Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 10

Эпоха Просвещения, применительно к изучению эволюции представлений о природе одаренности, внесла собственные поправки в ход истории, а именно – опровергла утверждение теоретиков-предшественников о божественной предопределенности выдающихся способностей, выдвинув в противовес ей постулат о ведущей роли воспитания в развитии выдающихся способностей ребенка. Причиной тому послужила модернизация архаичных структур повседневности сознания. Рост городов, коммуникации, прогресс технологий – все это говорило о развитии капиталистических отношений и усложнении социальных связей. Разделение труда, процесс дальнейшей дифференциации наук и искусств, совершенствование образовательно-воспитательной практики поставили новые проблемы перед теоретиками этого периода. По существу все свои надежды они возлагали на воспитание. При этом воспитанию художественно-эстетическому отводили особую роль. Эстетическое начало, по их мнению, способно было смягчить врожденный эгоизм людей, превратить человека в гражданина. Отсюда приоритетным направлением в развитии человека считались высокая образованность, изящество манер и вера в принцип личной чести, а также представления о свободной, самостоятельной личности, наделенной здравым смыслом [28].

Один из видных представителей этой эпохи, английский философ и педагог Дж. Локк, выдвинул идею, которая послужила фундаментом идеологии Просвещения. Основополагающая идея заключалась в признании разума человека «чистой доской» (tabula rasa), а процесс познания – процессом, возникающим только на основе опыта.

При всей фундаментальности данной идеи нельзя не отметить, что теоретические воззрения мыслителей эпохи Просвещения на проблему врожденного или приобретенного характера одаренности были не лишены противоречий.

Так, ирландский философ Ф. Хатчесон способность получать удовольствие от живописи, архитектуры, поэтических произведений рассматривал как предопределенную и это утверждение пытался согласовать с необходимостью просвещения и образования. Другой теоретик этого периода К. Гельвеций придерживался более радикальной точки зрения, утверждая, что от природы все люди равны. Отсюда его главный вывод о необходимости всеобщего воспитания и образования. «Я рассматриваю ум, гений и добродетель как продукт воспитания», – говорил К. Гельвеций [33]. Наука о воспитании сводилась к тому, чтобы поставить людей в положение, которое заставило бы их приобрести желательные таланты и добродетели. Если государи проявляют дарования, то ими они обязаны суровости своего воспитания, испытаниям и бедствиям. Чем суровее воспитание, тем оно здоровее для тех, кому придется управлять другими [28].

Главенствующей идее о гениальности как продукте воспитания Д. Дидро оппонировал идеей о гениальности как природной склонности к чему-либо. Гельвеций считал, что соревнование создает гениальных людей, а желание прославиться – людей талантливых. На что Дидро отвечал тем, что это есть причины, которые дают им возможность проявиться [14].

Большая же часть философов настаивала на том, что природа свои дары делит поровну. Каждый человек может быть развит до самой высокой степени гениальности – все дело в тех условиях, в которых он оказался [33].

В немецкой поэзии и философии XVIII в., включая романтику, гений – это выдающийся, исключительный человек [46]. И. Кант называл гениального человека «любимцем природы», а «гений» – врожденным душевным свойством, благодаря которому природа предписывает правила не только науке, но и (изящным) искусствам [48]. В философских трактатах немецкого теоретика была представлена одна из первых концепций гениальности. Согласно автору, сущностным свойством гения является творчество («оригинальность») как противоположность подражательности. В этом он видел качественное отличие гениальности от таланта, предполагающего высокую способность к обучаемости и в этом смысле неизбежно сопряженного с подражательностью. На этом основании И. Кант даже был склонен ограничить сферу самореализации гения одним лишь искусством. Обращаясь к примеру И. Ньютона, И. Кант отказывал знаменитому ученому в гениальности, ибо «всему тому, что И. Ньютон изложил в своем бессмертном труде о началах философии природы, сколь ни велик должен был быть ум, способный открыть подобное, – все-таки можно научиться; но невозможно научиться вдохновенно создавать поэтические произведения, как бы подробны ни были предписания стихосложения и как бы превосходны ни были образцы» [48]. Однако позже в трактате «Антропология с прагматической точки зрения» И. Кант отказался от идеи ограничения сферы самореализации гения одним лишь изящным искусством и в основу градации природных способностей он заложил интеллект [48].

В романтической концепции философа А. Жан-Поля понятие «гений» выдвигалось на первый план. Он описывал талант как тон, как струну клавира, когда ее ударяет молоточек, – но гений подобен Эоловой арфе: одна и та же струна разыгрывается многообразием звучаний от многообразия дуновений ветра. У гения все силы цветут одновременно; фантазия – не цветок, а сама богиня Флора: сила сил, она смешивает пыльцу цветочных бутонов, готовя новые соединения [43].





В учении немецкого мыслителя Г.В.Ф. Гегеля о сущности человека, изложенном в «Энциклопедии философских наук», воспитание трактовалось как преобразование души, проводилась четкая градация между талантом и гениальностью как высшей формой одаренности, проявляющейся в способности к творчеству. Так же, как И. Кант, Г.В.Ф. Гегель придавал первостепенное значение не самому наличию природных задатков, а тому, какое развитие – положительное или отрицательное – придаст им человек: «Гений шире таланта; последний порождает новое только в сфере особенного, тогда как гений создает новый род. Однако и талант, и гений, так как они прежде всего представляют собой простые задатки, должны совершенствоваться согласно общепринятым способам, если только не хотят их гибели, нравственного разложения или вырождения в дурную оригинальность. Лишь совершенствуясь таким образом, упомянутые задатки подтверждают факт своего существования, свою силу и свой объем» [32].

Философы К. Маркс и Ф. Энгельс рассматривали два вида способностей и соответствующие им деятельности: 1. Общеполезная работа, в основе которой лежат доступные каждому умения и навыки; 2. Работа как «единственная», в основе которой лежит единственная, свойственная только отдельному индивиду сила. Ученые считали, что развитие таланта зависит от спроса, который в свою очередь зависит от разделения труда и от порожденных им условий просвещения людей. В обоснование этой идеи они приводили примеры зависимости достижений великих художников от исторически сложившихся условий [65].

В XIX–XX вв. получают развитие психологические (в т. ч. психиатрические), социально-психологические, а также социологические исследования различных аспектов гениальности и творчества.

Некоторыми авторами предпринималась попытка поставить «гений» в один ряд с сумасшествием. Такого взгляда придерживался ученый Ж.Ж. Моро де Тур. Применяя к состоянию гения термин «нейроз», он не желал придать ничего нелестного и неприятного для высокого проявления душевных свойств и качеств; напротив, этим он хотел выделить особенное, необыкновенное и экстраординарное возбуждение умственных сил и энергии. Тем не менее, возникла мысль о том, чтобы причислить гениальность к сумасшествию [49].

Тенденция сравнения гения с сумасшедшим была подхвачена итальянским врачом-психиатром Ч. Ломброзо, который посвятил этому сравнению свой труд «Гениальность и помешательство». Он заявлял о сходстве гениальных людей с помешанными в физиологическом отношении, о влиянии на них различных факторов: от атмосферных до расовых. В пример приводились такие известные личности, как Ж.Ж. Руссо, Дж. Свифт, Н. Ленау, Т. Тассо, Ш.Л. Монтескье и др.

Примечательно, что настойчиво демонстрируя тесную связь между гением и помешанным, в своей книге Ч. Ломброзо все же приходит к выводу, что не все гении являлись помешанными, как и не всех помешанных стоит причислять к гениям [62].