Тэмуджин. Книга 1

Кострища здесь разделялись по возрастам объездчиков, и они, оба года кабана, попали к одному котлу, но жили между собой почти как незнакомые. Тэмуджин видел, как того пьянила здешняя воля. Здесь считались с сильными и ловкими, и Бэктэр изо всех сил старался показать себя. Без страха он вскакивал на обезумевшего дикаря, неутомимо выдерживал его метания и прыжки, падал и тут же снова оказывался в седле, неотвязным упорством укрощая его нрав. Вскоре его заметили, похвалил сам Сорхон, что было редкостью, и он уже на равных разговаривал с парнями постарше. На ровесников он теперь посматривал уже свысока.

Тэмуджин, хотя ему такое поведение Бэктэра и не нравилось, не мог одернуть его: внешне тот не нарушал порядка между ними. Но внутренне он чувствовал, что тот вступил с ним в противостояние и пытается поставить себя выше него, и это сильно задевало его самолюбие. Бэктэра с малых лет приучали слушаться и подчиняться ему, и тот раньше не прекословил. Но в последние годы во внешне равнодушном, отрешенном его взгляде Тэмуджин стал чувствовать затаенную злобу. Такая злоба бывает у прирученных волков: они, вроде бы, и подчиняются хозяину, но все же таят в мерцающих своих глазах извечную звериную жажду воли и неповиновения. Однако Тэмуджин твердо знал о законности своего старшинства.

«Я старше по роду, и он должен смириться передо мной, – твердил он про себя, думая об отношениях между ними. – Будь на его месте я, пришлось бы смириться мне – все справедливо».

Он лежал со смутными мыслями об этом, рассеянно слушал парня из рода оронар, приехавшего в гости к генигесам и оставшегося здесь, чтобы заработать у Есугея.

– У нас на камышовых озерах гусей больше, чем комаров, – хвастливо рассказывал тот. – Бывает, одной стрелой убьешь двух и еще третьего подденешь.

– Неужели так густо? – насмешливо переглядывались парни. – Так у вас не озера, а настоящие котлы с мясом. Камыши поджечь – и суп будет.

– Ха-ха-ха…

– И скот не надо резать.

– Все племя может десять лет кормиться возле одного такого озера с супом.

– А мы, когда будем готовить мясо на зиму, скот у вас будем воровать.

– Правильно!

– Осенью соберемся.

– Зачем им скот возле таких озер!

– Одна обуза.

– Ха-ха-ха…

– Молчите, не нужно заранее себя выдавать…

– Это на каких озерах так стреляют? – от соседнего костра подошел Нохой, тот, который помог Тэмуджину удержать иноходцев в первый день.

– За Агацой, – охотно повернулся на голос оронар. – Как перейдешь реку, так они и начинаются.

– Но ведь это не ваша земля, – Нохой с недоуменной улыбкой смотрел на него. – Я хорошо знаю те места, моя мать из племени бугунод.

– А вы давно там были?

– В позапрошлом году.

– Земля, верно вы говорите, не наша, – вежливо говорил оронар, показывая свое уважение к старшему. – Там всегда летовали бугуноды, но на три года мы ту землю забрали к себе.

– Как это забрали?

– Отобрали, что ли?

– Что-то мы не слышали такого, – возбужденно зашевелились парни у костра, перестав усмехаться.

– Выиграли на спор, – с достоинством сказал оронар, довольный тем, что удалось привлечь к себе внимание.

– А ну-ка, расскажи нам, – Нохой, не спуская с него любопытного взгляда, сел рядом. – Когда это было?

От других костров по одному, по двое подходили парни, присаживались рядышком. Оронар, видя, что захватил внимание многих, сделал важное лицо, отхлебнул из чаши и обвел глазами круг.

– Месяц назад мы пришли с весенних пастбищ и встретились с бугунодами, наши летние стойбища стоят рядом, через реку. Они приехали к нам на праздник, мы всегда вместе встречали начало лета. Когда начались состязания, договорились так: выигравшая сторона забирает у побежденной половину летних пастбищ на три года. Это старики на пьяные головы придумали. Скачку выиграли бугуноды, а в борьбе взяли наши. Осталась стрельба. Ну, здесь нам никакой надежды не было, про их Бульчиру-мэргэна вы все слышали: посылает одну стрелу вперед, а второй расщепляет ее сзади. Но в тот день стрелять не стали, уже вечерело, и отложили на завтра. Утром, когда солнце поднялось на локоть, стрелки встали у черты. От нас вышел Мэхэлху-мэргэн, видим, стоит невеселый, далеко ему до Бульчиру. Отмерили им семьсот шагов, по три прута воткнули в землю, по три же стрелы-хоорцаг положили им в колчаны. Первым стрелял наш Мэхэлху, из трех попал только в один прут. Ну, думаем, сейчас Бульчиру с закрытыми глазами все три прута перешибет и пастбища наши заберет. Наша бабушка даже не стала дожидаться конца, ушла собирать вещи. Взял Бульчиру свой желтый лук, пустил первую стрелу… – оронар широко открыл глаза, оглядывая парней, сделал удивленное лицо. – И не попал! Никто не поверил этому, мы подумали, что он захотел с нами поиграть. Смотрим, а он и во второй раз не попал. У нас сразу полегчало на сердце, повеселели мы, думаем, уважили нас гости. Третьей-то уж попадет, думаем, чтобы ни нам, ни им не досталось. Только смотрим: вид у него не такой веселый, каким он был поначалу. Будто какая-то тень упала на лицо. Сам он старается не показать нам, покашливает в кулак, но мы-то все видим. Да и гости наши что-то поприжали языки, острить перестали. Долго стоял Бульчиру и все неприметно посматривал на свой лук, будто не узнавал его. И вот он поднимает его, натягивает до острия… – оронар опять обвел всех расширенными глазами. – И снова не попал! Мы не можем понять, к чему такое чудо случилось, к добру или к беде. Может, думаем, какой-нибудь подвох? Но тут бугуноды на ноги вскочили, кричат на своего Бульчиру, обвиняют, что к нам предался. Так и досталась нам эта земля. Уже потом, когда проводили гостей, мы узнали, в чем дело. Была у нас одна рабыня из татарских пленниц. Ходила в лохмотьях, годилась разве что только на то, чтобы котлы мыть да аргал собирать. Вот эта рабыня была поставлена прислуживать гостям. Вечером, когда все бугуноды ушли на пир, она прокралась в их юрту и навела порчу: взяла колчан Бульчиру-мэргэна и три раза провела под беременной черной сукой. Вот и летели его стрелы мимо. Дело было в стрелах, а он все лук свой рассматривал, – насмешливо хохотнул оронар и тут же согнал с лица улыбку. – Рабыня сразу никому ничего не сказала, умная оказалась, ведь в праздник много пьяных, могут проболтаться. Открылась только после отъезда гостей. Наши старейшины тут же ее из рабынь перевели в вольные харачу, да еще в наш род приняли. Замуж выдали за одного нашего харачу, двух дойных кобыл и овец им дали. Вот как мы взяли ту землю! – оронар победно оглядел круг, беря чашу с супом.

Парни молчали.

– Обманом живете, да еще хвастаетесь этим, – сказал Тэмуджин, с презрением глядя на оронара. – Таких баб надо за волосы к жеребячьим хвостам привязывать, а вы скотом награждаете да еще в свой род принимаете.

– А кто сейчас без обмана живет? – осторожно попытался возразить оронар, примирительно глядя на него. – Если ты не обманешь, тебя самого обхитрят, ведь все так живут. Лучше уж так сделать, чем без пастбища остаться.

– Даже на войне не всегда можно обманывать, а состязание не может быть нечестным! – не уступал Тэмуджин. – А обманывать гостей – недостойное дело для настоящих людей!

– Правильно! – раздалось сразу несколько голосов.

– Сын Есугея прав.

– Даже воевать без обмана считается благородным делом.

– Правильно сказал сын Есугея.

У Тэмуджина приятно потеплело в груди: его голос вдруг возымел такой вес в разговоре! Нечаянно взглянув на Бэктэра, он увидел, как в яростной усмешке перекосилось его лицо.

– Сын Есугея, сын Есугея! – гнусаво передразнил он парней, ненавидяще глядя на них. – Что вы все заискиваете перед ним!

Стало тихо. Растерянные лица недоуменно смотрели на него. Тот и сам на миг растерялся, поняв свою оплошку, но останавливаться было поздно.

– Смотрите ему в рот, как наблудившие собаки, только что хвостами не виляете! – кричал он, сверкая красными огнями в злых глазах.

– Ты чего это? – Тэмуджин, опешив, с удивлением посмотрел на него и, оглянувшись на парней, повысил голос: – А ну закрой рот!