Страница 49 из 53
В другом месте минут двадцать пять ушло на горячую дискуссию с предбумтреста. Управление нуждалось в бумаге, но не имело достаточно средств для этого. Его устраивала большая скидка и годовая рассрочка платежа: дело, почти неосуществимое в условиях общей зависимости от оборотных средств. Единственный человек, способный что-либо сделать здесь, был Ромэн, и он за аргументами в карман не лазил: они у него сидели в голове, приведенные в стройный порядок, еще со времени утреннего завтрака. Спокойно и тяжело долбил ими мокрого от потения предбума и получил ордер на 80 пудов бумаги.
В третьем месте огромное количество времени увязло в «оросительной системе местечка Кара-су». Строго послушный наказу пославшего его, Ромэн и здесь добился своего: поддержка в оборудовании системы была обещана.
— Только вы не думайте, — крикнул ему вслед взлохмаченный от аргументов старший инженер, — это будет не так-то много!..
Ромэн остановился, пожевал губами. И медленно вернулся.
— Вы говорите: немного. А сколько же, примерно? Нам нужно 2.000 червонных рублей…
— Ой, что вы!.. — шарахнулся инженер. — Самое большее мы можем дать 500 рублей, и то…
— Н-да-а, это действительно немного! — Ромэн вернулся, сел, поднял взор, и инженер с отчаянием убедился в холодной решимости просителя продолжать аргументацию.
Помирились на 1.500. Это была как раз та сумма, в которой нуждалось управление. Ромэн немного запросил, зная скверную привычку человеческую — всегда оспаривать первую цифру.
Совсем разлохмаченный инженер проводил посетителя до дверей и долго смотрел за ним в окно, ероша волосы.
Улица проглотила Ромэна переулочком, инженер, качая головой, сел за прерванную работу.
— Опять с опозданием! — укоризненно заметили в управлении. На говорившего Ромэн поднял черные с поволокой хронической усталости глаза, но объясняться не хотелось.
На столе Ромэна лежала груда бумаг. Кто-то сердито перерыл ее, вспахал. Регистраторов и машинисток сократили, предстояло самому груду разнять на пласты, самому написать ответ в десятки мест, снести на подпись, сдать рассыльному, проставить исходящие номера на оригиналах и на копиях, копии подшить к делу… Зарегистрировать почту, доложить о «срочном и важном», поймать нача, получить резолюции и исполнить. Кроме всего, уже сидели, тоскливо маяча и порываясь то и дело встать, два лектора. Нужно было удостоверить их работу, провести через входящий журнал, переговорить с казначеем о дне оплаты, отметить в лекционном деле проделанную работу, дать некоторые указания и изменить план лекций.
Лекторы хорошо знали Ромэна, знали, что пока он не покончит с бумажным морем, им надеяться на аудиенцию нечего. И все же оба враз поднялись и враз заговорили. Ромэн посадил их на место одним взглядом.
Входящий журнал. №. Краткое содержание бумаги. Резолюция. Отметка исполнения. Ответ. Исходящий №. Копия. Росла горка исполненных. Работая, как автомат, Ромэн чутко прислушивался к шагам: «не упустить нача». Вдруг сорвался и поймал у выхода пома. Передал ему под расписку «срочное и важное». Пом пытался отбояриться: «снесите сами, мне некогда», но от Ромэна отделаться трудно, пом это знал и сопротивлялся слабо, — в силу традиций.
Когда между лекторами и лицом Ромэна лег свежий пласт «обработанных» к подписи, Ромэн посмотрел на часы и задумался: стало ясно, что сегодня он не очистит стола. Явилось показание к ночной работе. Снес исполненные номера начу, сдал рассыльному. Принял лекторов.
— Товарищ Ромэн, — сказал один из них, теребя затасканную фуражку, — вот когда я соглашался читать, вы обещали четыре рубля за лекционный час, а сейчас даете только три. Как же так?..
— Ничего не могу сказать, — отвечал Ромэн, стараясь глядеть твердо. — Не от меня зависит, сами знаете… Распоряжение… Недостаток средств… Экономия, экономия во всем…
— Согласен, товарищ Ромэн, но не на наших тощих животах…
Ромэн вспомнил, что через пять минут нужно быть в горкоме, но лектор в самом деле был тощ и жалок.
— Товарищ Ромэн, — продолжал тот вяло и неотвязно, как отравленная муха, — вы должны войти в мое положение. Я бы не просил, сами знаете: пять человек детишек, жена, мать-старуха. Экономия, о которой вы говорите… Эх, да что там! Вот, смотрите… — лектор стал загибать худые нервные пальцы, откладывая на них что-то.
Ромэн следил за ним строго-внимательно, но думал о постороннем.
— Я, товарищ Ромэн, наверное не стал бы вам надоедать, — тосковал лектор, — но посудите сами: фунт мяса — шесть миллионов рублей, фунт хлеба — один миллион, фунт картошки…
«Когда он замолчит? Ну, что я могу сделать? — раздражаясь понемногу, но еще владея собой, думал Ромэн и, чтобы подавить злые чувства к несчастному лектору, припоминал дальнейшую программу дня. Сейчас — в горком, к четырем с половиной — на собрание по поводу событий в Германии, в шесть — лекция на курсах, в семь… что такое в семь? — Кажется, политпроверка. А там еще попутно нужно исполнить пять-шесть дел, из них два свои, личные. Нужно забежать в редакцию получить гонорар. Ах, черт, редакция только до четырех. Опоздал, опоздал…»
А лектор тосковал, ломая пальцы:
— Я вот ставлю в отчетах «два часа», на самом же деле каждая лекция отнимает у меня больше трех часов времени. Вы этого не принимаете во внимание. Тогда я буду проставлять «три часа». Время — те же деньги. Каждый лишний час — лишний заработок… У меня пять человек детей, а жена, извините, может быть, вам не интересно, уже опять… значит, еще один рот и тоже, небось, кушать будет просить.
Ромэн решился поставить точку:
— Что вы, собственно, хотите сказать? — спросил он мрачно-официально. — Чего вы хотите от меня?
Лектор оробел:
— Я же говорил… оплата…
— Напишите заявление, подайте в общую канцелярию, за ответом приходите завтра… — и уткнулся в бумаги.
С настойчивостью гибнущей мухи лектор сел писать заявление.
В горкоме предложили выступить вечером на спичечной фабрике.
Беспокойно объяснял измотанный завагитом:
— Непременно прибудьте раньше. Лучше к семи часам уже быть там. Ничего не понимаю, что там творится… До собрания необходимо сговориться с ячейкой. Да что я вам объясняю! Вы это знаете лучше меня. В семь вы должны быть на месте.
— В семь я не могу. У меня в семь политпроверка.
— Бросьте ее к черту!
— Этого я не могу сделать.
— Почему не можете?
— Я и так два раза… бросал ее к черту.
— Бросьте в третий раз. Где проверка? Мы пошлем на нее вместо вас.
— В восемь у меня политграмота…
— К черту политграмоту!
Ромэн пожевал губами, силясь вспомнить, что у него в девять. Не вспомнил. Побежал в редакцию, не надеясь ни на что.
Кассира не оказалось. Ушел в казначейство за деньгами. Ромэн с жадностью пробывшего два года на необитаемом острове накинулся на газеты. Поглощал «события в Германии». Ныли виски, во рту было скверно от частого курения, желудок перекатывал пустоту.
Кассир пришел двадцать пять минут пятого и, конечно, отказался платить: «потому что, сами видите, занятия кончились, не понимаю, чего вы ждали?»
— Вы мне все-таки заплатите, я вас ждал полчаса, — Ромэн невольно вспомнил лектора.
— Разве я просил вас ждать? — по трафарету спросил кассир.
— Все равно. Я уже третий раз хожу, вчера два раза, и не застаю вас…
— Вольно ж вам заходить после занятий. Но даже если бы вы пришли в четыре, я не заплатил бы вам.
— Почему?
— Потому, что с трех до четырех я подвожу итоги.
— Сейчас вы не будете подводить их?
— Сейчас не буду. Сейчас поздно, я не обедал.
— Я тоже не обедал. А если вы мне не уплатите, я совсем не буду обедать, не буду ужинать и утром не буду завтракать.
— Ничем не могу помочь… — кассир смотрел пусто мимо Ромэна и выстукивал пальцами по столу: три-та-та-та, три-та-та-та.
— Товарищ кассир, я не уйду, пока вы мне не уплатите.
— Товарищ Ромэн, вы уйдете, потому что я ухожу.