Страница 38 из 43
Итак, в общем перечне Министерства оказалось 85 общественных организаций в Красноярске и 241 в Москве, в названии которых присутствовало слово «молодежь», «молодежный*' итл.
Первый же эксперимент, проведенный в Красноярске, свидетельствовал, что самое пустое дело — искать их по юридическому адресу Вывеска была лишь примерно в каждой десятой; в половине случаев она не соответствовала официальному названию организации, а лишь косвенно указывала на него. Оказалось, подавляющее большинство из них вообще не заводят никаких вывесок потому, что их не над чем помешать: у них нет постоянного адреса. Социологам часто приходилось пускаться в настоящие расследования-преследования, расспрашивая всех по «юридическим» адресам и через несколько звеньев все-таки отыскивая молодежных деятелей.
Итак, телефон.
В каждом четвертом случае (и даже более) телефон в Красноярске был занят так прочно, что оставалось предположить: линия или отключена, или используется для выхода в интернет. В каждом седьмом случае трубку просто никто не брал. Брали трубку лишь в 58 процентов из вошедших в список общественных молодежных организаций. В Москве еще меньше: 43 процента. На одном из телефонов, оказавшихся мобильным, просто был включен запрет входящих звонков.
Те организации, в которые дозвониться оказалось практически невозможно (а звонили упорно — эксперимент!) социологи объявили «технически недоступными».
Они измеряли еще и «организационную доступность» — то есть сможете ли вы, дозвонившись, поговорить именно с представителем организации или хотя бы получить необходимую «наводку». Почти в половине случаев не удалось ни то, ни другое; представитель организации отвечал вам лишь в каждом пятом случае.
Социологи в конце концов уловили некоторую закономерность: если организация прекращает свое существование, первое время окружающие помнят ее название и связанные с нею события; затем эти воспоминания стираются, но люди еще некоторое время опознают имя руководителя.
Это уже начал проявляться феномен персонификации общественного объединения. Но полную силу этот феномен приобрел наследующем этапе исследования: когда, преодолев все препоны, социолог все-таки выходил на связь с каким-нибудь представителем искомой организации, хотел связаться с ее руководителем или хотя бы узнать что-нибудь о ее работе.
Отвечали сразу и определенно только в одном случае: если больше такого общественного объединения не существовало, с ним покончено вполне официально, только об этом не знали в Министерстве (каждая седьмая) В остальных случаях чаще всего информацию без руководителя никто давать не хотел.
«Александр Григорьевич будет минут через 40-60»; (Через час) «Он будет минут через 40»; (Через 40 минут) «Да вообще-то его очень сложно застать. Попробуйте попозже»; (Через два дня ) «Александр Геннадьевич будет часа через два, не раньше»; (Через два часа) «Александр Геннадьевич попозже будет, сейчас его нет».
Это, я вам скажу, на измор работа. Хорошо, для социолога это действительно работа - а если бы кто-то вознамерился вполне добровольно заняться общественной деятельностью именно под руководством Александра Геннадьевича?
Бывало, звонившего посылали от одного человека к другому; потому что никак невозможно было выяснить, кто в данный момент руководит организацией. Тот руководил вчера, но сегодня уже стал чиновником и «это его больше не интересует, я по таким вопросам с ним не соединяю», другой руководил позавчера, но уже стал депутатом и его тоже «это больше не интересует», а вот в данный момент ну, никто не знает нынешнего руководителя. Может, его пока и нет. Но это значит, что с вами некому говорить.
«В России по крайней мере молодежные организации тяготеют к монархическому типу, — пишут социологи. — Они рассматриваются в качестве вотчин, которые передаются и, соответственно, могут временно оказаться бесхозным и».
Действительно «монархический тип» объединения: контроль над информационными потоками полностью в руках руководителя, а именно такой контроль, как учат нас политологи, - основной источник власти.
Итак, меньше трети молодежных общественных организаций «коммуникативно доступны»: их руководители охотно идут на контакт и рассказывают о целях, планах, событиях . Именно они воспроизводят институт гражданского общества по крайней мере по признаку свободного обмена информацией. Между прочим, знаменательное совпадение: другой исследователь некоммерческих организаций Санкт-Петербурга пришел к выводу, что реально из них функционирует только треть. Очевидно, это как раз такого рода объединения.
8 процентов обследованных организаций — «умирающие»: они уже не действуют, но еще могут возродиться; во всяком случае, их руководители открыты для общения, хотя сразу предупреждают о том, что фактически туг уже ничего не происходит.
7 процентов — «мертвые»: их руководители говорят о том, что объединение закрыто, и не желают вспоминать о прошлой деятельности. Они либо разочаровались в ней. либо успели сделать карьеру на другом поприще.
-13 процентов - «закрытые» организации, в которые или не дозвонишься, или не договоришься, или тебе прямо объявляют о нежелании с тобой разговаривать.
Но самая многочисленная группа молодежных общественных организаций — по определению социологов, «затененная»: о них ничего неизвестно и узнать практически невозможно.
Окончательные выводы социологов таковы: почти треть зарегистрированных молодежных общественных объединений фактически не работают. Около половины нельзя считать общественными, поскольку они нарушают требование открытости. Менее трети «открыты», но чтобы получить хоть минимальную информацию о них, нужны значительные усилия. Чтобы тебе отказали во встрече, нужны 5 звонков, а чтобы на нее согласились - 7.
Мы часто говорим об отсутствии гражданского общества в стране и многие при этом с надеждой смотрят на молодежь. Старшим не удалось его создать - может быть, создадут они.
Может, и создадут. Со временем. Когда захотят и научатся хотя бы разговаривать по телефону.
ИЗ ИСТОРИИ КУЛЬТУРЫ
Евгений Касимов
«На краю звукового кино»
Многие убеждены, что первый звуковой фильм это - «Путевка в жизнь», снятый режиссером Николаем Экком в 1931 году.
А раньше снимались только немые ленты, которые демонстрировались под аккомпанемент расстроенного фортепьяно. Ни тог ни другое не соответствует истине. Во-первых, очень часто фильмы озвучивали вовсе не разбитные таперы, а солидные оркестры. А во-вторых, звук в кино появился практически вместе с изображением.
«Прибытие поезда» Луи Люмьера, как известно, вовсе не является первым фильмом. Просто 28 декабря 1895 года во время его демонстрации в «Большом кафе» на бульваре Капуцинов в Париже публика бурно реагировала на летящий из глубины экрана поезд. Но совершенно точно известно, что Луи Люмьер был первым оператором хроники. В июне 1895 года он снимал участников конгресса фотографов, сходящих с борта парохода в Невеле. «Высадка конгрессменов» была показана уже через сутки после съемки. Тогда же была показана и беседа астронома Жансена с мэром Невеля Лагранжем. Во время демонстрации фильма месье Ла1ранж стоял за экраном и повторял сказанные им в беседе фразы. Это была первая — несколько неуклюжая — попытка создания говорящего кино.
К 1900 году Шарль Патэ уже широко демонстрировал «поющие» фильмы — для их озвучивания Патэ пользовался патефоном.
В течение первого десятилетия XX века Жоли и Гомон во Франции проводили свои опыты в области звукового кино. В Америке были разработаны системы звукозаписи «актофон» и способ Эдисона. В Англии звуковым кино занимались Хепуорт, Лост, Уильямсон, в скандинавских странах — Магнуссен и Паульсен.
Но кино все же оставалось немым искусством. Правда, к этому времени уже научились как-то синхронизировать движения и речь, записанную на фонограф. В кинотеатре «Гомон-Палас», усиливая звук при помощи сжатого воздуха, его делали слышимым для шести тысяч зрителей. Однако голоса исполнителей звучали невнятно, а синхронизация была приблизительной. В 1914 году от этого метода отказались.