Мы весь день шли от одной ложной вершины к другой и задолго до захода солнца нашли удобное место и разбили лагерь.
Роберто пребывал в мрачном расположении духа.
— Если мы будем идти дальше, мы погибнем, — сказал он, когда мы уже лежали в мешке. — Гора слишком высока.
— У нас нет другого пути, кроме как наверх, — сказал я.
— Мы можем вернуться.
— Вернуться и покорно ждать смерти? — пробормотал я.
Он покачал головой.
— Видишь вон там темную линию на склоне? По-моему, это дорога. — Роберто показал на долину, до которой было много километров. — Надо вернуться и пойти по ней. Она наверняка приведет нас куда-нибудь.
Этого я слушать не желал.
— Ты понимаешь, что это километрах в тридцати отсюда? — сказал я. — Если мы доберемся до этой темной линии и окажется, что это всего лишь выступившая на поверхность жила глины, у нас не будет сил вернуться назад.
— Нандо, я уверен, это дорога!
— Может, дорога, а может, и нет, — ответил я. — Мы знаем наверняка только одно: на западе Чили.
— Ты твердишь это уже два месяца, — огрызнулся он. — Мы шеи переломаем, прежде чем туда доберемся.
Мы с Роберто спорили долго, но так ни до чего и не договорились.
Утром я проснулся и увидел, что небо снова ясное.
— С погодой нам повезло, — сказал Роберто.
— Что ты решил? — спросил я. — Пойдешь назад?
— Еще не знаю, — сказал он. — Надо все взвесить.
— Я пойду вверх, — сказал я. — Может, мы скоро доберемся до вершины.
Роберто кивнул.
— Оставьте свои рюкзаки здесь, — сказал Роберто. — Я подожду вас.
Меня пугала мысль о том, что придется идти без Роберто, но назад идти я не собирался. Я подождал Тинтина, и мы вдвоем полезли наверх.
Время тянулось медленно. Ближе к полудню я заметил над скалой голубую полоску неба, и это прибавило мне сил. Я уже видел столько ложных вершин, что не позволял себе надеяться. Но на этот раз, добравшись до гребня, я понял, что достиг вершины.
Не помню, успел ли я обрадоваться в тот момент. Я видел все вокруг — на триста шестьдесят градусов. Видел, как горизонт обрамляет все окружающее, но вокруг меня, вдалеке, были только покрытые снегом горы, такие же крутые и жуткие, как та, на которую я только что взобрался. Я сразу же понял, что пилот «фэрчайлда» жестоко ошибался. Мы не прошли Курико. И были мы вовсе не у западных границ Анд. Наш самолет упал в самом центре горного массива.
Не знаю, сколько я так простоял. Но вдруг я почувствовал жжение в груди и сообразил, что забыл про дыхание. Я стал хватать ртом воздух, ноги мои подкосились, я упал. Я проклинал Бога, ругался на горы. Я столько вытерпел, так горячо надеялся, дал обещания себе и отцу и вот что я получил. Наши близкие так никогда и не узнают, на что мы шли, чтобы вернуться к ним.
В этот момент все мои надежды растворились в разреженном воздухе Анд. Я всегда считал, что жизнь — это естественный процесс, а смерть — это просто конец жизни. Теперь я отчетливо осознавал, что смерть всегда рядом, а жизнь — только короткий сон, игра, в которую дает поиграть смерть, поджидая тебя.
Меня охватило отчаяние, нестерпимо захотелось оказаться рядом с мамой и сестрой, захотелось обнять отца. Любовь к нему согрела мое сердце, наполнила душу радостью. Она поддержала меня. Горы, как бы ни были они сильны, оказались не сильнее моей любви к отцу, они не смогли сокрушить мою способность любить. Сознание у меня прояснилось, и я понял одну простую вещь: смерть — это противник, но противник неживой. Как я это упустил? Почему никто никогда не обращал на это внимания? Любовь — наше единственное оружие. Только любовь может превратить простую жизнь в чудо, только любовь помогает понять, в чем смысл страха и страдания. На краткий миг страхи покинули меня, и я понял, что не позволю смерти командовать мной. Я пойду по этим богом забытым тропам навстречу моим близким с надеждой в сердце. Я буду идти, пока во мне будет теплиться жизнь, и, когда я упаду и умру, я все равно буду ближе к отцу, хоть немного.