Страница 41 из 55
Николка, несмотря на туманность речи старика, понял все: старик требует от него доказательств, старик боится обманчивых слов. Обман — вообще редкое явление среди арийя, но кто-то жестоко надул старика двадцать лет тому назад.
Хорошо! Николка даст требуемые доказательства. — Пусть охотники оседлают лошадей. — Это будет первое доказательство.
Лихо вскочили коммунары на спины застоявшихся коней, лихо загарцевали вокруг утеса… Зрители буквально обмерли, они не подозревали такого трюка: лошади — думали они — пойманы для мяса, а на них — смотрите-ка! — люди ездят верхом, все равно, как малые ребята на плечах матери…
— Довольно! — крикнул Николка.
Всадники полным галопом примчались к площадке, подняли коней на дыбы и соскользнули с них — невозмутимые, спокойные.
Не понять всех преимуществ конного охотника перед пешим мог разве только совершенно слабоумный человек. Старики, инвалиды и даже женщины шумно-неистово выразили свое одобрение.
— Ну-ка, братва, — крикнул Николка, — следующий номер: огонь!..
Четырнадцать пар рук — не за страх, а за совесть— принялись высекать искры из кремня и колчедана, соперничая друг с другом в быстроте и ловкости. Ребятишки, выскочившие на зов Мъмэма из пещеры, по его же просьбе натаскали сухих веток. Четырнадцать огоньков запылало почти одновременно на площадке. Это вызвало отчаянный переполох…
Одно за другим выложил Николка все свои доказательства: перед ошалевшими зрителями рубили стальными топорами многовековые деревья, метали копья и стрелы в мешки с сеном, ловили арканом собак. В заключение Николка угостил орду жареным мясом, потом — новой речью.
Айюс, успевший найти себя, величаво ответил:
— Старейшие пойдут на совет. Старейшие тогда скажут свое слово.
Двадцать старцев и пять старых женщин удалились на совещание в пещеру.
Вернулись они через пять минут — среди них царило единодушие. Айюс длинно и запутанно изложил свой ответ. Слушая его, Николка только посвистывал — изумленный. Ответ содержал в себе следующие категорические пункты:
1. Старейшие милостиво принимают предложение маленького Къколи.
2. Орда выступит завтра на заре вместе с охотниками.
3. На новом месте, как это было и на старом, как это было всегда, извечно, власть карать и миловать, власть над всею жизнью орды принадлежит совету старейших. Охотники самостоятельны только в охоте.
4. Маленький Къколя утверждается советом в обязанностях вожака — только на время охоты и войны.
5. Мъмэм, как нарушивший заветы отцов, должен умереть.
Николка счел нужным возразить на пункты 3-й и 5-й.
Пункт 3-й. Относительно власти. — Власть принадлежит всем, достигшим совершеннолетия. Къколя соглашается, что раньше было вполне нормальным, когда власть находилась в руках наиболее мудрых и опытных в орде — в руках старых людей. Теперь это будет ненормально, потому что охотники знают столько же, сколько и они, если не больше. Власть должна быть выборной. Пяти человек, избранных на общем собрании, с полномочиями на год, будет достаточно.
Пункт 5-й. Относительно Мъмэма. — Мъмэм не должен умирать, потому что он искупил свою вину. Это он, а не Къколя привел охотников к старикам. Если бы не Мъмэм, старики поумирали бы зимой от холода, голода и хищного зверья. Мъмэм будет жить и останется вторым вожаком после Къколи.
Ни того ни другого возражения Айюс — председатель старейшин — не принял, даже слушать не стал. — Айюс сказал. Его слово — кремень. Так было — так будет. Мъмэм сейчас умрет, и его скушают, ибо мяса, привезенного охотниками, недостаточно для всей орды.
Вон оно что! Старцам человеческого мяса захотелось!.. Николка подозревал о каннибальских наклонностях краснокожих, о их людоедстве во время голодовок, но он никогда не думал, что об этом можно говорить так просто и цинично. Да дело-то, в сущности, и не в этом: людоедство нужно истребить в корне; чтобы и помыслов таких не было. Вот как надо вопрос ставить!
Но старики были непреклонны, в их глазах загорелись плотоядно-звериные огоньки, в мыслях они уже кушали Мъмэма. Айюс встал и повторил, что его слово твердо, как кремень, — пускай Мъмэм убьет сам себя.
Великан Мъмэм сделался пепельно-серым, миндалевидные его глаза помутились. Чего доброго, он готов был исполнить требование кровожадного старца. Николке только и осталось, что призвать охотников к открытому восстанию.
— Братья! — сказал он, ожесточившись. — Старики глупы, как кремни. Головы их тверды, как кремни. Слова их тверды и глупы, как кремни. Охотники умнее стариков и сильнее их. Охотники жалеют глупых стариков. Не надо их убивать, но надо заставить их ехать в новую пещеру. Власть там будет принадлежать всем… Вот смотрите, что я сделаю. Пусть братья поступят так же.
Он взмахнул арканом, приготовленным загодя, и Айюс, захлестнутый в плечах, скувыркнулся с председательского места.
Старики и пять ведьмоподобных старух схватились за свое жалкое оружие. Инвалиды держали нейтралитет: они ничего не теряли. Схватка окончилась смехотворно-быстро. Противник был силен своей нравственной силой, но когда эта последняя, в лице Айюса, грохнулась на землю, богатырям-охотникам не составило большого труда обезоружить слабые руки и надеть путы на дряхлые тела. Нужно отдать справедливость охотникам: они обращались со старцами и старухами сыновне-нежно и спеленали их веревками, как грудных детей.
— Вах! — свободной грудью вздохнул дикарь Мъмэм и нерешительно добавил: — Охотники будут кушать стариков.
— Нет, — отвечал Николка, — старики будут жить с нами в мире; они полежат немного и поумнеют.
— Старики жестки, как веревки, — согласился Мъмэм, — пусть лежат.
Наскочившая на утес ночь загнала всех в пещеру — и людей, и коней, и собак. Около пленников Николка установил посменное дежурство.
12
Лесной пожар. — Николка сооружает сани. — Луп — забияка. — Старики голосуют вместе с молодежью. — Выступление колдуна-гипнотизера. — Предательство стариков. — Николка вносит «порядок». — Необходимость антирелигиозной пропаганды. — Печальный вестник от Скальпеля. — Новая орда — «моглей». — Скальпель в плену. — Семейных отношений в орде не существует. — Николка надул. — Обида Скальпеля
В полночь затряслась земля. Гранитные своды пещеры наполнились гулом. Проснулись все; даже часовой, мирно склонивший голову на живот одного из старцев и задремавший крепко, вскочил, ровно встрепанный… Ему-то показалось, что это пленники, зорко охраняемые им, сбежали и колотят теперь палицами по головам спящих коммунаров… Но нет: пленники были на своих местах; они тоже прислушивались к зловещему гулу. — Дрожал великан-утес; ревело смертельным ревом лесное зверье; панически-тоскливо выли собаки; бились кони в темном углу пещеры. Старуха Гарба — «Утроба», складчатостью кожи похожая на летучую мышь, прокаркала веще:
— Рушится земля, ух-ху! Смерть всем — связанным и свободным! Ах-ха-ха!..
Она определенно била на увеличение паники.
Николка бросился к каменной глыбе, загораживающей выход, чтобы посмотреть — что там, на воздухе, но его удержали перепуганные насмерть охотники.
Гарью пахнуло в трещины стен. Айюс, «умудренный годами», отозвался спокойно из груды спеленатых тел:
— Лес горит. Бегут звери… Много мяса будут иметь арийя.
Спокойные слова внесли умиротворение в трепещущие сердца. Николка проникся вдруг уважением к человеку, прожившему 150 зим. В самом деле, ведь этот гул — топот бесчисленных ног спасавшихся бегством от стихийного бедствия животных. Как можно было думать о землетрясении!
На глазах остолбеневших охотников он собственноручно развязал старца и сказал ему с веселой покорностью:
— Пусть Айюс приказывает, что делать.
Польщенный старик гордо тряхнул седыми лохмами и победоносно осмотрелся кругом.
— Маленький Къколя имеет хорошую голову, — сказал он, — но старый Айюс жил долго и знает больше Къколи.