Страница 28 из 76
— Так ведь не задержались, Родион Яковлевич, в самый раз ударили. Теперь можно перенацелить 9-ю гвардейскую генерала Глаголева в помощь Кравченко и до Афин за считанные дни докатим.
— Значит до Афин? — хитро усмехнулся маршал.
— Ну, да. Согласно директивы Ставки они наша главная цель. Разве не так? — удивился Захаров.
— Так то оно так, но не совсем. У нас произошли некоторые изменения в планах. Полчаса назад говорил с Антоновым по ВЧ. По данным разведки турки серьезно усилили свою фракийскую группировку и Ставка просит помочь болгарским товарищам.
— Всё-таки проливы. Я так и знал! Жертвуем стратегией ради политики, а ведь удар армии Глаголева под Монастиром полностью бы разрешил все наши проблемы — недовольно воскликнул Захаров, вложивший массу сил и энергии в подготовку и реализацию Балканской операции.
— Успокойся, Матвей Захарович — успокоил маршал начштаба. — Ставка не ограничивает наши действия на греческом направлении, а лишь уточняет задачи армии Глаголева для её лучшего использования. Более того, в случаи необходимости, Ставка разрешает привлечь часть сил 9-й гвардейской на афинском направлении.
— В таком случаи прошу незамедлительно передать 64 артиллерийский гаубичный полк Селиванова генералу Кравченко. С его помощью Георгию Николаевичу будет сподручнее преодолевать последнюю линию вражеской обороны на пути к Афинам.
— Но у Кравченко есть специально приданный полк 152 мм гаубиц — не согласился Малиновский, но Захаров твердо стоял на своем.
— 64-у полку в восточной Фракии делать нечего и потом, мы только временно изымаем его у Глаголева, согласно разрешению Ставки. Прорвем Алиакмон и верном, честное партийное, Родион Яковлевич — горячо заверил командующего Захаров.
— Учти, под твою личную ответственность. Под личную. Все ясно — маршалу очень не хотелось связываться с Резервом Главного Командования. В случае его гибели или неэффективного использования, темное пятно ложилось на его репутацию и послужной список.
— Где, собираетесь использовать его? Только не говори, что ещё это не решил. Раз заикнулся то уже решил, я тебя знаю.
— Вот здесь, в районе Макрони. Один хороший удар и путь вдоль побережья полностью свободен — Захаров уверенно ткнул карандашом в карту.
— Хорошо — согласился Малиновский, — а что с британской группировкой у Александропулюса?
— Думаю, что раскатаем в течение нескольких дней.
— Несколько дней меня не устраивает. Мне нужен результат через три дня — отрезал маршал и начштаба не посмел ему перечить. Целых три дня в наступательной операции, очень большой срок.
Мощные кувалды гаубиц обрушились на британские позиции вечером шестнадцатого сентября. Именно тогда, издёрганные и измученные непрерывными перебросками, артиллеристы полковника Переверткина прибыли к месту своего нового расположения Орудия ещё только устанавливали, а посланный вперед в качестве корректировщика огня, старший лейтенант Милонов, уже вышел на связь с докладом. Укрывшись в кустарнике на одном из пригорков, он давал свою оценку укреплениям врага.
— Ничего особенного, товарищ пятнадцатый. Самые простые бетонные доты, даже не «миллионики». Мы такие во время финской на раз два раскалывали — с некоторой ноткой разочарования докладывал по рации офицер. После осмотра фортов Метаксаса он ожидал увидеть закованного в сталь и бетон монстра.
— Ты посмотри повнимательнее, вдруг это не все или у этих бункеров свои особенности имеются — настаивал полковник, но Милонов был непреклонен.
— Да тут почти все как у нашего Коростянского УРа. Те же прикрытия, надолбы и эскарпы, ничего особенного не видно. После шестого, ну в крайнем случаи седьмого прямого попадания нашими «гарбузами», можно будет снимать их боевого довольствия у англичан — уверенно заявил старший лейтенант.
— Так уж и с шестого — для острастки усомнился комполка, хотя от слов офицера, у него разлилась радость на сердце. Пробить вражескую оборону до прибытия орудий 64-го полка было для полковника делом чести. Введенное Сталиным офицерство вместо командирства, порождало среди советских военных здоровую конкуренцию.
— Сказано с шести прямых, значит с шести — отрезал Милонов и полковник успокоился. Не доверять мнению человека, чей боевой путь начался ещё с Халхин-Гола не было оснований.
— Ладно посмотрим. А пока давай проведем пристрелку — не желая полностью раскрывать противнику свои силы, артиллеристы принялись обстреливать англичан всего лишь одним орудием, проверяя репера.
В полную силу, хозяйство Переверткина заговорило утром следующего дня. Прогноз старшего лейтенанта полностью оправдался. Построенные около десяти лет назад, бетонные сооружения могли выдержать губительный огонь советских гаубиц. После часа обстрела, в оборонительных порядка новозеландцев были такие разрушения, что они срочно запросили поддержки с воздуха. Свои гаубицы, полковник Переверткин расположил на максимальном удалении от обороны врага и английские батареи не могли достать его огнем.
Державший оборону в районе Макрони подполковник Эктон очень надеялся, что английские летчики навсегда заткнут рот русским пушкам, но его надеждам было не суждено исполниться. Отличная маскировка позиций и сильное зенитное прикрытие позволило советским артиллеристам не понести потерь до прибытия истребителей. Свой сокрушающий удар англичане нанесли по фальшивому расположению батареи.
На сооружение деревянных макетов, у приданных артполку саперов ушла вся ночь, но результат с лихвой окупил их нелегкий труд. Радостно потрясая кулаками и сложенными пальцами, они наблюдали как королевские бомберы разносили в щепки их творения.
Артобстрел продолжился ещё сорок минут, а затем на штурм укреплений пошли танки с пехотой. Согласно сведениям от греческого генерала Александра Отенеоса вставшего на сторону отрядов Сопротивления, линия Алиакмон не имела минных противотанковых полей и они оказались точными. Занявшие укрепления новозеландцы не успели выставить даже противопехотные мины, полностью понадеявшись на эскарпы, надолбы и артиллерию прикрытия.
Расположенные на закрытых позициях, батареи новозеландцев обнаружили свое присутствие в самом начале боевых действий, приняв разведку боем за основной штурм. Акустики полка быстро засекли их место расположение, а поднятые в воздух истребители разведчики внесли окончательную ясность в диспозицию врага. Едва только танки с пехотой двинулись в атаку, как началась контрбатарейная борьба. Молчавшие до этого времени советские батареи заговорили в полный голос, 76 и 122 миллиметровой октавой против 105 мм полковника Хэйтона.
Пока артиллеристы выясняли чей голос лучше, советские воины штурмовали оборону врага. Давно отработанное взаимодействие танков и пехоты у бойцов генерала Кравченко проявились при штурме Алиакмона в полном блеске. Едва только недобитая гаубицами полковника Переверткина огневая точка пыталась остановить продвижение пехоты, как по нему тут же ударяли орудия танков.
Подобно могучей морской волне, накатывались атакующие цепи советских войск на укрепления врага, приводя их к молчанию. Где-то это свершилось очень быстро, где-то на преодоление ушло больше времени, чем было предусмотрено высоким командованием. Однако так или иначе, но фронт был прорван и давя стальными гусеницами не успевших убежать новозеландцев, танкисты генерала Кравченко устремились в прорыв.
Среди победных реляций, что легли в этот день на стол Верховного, были сообщения о взятии Фессалоники, Эдессы, Серая и Ксанти. Взятие этих городов, портов и населенных пунктов было очень важно, однако больше всего, что в этот день обрадовало Сталина — успех молодцов Георгия Николаевича.
— Товарищ Антонов, передайте генералу Кравченко мою личную просьбу о скорейшем выходе к горе Олимп. Занятие этого священного для каждого грека места, очень важно для всей проводимой нами операции.
Облекая свои слова в личную просьбу, генералиссимус придавал дополнительный импульс танкистам. Не выполнить личную просьбу Верховного было во стократ труднее, чем найти оправдание не выполнения приказа Ставки. И дело тут было не в страхе перед гневом вождя, а в степени его доверия. Что было очень сильным стимулом для любого советского человека, будь он генералом или простым рядовым.