Тэмуджин. Книга 1

– Свой рот закрой! Привык дома из-под материнского подола покрикивать, а здесь ты ничего со мной не сделаешь!

Тэмуджин медленно встал, стиснув зубы и стараясь сдержать в себе ярость. Глубоко вздохнул, чувствуя на себе взгляды со всех сторон. Еще не решив, как ответить, он обошел сидящих у костра парней и, подойдя к Бэктэру, вынул из-за голенища витую ременную плетку. Тот встал и, откинув голову назад, с полуоборота насмешливо оглядывал его.

– Ну, что ты будешь делать?

Тэмуджин, не размахиваясь, ударил с резкой оттяжкой. Громко щелкнул плетеный ремень, дважды обвившись вокруг головы Бэктэра, будто на раскаленный камень плеснули холодную воду. Багровая черта ровно пролегла через обе щеки, мгновенно вспыхнув, осталась жирной полосой через все лицо.

– Чуть не ослепил! – в тишине отчетливо прозвучал одинокий голос.

От боли Бэктэр отчаянно зажмурил глаза, до белизны сжав веки, но не издал ни звука. Потом он дико выпучил глаза, на мгновение потеряв зрение, ища Тэмуджина, неподвижно стоявшего перед ним. Остервенело схватив с земли свое кнутовище, с размаху ударил, целясь в голову. Тэмуджин едва успел убрать темя, подставив плечо, обеими руками схватил Бэктэра за ворот косульей рубахи, сильно ударив головой в лицо. Брызнула кровь. Оба упали на землю, с хрипом и рычанием заворочались в темноте. Бэктэр, скоро оказавшись наверху, один за другим стал наносить удары в голову. Тэмуджин с широко открытыми глазами вырывался в стороны, уклоняясь.

– Эй, вы что сцепились! – прибежавшие от костра старших двое парней схватили Бэктэра за руки. – А ну, тащите их в стороны, чего смотрите!

Тэмуджин, освободившись, быстро вскочил на ноги и вспомнил о ноже, висевшем на правом бедре. Кривым полумесяцем блеснул клинок перед пламенем костра. Бэктэр поспешно вынул свой нож. Парни шарахнулись в стороны. Бэктэр, не спуская глаз с Тэмуджина, отошел от костра на ровное место, оскалил окровавленное лицо:

– Ну, брат, посмотрим, на чьей стороне истина.

– Тебе ли об истине говорить, Бэктэр? – Тэмуджин, изготовившись, начал отходить от слепящего света.

В это время Бэктэр метнулся вперед, взмахнув клинком. Тэмуджин, не видя, чутьем уловив его движение, убрал свое туловище в сторону и почувствовал, как по левому рукаву выше локтя вскользь прошелестело лезвие…

– А ну, стойте! – вдруг издалека донесся злой окрик, и все узнали голос Сорхона. Стремительно приближался бешеный топот копыт.

Парни, мгновенно снявшись от костра, скрылись во тьме.

Из темноты черной тенью вырвался всадник без седла и узды. Спрыгнув, Сорхон быстро шагнул между братьями.

– Уберите ножи! – властно приказал он. – Помните, что вам сказал отец? Оба у меня кнута получите. Быстро!

Кто-то, подскочив сбоку, вырвал нож из рук Бэктэра. Тэмуджин отошел в темноту.

Часть вторая

I

Солнце над далекими очертаниями восточных гор только что взошло, а в широкой излучине Онона перед куренем кият-борджигинов уже все было готово к празднеству. Еще с вечера здесь было расставлено полтора десятка юрт для гостей, покрытых новым войлоком.

Большие чугунные котлы на сероватых, влажных от росы камнях полукругом выстроились вдоль кустов прибрежного тальника. Пригнанный накануне от нойонских пастбищ косяк молодых кобылиц и полутысячная отара овец паслись под присмотром конных подростков.

Легкий ветерок со стороны гор Хэнтэя мелкой рябью поигрывал на глади реки, шевелил тяжело нависшие над водой ветви ивы. Ранние пчелы, роем облепляя их с солнечной стороны, гудели сердито и угрожающе.

Собирался народ. По низинам и склонам сопок к излучине со всех сторон прибывали люди. Кучками держались молодые парни на табунных лошадях, насмешливо и враждебно поглядывали на сверстников из других родов. Мужчины повзрослее, семейные, степенно правили верблюжьими и бычьими арбами, переполненными женщинами и детьми. Съезжались нукеры, табунщики от стад, соплеменники из ближних и дальних куреней.

Большинство прибывших заворачивали прямо в излучину. Подъехав поближе к котлам, где готовилось угощение, в тени деревьев распрягали быков и верблюдов, стреножили коней, ставили походные шатры. Другие проезжали дальше, к юртам куреня. Сильнее разносился гомон голосов, тут и там раздавались громкий смех и приветственные возгласы.

В двух перестрелах к югу от излучины, на пологих холмах, муравьиными ордами копошились черные толпы всадников. Торопливо выстраивались, разворачивались неровными, волнистыми рядами, снова рассыпались по сопкам и снова выстраивались. Это были юноши племени, которым в этом году исполнилось по тринадцать лет. Сегодня был их праздник – их принимали в войско племени.

Большинство юных воинов было в плетенных из толстого ремня, с нашитыми сверху железными пластинами доспехах и шлемах. Еще не тронутое ударами сабель и копий железо на всадниках тускло поблескивало свежим, синевато-черным отливом. По обычаю они должны были показать перед народом свои умения, получить благословение от старейшин, принести жертвы богам и духам предков.

До людей на излучине еле слышно доносились злые выкрики десятников и сотников, напоследок проверявших выучку юношей. Злые от бестолковости молодых парней, не привычных к строю, не приученных понимать приказы с полуслова, а еще больше оттого, что им досталось возиться с ними, когда другие веселятся вместе с народом, они не сдерживали свои языки. Неумолкающая отборная ругань и свист плетей перемешивались с зычными, протяжно разносившимися по степи командами. Молодые старались изо всех сил.

Едва солнце подсушило росу, от куреня в сторону выстроившихся колонн потянулись старики – погреться на теплом утреннем солнце, поболтать в ожидании зрелищ и угощений, глядя на молодых вспомнить и о своих временах, о дальних походах…

Под бугром на южной стороне расселось человек двенадцать белобородых старцев. Согнутые спины, худые опущенные плечи, и лишь в глазах молодой веселый огонь – то ли от близкого вида боевых колонн, то ли от предчувствия обильного пиршества.

– В этом году не то, что в прошлые, – довольно шепелявил высокий, костистый старик, прикладывая темную ладонь ко лбу, прикрываясь от солнца. – Щенят набралось немало.

– Почти вполовину больше, чем в прошлом, – поддакивали ему другие.

– Будет кому защищать народ.

– Сотен девять, видно, есть?

– Девятьсот тридцать восемь насчитали, – с значительным видом знающего человека отозвался с краю однорукий старик. – Мой младший где-то здесь десятником.

– В годы барса женщины хорошо плодятся.

– А в последние годы что-то маловато было.

– Молодые виноваты.

– Судить надо, кнута побольше дать.

– Кто племя прикроет, если большой враг подойдет?

– Татары хоть нынешней осенью могут прийти.

– Детей, стариков поднимут, если что…

– Ты свой росомаший малахай еле носишь, а со шлемом разве на ноги встанешь?

– Скажи, хоть ползком, но воевать буду.

– Ха-ха-ха…

– Недавно я подтачивал свой старый меч, вот, думаю, умру вдруг, а недоумки мои с тупым оружием проводят в тот мир, что я буду делать?.. Вынул из ножен, а удержать в руке уже не могу. Кажется, недавно махал как прутом, людей напополам рубил… Куда ушли силы?..

– Лучше не рассказывай.

Из-за крайних юрт куреня выходили толпы наряженных женщин. Летние, из тонкой рыбьей кожи их халаты были окаймлены, опоясаны разноцветными тканями. Изредка в толпе проходила, притягивая взгляды, хатун в бархатных, шелковых одеждах.

Весенними цветами запестрела излучина. Женщины останавливались у походных палаток, усаживались в круг, вступали в разговоры с гостями.

Оэлун и Сочигэл в толпе нойонских жен прошли к большой белой юрте. Сочигэл в переливающемся синем халате, туго перепоясанном желтым шелком, смеясь, рассказывала об обычаях китайских женщин:

– Когда их покрывают мужчины, они орут так, что не знающий может подумать, что убивают.