Страница 115 из 129
Роберто поколдовал с проводами, свисавшими со стен, подсоединил батареи к лампочке, и впервые за все это время мы после захода солнца наслаждались светом. Мы почитали журналы, оказавшиеся в багаже, и я сделал несколько снимков Роберто и Тинтина. Я решил, что, если мы умрем, может, кто-то найдет фотоаппарат и проявит пленку, и тогда наши родные узнают, что мы некоторое время еще продержались. Почему-то для меня это было важно.
В багажном отсеке было просто роскошно — просторно, тепло, можно было вытянуть ноги и устроиться поудобнее, и скоро меня потянуло в сон. Роберто выключил свет, мы закрыли глаза и провалились в настоящий сон — впервые за все время после катастрофы.
Утром шел снег, но через пару часов небо прояснилось, стало припекать солнце. В полдень мы устроили привал в тени одной из скал. Мы съели мясо, растопили снег, но сил идти дальше не было, и мы решили остаться здесь на ночлег.
На закате температура упала. Мы укутались одеялами, зарылись в снег, но укрыться от холода не смогли. Стужа пробирала до самых костей, и мне казалось, что в жилах стынет кровь. Мы поняли, что если лечь в обнимку, то тот, кто в середине, может хоть немного согреться. Мы всю ночь менялись местами и смогли продержаться до рассвета. Утром, выбравшись из своей берлоги, грелись в первых лучах солнца и удивлялись тому, что пережили эту ночь.
— Второй такой ночи нам не вытерпеть, — сказал Роберто. Он смотрел на восток: горы казались больше и дальше от нас, чем мы рассчитывали.
— По-моему, эта долина на запад не приведет. Мы только углубляемся в горный массив.
— Может, ты и прав, — сказал я. — Но остальные на нас рассчитывают. Думаю, нам надо пройти еще немного.
— Нет смысла! — отрезал он. — И какой прок будет остальным, если мы погибнем?
— Что ты предлагаешь?
— Давай погрузим батареи на сани и отвезем их к самолету. Мы можем наладить радиостанцию.
Я не верил ни в радиостанцию, ни в поход на восток, но я сказал себе, что мы должны проверить все возможные способы. Мы собрали вещи и вернулись к хвосту самолета.
Мы вытащили батареи и поставили их на сани, сделанные из крышки чемодана. Но когда Роберто взялся за веревку, оказалось, что сани под тяжестью батарей утопают в снегу.
— Черт возьми, они слишком здоровые, — сказал он. — До самолета нам их не дотащить.
— На себе мы их тоже не унесем, — сказал я.
— Не донесем, — согласился Роберто. — Давай возьмем радиостанцию из «фэрчайлда» и принесем сюда. Захватим с собой Роя. Он может ее подсоединить.
Мне эта идея не понравилась. Я был уверен, что радио починить не удастся, и опасался, что это отвлечет нас от главной задачи. Выход был только один — идти на запад, в горы.
— Боюсь, мы потеряем слишком много времени, — сказал я.
— Ты со всем будешь спорить? — возмутился Роберто. — Радио может нас спасти.
— Хорошо, — сказал я. — Я вам помогу. Но если радио не заработает, мы пойдем в горы. Договорились?
Роберто кивнул. Мы провели еще пару ночей в багажном отсеке, а потом пустились в обратный путь. Спускаться со склона было легко, но как только нам пришлось подниматься в гору, сразу же сказалось наше истощение. В некоторых местах подъем был крутой, к тому же мы увязали по пояс в снегу. Я задыхался, все тело ныло, и каждый раз, пройдя несколько шагов, я вынужден был отдыхать. Спустились мы за пару часов, а вот назад шли в два раза дольше.
До самолета мы добрались к полудню, и нас встретили без особой радости. Мы отсутствовали шесть дней, и наши друзья надеялись, что мы уже вышли к людям. С нашим возвращением их надежды на скорое спасение рухнули. Но не только это было причиной их уныния. Умер Рафаэль Экаваррен.
Он был для нас олицетворением смелости и упорства, и, когда умер даже этот сильный духом человек, мы поняли, что горы рано или поздно заберут нас всех. Со смертью Рафаэля многим стало казаться, что Бог забыл о нас.
Вечером Роберто объяснил, почему мы вернулись:
— На восток идти бессмысленно. Этот путь ведет только дальше в горы. Но мы нашли хвостовую часть самолета и багаж. Мы принесли всем теплую одежду. И сигареты. А еще мы нашли батареи.
И Роберто рассказал про свой план починки радиостанции. Все решили, что попробовать стоит, но энтузиазма никто не проявил. Я понимал, что люди теряют надежду, и не мог их винить. Мы настрадались, и никаких перспектив у нас не было. Нам казалось, что мы стучимся в закрытые двери.
На следующее утро мы с Роберто стали вынимать радио из приборной доски в кабине пилотов. Мы поняли, что радио состоит из двух частей — одна закреплена на приборной доске, а вторая вставлена в углубление в багажном отсеке. Деталь с приборной доски мы сняли легко, вторая же сидела плотно, и нам пришлось повозиться. Мы ковыряли ее железками, пытаясь открутить винты с передатчика. Наконец, когда нам удалось его вынуть, я понял, что наши старания были напрасны. Из каждой детали торчало множество проводов.
— Carajo! Сам черт не разберет, куда какой провод идет! — воскликнул я в сердцах.
Роберто, не обращая на меня никакого внимания, пересчитал провода на каждой детали.
— Из этой штуки выходит шестьдесят семь проводов, — сообщил он. — И из передатчика тоже шестьдесят семь.
— А какой с каким соединяется? — спросил я.
— Видишь маркировку? — сказал он. — У каждого провода она своя.
— Ох, Роберто, не знаю… Мы столько провозились, а ведь неизвестно, работает радио или нет.
Роберто сердито посмотрел на меня:
— Это радио может нас спасти! Мы должны попробовать его починить — прежде чем полезем в горы.
— Ну хорошо, хорошо, — попытался успокоить его я. — Давай позовем Роя, пусть посмотрит.
Рой осмотрел радио и хмуро покачал головой.
— Вряд ли удастся его наладить, — сказал он.
— Мы его наладим! — заявил Роберто. — Ты его наладишь!
— Я не могу! — закричал Рой. — Это очень сложная штука. Я никогда такой раньше не видел.
— Держи себя в руках, Рой, — сказал Роберто. — Мы отнесем это радио к хвосту самолета. Ты пойдешь с нами. Мы починим радио и свяжемся с теми, кто нас спасет.
Рой посмотрел на него с ужасом.
— Я не могу туда идти! — заорал он. — Я слишком слаб. Ты только посмотри на меня! Я не доберусь туда.
— Доберешься. Другого выхода нет, — строго сказал Роберто.
Рой насупился и заплакал. Мысль о том, что придется покинуть самолет, его пугала, и все последующие дни он объяснял, что не может никуда идти. Фито и его братья были тверды, говорили, что Рой обязан помочь остальным. Они даже заставляли его тренироваться — ходить вокруг самолета. Рой нехотя подчинялся, но несколько раз начинал плакать прямо на ходу.
Рой не был трусом. Я видел, как он играл в регби, знал, как он жил раньше. В первые дни после катастрофы он помогал Марсело, вместе с ним строил стену, которая спасла нас от стужи. Если бы Рой вовремя не нашелся во время лавины, мы бы все оказались погребены под снегом навсегда. Но он был слишком юн, испытания вымотали его, и нервы не выдерживали. Когда он стал умолять меня не брать его в поход, я даже не смотрел ему в глаза.
— Мы скоро отправимся в путь, — сказал я твердо. — Так что готовься.
Роберто несколько дней изучал радиостанцию. А я тем временем все больше беспокоился о Нуме. С тех пор как мы исключили его из участников похода, он почти все время молчал. Есть он отказывался и быстро терял вес, а раны у него на ноге гноились все сильнее. Но больше всего меня пугал его потухший взгляд.
Как-то вечером я сел рядом с ним и попытался его приободрить:
— Нума, прошу тебя, съешь хоть кусочек. Ради меня. Мы скоро снова пойдем к хвосту самолета. Мне бы очень хотелось знать, что ты начал есть.
— Не могу, — помотал головой он. — Для меня это невыносимо.
— Для нас всех это невыносимо, — сказал я, — но ты должен это сделать. Помни, что теперь это просто мясо.
— Я ел только для того, чтобы набраться сил перед походом. И теперь мне и заставлять себя незачем.