Мысли вслух

Выше уже говорилось, что провал военного коммунизма в России привел Ленина к идее объединения революционности с реформаторством. Но такая эволюция взглядов самим Лениным не акцентировалась. Так произошло и с фактическим отходом от признания абсолютного обнищания рабочего класса при капитализме.

Но не во всем действительность заставила Ленина вносить коррективы в первоначальные представления о марксистских постулатах. Один из незыблемых для него принципов марксизма – утверждение о том, что для строительства социализма неизбежна государственная власть в виде диктатуры пролетариата. В.И. Ленин, уделивший большое место в своих трудах диктатуре пролетариата, подчеркивал ее насильственную миссию: не только ликвидировать эксплуататорские классы, но и воспрепятствовать попыткам реставрации власти буржуазии. Ленин писал, что диктатура пролетариата нужна «в целях окончательного создания и упрочения социализма».[17] Этими задачами была обусловлена длительность существования государства диктатуры пролетариата.

После смерти Ленина победа социализма в Советском Союзе определялась двумя понятиями – полная и окончательная. На VIII чрезвычайном съезде Советов СССР, который принял Конституцию СССР 1936 года, констатировалась полная победа социализма в нашей стране, так как социалистическая система победила во всех сферах народного хозяйства[18] и ликвидированы все эксплуататорские классы.

Конституция 1936 года получила название «Конституция победившего социализма». Однако прекращение диктатуры пролетариата даже не ставилось в повестку дня, так как оно могло произойти, по Ленину, лишь при отсутствии опасности насильственного восстановления капитализма, а такая опасность просматривалась. Более того, И.В. Сталин, в свою очередь, сделал вывод не только о необходимости сохранения диктатуры пролетариата чуть ли не навечно – ведь социализм одержал победу в отдельно взятой стране, находящейся в капиталистическом окружении, – но и утверждал, что классовая борьба в СССР нарастает по мере развития социалистических отношений, и отсюда возникает необходимость усиления диктатуры пролетариата. Этот теоретический вывод дорого обошелся советскому народу – вслед за принятием «Конституции победившего социализма» начались неслыханные репрессии, жертвами которых стали сотни тысяч, если не миллионы людей.

Лишь после XX съезда КПСС в новой Программе партии был сделан вывод о переходе от диктатуры пролетариата к общенародному социалистическому государству. Однако при этом отсутствовал критический анализ теории диктатуры пролетариата как системы насилия, универсальной для стран, выбравших социалистический путь развития, пока не разрушится мировой капитализм. Без такого анализа очень трудно было полемизировать с представителями тех компартий капиталистических стран, которые к тому времени, стремясь расширить поддержку в обществе, отказывались от теории, провозглашавшей необходимость применения насилия при строительстве социализма.

Характерно, что Энгельс отошел от первоначальных утверждений о неизбежности насильственного строительства нового общества во всех случаях и при всех обстоятельствах. По словам Энгельса, возможно мирное «врастание современного общества в социализм» «в таких странах, где народное представительство сосредоточивает в своих руках всю власть, где конституционным путем можно сделать все что угодно, если имеешь за собой большинство народа: в демократических республиках, как Франция и Америка, в таких монархиях, как Англия».[19] Идею о возможности такого мирного «врастания» в высокоразвитых капиталистических странах не опровергал и «поздний» Маркс. Можно констатировать, таким образом, что произошло изменение взглядов основоположников марксизма по важнейшему вопросу о возможности эволюционных социалистических преобразований в развитых капиталистических странах, но, естественно, как они считали, достигаемых в результате классовой борьбы.

Вместе с тем Маркс, Энгельс и Ленин ни на йоту не изменяли своих позиций по вопросу о том, что капиталистическая система стала роковой для прогресса производительных сил и поэтому изжила себя. Как писал Ф. Энгельс в «Анти-Дюринге», «…приближающийся крах этого способа производства можно, так сказать, осязать руками».[20] Жизнь внесла коррективы в такое утверждение. Крах капитализма не состоялся, так как он видоизменился по сравнению с тем периодом, который наблюдали Маркс и Энгельс.

Не произошло краха капитализма как способа производства и в империалистическую эпоху. В.И. Ленин исследовал перерастание капитализма в монополистическую стадию и определил ее как высшую, за которой непосредственно следует социалистическая революция. По оценке Ленина, опирающегося на большой исследовательский материал, господствующее положение на империалистической стадии приобретают монополии, играющие решающую роль в хозяйственной жизни; промышленный капитал сливается с банковским, и порождается новая категория – финансовый капитал; экспорт капитала, в отличие от экспорта товаров, приобретает особое значение; начался экономический раздел мира международными монополистическими союзами; крупнейшие капиталистические державы делят его территориально.

Выводы, изложенные в работе «Империализм как высшая стадия капитализма», вполне справедливо приобрели название «ленинская теория империализма». Выявленные черты монополистического капитализма развились в первой половине XX века. Но они тоже не привели капитализм к предсказанному логическому концу. Капитализм сохранил и сохраняет эволюционный потенциал, поэтому правильный вывод о монополистической стадии не идентичен тому, что это – стадия умирающего капитализма.

В.И. Ленин, несомненно, учитывал, что монополии при капитализме, переросшем в империалистическую стадию, не могут охватить всё – сохраняются и немонополизированные предприятия. Однако главное, по Ленину, все-таки в том, что монополии, захватывающие рынки, однозначно противостоят свободной конкуренции, и в результате происходят задержка технического прогресса, застой, загнивание.

Такие процессы происходили в ленинское время. Они просматриваются и в наши дни, но только в виде тенденций. В современном капитализме осуществляются действенные государственные шаги, направленные против стремления крупных компаний и их объединений – трестов, картелей, концернов – монополизировать рынки товаров и услуг. Реализацию такого стремления резко ограничивает государственное регулирование через антитрестовские законы и административные меры. Концентрация капитала в тех или иных формах не прекращается, но она сопровождается действиями со стороны государства против злоупотреблений, которые становятся возможными при происходящей концентрации. Нужно признать, что антимонопольная политика в развитых капиталистических странах все больше служит интересам их населения, особенно той его части, которая создает устойчивость системы, – среднего класса. И отнюдь не случайно, что в таких странах больше половины ВВП ныне создается малыми предприятиями.

При сохраняющейся конкуренции тяготеют к технико-технологическому прогрессу и крупные предприятия. Мы порой задумываемся, почему сегодняшняя Россия отстает от развитых капиталистических стран в финансировании инноваций. По государственной линии у нас вкладываются в научно-технические разработки и их внедрение суммы, сопоставимые с аналогичными вложениями в развитых странах Запада, но по суммарному финансированию научно-исследовательских и опытно-конструкторских разработок (НИОКР) мы далеко позади, так как главный, основной источник такого финансирования в США, Японии, Канаде, странах ЕС, Южной Корее – частные предпринимательские структуры. Толкает к такому феномену конкуренция, стремление обеспечить прибыль.

Отсутствие конкуренции или ее крайне слабая развитость в нашей экономике не создает стимула для предпринимателей стремиться к инновациям. Траты на НИОКР наших крупных компаний ничтожны: в 2009 году они составили 800 млн долларов. Одна только General Motors вложила в научные разработки и внедрение в 2009 году 8 млрд (в год кризиса!), что в 10 раз больше вложений в НИОКР всего российского крупного бизнеса. По оценкам Минэкономразвития, в России в 2008 году разрабатывали и внедряли технологические инновации 9,6 процента предприятий, тогда как в Германии – 73 процента, Бельгии – 58 процентов, Эстонии – 47 процентов, Чехии – 41 процент. «Бюджетное финансирование исследований растет, – заключает в одном из своих отчетов министерство, – а сами компании (российские. – Е. П.) тратят на них все меньшую долю своих средств».[21]

17

Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 38. С. 377.

18

Согласно официальной статистике, социалистический уклад в валовой продукции промышленности составлял 99,8 %, сельского хозяйства (включая личное подсобное хозяйство колхозников) – 98,5 %, в розничной торговле – 100 %.

19

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 22. М.: Госполитиздат, 1962. С. 236, 237.

20

Там же. Т. 20. С. 279.

21

Российская газета. 2010. 8 апреля.