Страница 38 из 38
Повар имел необычайно сконфуженный вид. Забыв и о своем гневе, и о пролившемся месиве, он смущенно пролепетал:
— Я думаю, Джефферсон, что шум не разбудил его.
Камердинер смерил повара с ног до головы презрительным взглядом.
— Вы думаете? Думают только индейские петухи, Гопкинс. Индейские петухи. Да еще такие старые ослы, как вы.
И, не прибавив больше ни слова, Джефферсон швырнул сигару и опрометью кинулся вверх по лестнице.
Минуту спустя, бесшумно войдя с веранды в комнаты партера, я застал Джефферсона у дверей детской. Он стоял на цыпочках и, весь перегнувшись в левую сторону, напряженно прислушивался.
Заметив меня, он сделал бесстрастное лицо и уже на ходу почтительно произнес:
— Я проходил мимо, сэр, и мне показалось, что мастер Гарвей проснулся. Я думал, не надо ли позвать няню.
И с достоинством удалился.
Удивительной преданности человек, этот Джефферсон.
Теперь несколько слов еще кое о ком. Именно о человеке, который, косвенно содействуя моему счастью, едва не явился в то же время для всех нас источником величайшей беды. Вы догадываетесь, конечно, что я говорю о Джордже. Его судьба очень печальна. Но вполне им заслужена. Вполне.
Я буду краток. Когда мы вернулись после преследования беглецов на остров, Джорджа заключили под стражу и суд должен был произнести над ним через несколько дней свой приговор. По законам острова приговор мог быть только один: смертная казнь. Джордж не дождался суда. За двадцать четыре часа до него узник был найден в своей постели мертвым. Рядом с ним на одеяле валялся крохотный пузырек. Он был пуст. Химический анализ остатков его содержимого показал, что оно было не чем иным, как кураре. Каким образом удалось Джорджу сохранить пузырек — неизвестно.
Что же еще?..
Да, скоро, очень скоро мы собираемся ехать в Россию. По всем имеющимся сведениям, нормальная жизнь в ней вполне восстановилась. Мэри думает, что нигде не живется сейчас так спокойно, как там. Я никогда не был в России и меня страшно тянет взглянуть на страну «неограниченных возможностей».
Кроме того, нам наскучила «курортная» жизнь. Почти десятилетие растительной жизни — это слишком много. Слишком.
Так думаем мы с женой. Так же думают и наши друзья. А главное — так думает Джефферсон. А он неоднократно доказал уже мне, что умеет мыслить чрезвычайно здраво.
Итак, мы едем. Моим заместителем остается Стивенс. Конечно, мы уезжаем с острова не навсегда. От времени до времени мы будем приезжать сюда на несколько месяцев. Отдохнуть, пожить в чудном климате, повидаться с друзьями… И самое важное — снова пережить зарю нашего счастья.
Скоро, очень скоро расстанемся мы с нашим островом. Пора. Прояснился небосклон и солнце правды снова встает над миром. Пронеслась над человечеством еще одна буря.
Tout passe…
1922 г.
Об авторе
Вячеслав Яковлевич Куликовский (1885–1925) — выпускник Владимирского военного училища. Позднее учился в Военно-юридической академии. Был полковником лейб-гвардии Волынского полка.
Во время Первой мировой войну в ноябре 1914 г. был ранен под г. Лодзь. После революции сражался против большевиков в Вооруженных силах Юга России. Эвакуировался в 1920 г. из Одессы в Константинополь.
С 1920 г. жил в Германии, где занимался литературным трудом и сотрудничал с рядом берлинских издательств, в основном с издательством О. Дьяковой и К°. Опубликовал шесть книг стихов для детей, перевод «Макса и Морица» В. Буша, собственные романы и рассказы — мистическо-исторический «роман из жизни Древнего Востока» «Адонирам» (1921), «В дни торжества сатаны» (1922), книги «Женщина, которая изменила» (1921) и «Ее грех» (1922).
Скончался 14-го июня 1925 г. года после непродолжительной тяжелой болезни, не дожив месяц до своего 40-летия.
Книга публикуется по первоизданию (Берлин: изд. В. Сияльский и А. Крейшман, 1922) с исправлением очевидных опечаток и ряда устаревших особенностей орфографии и пунктуации. Имена и топонимы в основном оставлены без изменений.