Страница 4 из 77
Да. Именно так. Именно так я общаюсь с Мариной. А точнее, с Риной, потому что, как утверждали некоторые, если звать нас обеих полными именами, можно запутаться. Так я открываюсь ей – трижды предавшей, трижды прощённой, причём последнее – не заслуженно. Намеренно становлюсь сентиментальной и заставляю себя чувствовать в ней близкую душу. Нельзя потерять теперь еще и ее. Столько ведь пережито совместного: общую роль путешественниц выбрали, общее негодование по поводу глупостей администрации в поезде испытывали, общую сперму на вкус пробовали.
– На такси ехать нельзя! – в сотый раз объясняет Ринка, вырывая меня из самоанализа – Могут выследить…
– Кто?! – ворчу я. – Кому мы нужны для выслеживания? Мы ж не в советские времена живем, а в стране великого пофигизма. А даже если б жили в советские, то что? Мы ж не Ахматова с Надеждой Мандельштам, за которыми по пятам КГБисты ходили. Мы ж фигурами общенациональной известности не являемся! Идем себе, дурью маемся… Имеем полное право. Ну, кто выследит?
– Не знаю, – честно теряется Ринка. – Просто у меня такое предчувствие…
После случившегося Рина тоже слегка поехала крышей. Наверное, думает, что нас теперь всех должны перебить. Боится маньяков. А чего нас бояться то?
– Ты не надейся, что дойдем и все сразу хорошо будет, – заговаривает зубы Рина, чтоб я отстала с просьбами о такси. – Там, между прочим, жопа не только в дальности расположения. Там и персонал должен быть с придурью. Посуди сама, клуб для своих, работающий только в полнолуние. Ещё б на кладбище его соорудили для полного счастья.
Вздрагиваю от слова «кладбище». Что-то я совсем дёрганная сделалась…
Наконец, добираемся до нужного подъезда, дёргаем дверь. Щуримся от яркого света фойе. Кто б мог подумать, что в таком маленьком ДК – такой просторный холл? Мы, за время гастролей по глубинкам уже сделавшиеся знатоками всевозможных домов культуры, несколько удивлены. Перед ступеньками вниз скромная табличка: «Приват клуб «Чёрная роза»». Холодком по внутренней стороне кожи пробегает осознание названия, пихаю Ринку в бок, чтоб смотрела. На миг кажется, что разгадка близка. Вот сейчас напрягусь и пойму, почему последним желанием Димки было, чтоб я пошла к этой самой гадалке. Нужно только напрячься, нужно только сопоставить всё это обилие чёрных роз между собой… Ничего не выходит, снова пускаю события на самотёк.
Оберегающий вход охранник не подаёт ни малейших признаков жизни. Смотрит прямо перед собой, вытянувшись и широко распахнув глаза. Ну и работёнка у парня! Не позавидуешь…
– Ты уверена, что нас пустят в таком виде? – присвистываю, оглядывая обувь и выуживая из сумочки беспомощный в данном случае носовой платок.
Марина нагибается и, кряхтя, трёт одну об другую штанины своих клешей. Жёсткая чёлка острым краем падает в кукольные ярко-синие линзы. Из-за обилия лака на Ринкиных волосах я опасаюсь, как бы челка не выколола ей глаза.
– Пустят, пустят! – бормочет Рина, не замечая моих разглядываний. – Мы им сейчас пригласительными бумажками и московским акцентом под нос тыкать начнём, они нас сразу зауважают!
Охранник всё ещё старательно изображает предмет мебели. Лицо не выражает никаких эмоций, а поза демонстрирует беззаветную любовь к отечеству.
– Таких бы – Мавзолей охранять! – даже не стараясь понизить голос, комментирует Ринка и продолжает, – Впрочем, чем хуже? Помнишь Фрэкен Бок? Ну, ту, которая из Карлсона. Ее Рина Зеленая озвучивала и собственногубно придумала ей реплику: «По телевизору показывают всяких жуликов! Чем я хуже!» Так и тут – чем мы хуже Ленина? Пусть такие молодцы нас охраняют, а не его!
Смешная… Я даже не поправляю. Не говорю, что озвучивала Раневская. Понимаю, что Рине приятно, чтоб Рина… Иногда я искренне рада, что она со мной. От стрессов Ринка всегда отходит быстрее, и ее, хоть и наносное, но вполне фишечное веселье помогает мне возвращаться в норму.
– Не собственногубно, а собственноголовно. Это только ты у нас все губами придумываешь, – замечаю с ехидцей. – А Рина Зеленая думала головой!
Ринка предъявляет давно надаренные ей Димкой флаера, и нас пропускают вниз. Состояние крайнего офигения сменяется раздражением.
– Нет! Это слишком даже для покойника! Не предупредить нас, чтоб одели вечерние платья!!!
Идём /как по передовой/под прицелом тысячи глаз/ только не /босиком по воде/, а обутые и к стойке бара. Спрашиваем хозяйку. Ожидаем. Тут стоит заметить, что в моём воображении Мадам всегда была роскошной амазонкой, ясновидящей, чуть ли не по воздуху выплывающей к клиенту… А увидели мы…
– Ты не слушаешь? – Рина сердится, нервно закуривая. Программу мы обе игнорируем.
– Не слушаю, – врать не хочется. – Точнее не желаю слушать. Рин, нам всего полчаса еще надо продержаться. Не накручивай себя, забудь обо всех предчувствиях. – ослабление ее воли придает мне силы, и я давлю, настойчиво и уверенно. – Раз пришли, раз попросили, нужно теперь выдержать. Ну, вспомни, как мы долго решали, пойти или нет? Вспомни, все наши доводы… Слушай, а расскажи-ка лучше что-нибудь из газет… Надо же нам о чем-то разговаривать.
Ринкина потребность в желтой прессе всегда забавляла. Что бы она ни вычитала, какой бы бред ни нашла – все время рвалась пересказать. Мы с Димкой хохотали и отмахивались. Ринка обижалась и отправлялась в соседние купе за слушателями. Сейчас, вспомнив какую-то очередную историю, она, конечно, не удержится от пересказа и забудет о предчувствиях.
– Кстати, да! – победоносно заявляет Рина. – Я вот тут совсем недавно вычитала в одной газете… Поразительное совпадение. В общем, московские студенточки одни решили как-то подработать в подобном этому приват-клубе…
– Ринка, не надо! – хмурюсь я. – Никаких аналогий. Расскажи о чем-нибудь отвлеченном…
– Ну что я могу поделать, если именно это вспоминается? – обижается Рина. – Ну, не совсем в такой клуб. В Москве там пожестче было. Например, юные девы изображали из себя предметы мебели: кто-то работал вешалкой, кто-то столиком, кто-то подставкой под пепельницу… Короче, на их голые задницы и выгнутые спины выкладывали рахат и прочий лукум… Эротично, конечно, но как-то уж совсем унизительно.
Ринка вошла в привычную стезю пересказывания статей, а я напряженно следила за часами. До визита к Мадам оставалось двадцать пять минут. Долго….
– Представляешь, – продолжает Ринка, – Один тип как-то затушил сигарету о ягодицу своего «стола», и его даже не исключили из членов клуба! Одна мадам-домохозяйка – о ней тоже говорилось в статье – за ночной жизнью Москвы совсем не следила, а следила исключительно за тем, чтоб дети вовремя высаживались на горшки. Но как-то муж ее зачастил в этот полусадистский клубец, и «доброжелатели» ей донесли. – Ринка озирается вокруг, и понижает голос. Нет, ну явно у нее паранойя! Похоже, опасается подслушиваний… – Так вот… – продолжат моя параноичка, – Вместо битья посуды и истерик, дамочка решила побывать в этом клубе сама. И подругу сдуру подбила на такое приключение. Запудрив мозги всем знакомым, барышни умудрились разыскать концы и вычислить клуб. Любопытство, оно ж хуже татарина… В клубе барышни умудрились познакомиться с хозяйкой и отказаться от дорожки кокаина, ею предложенной. Казалось бы, невинный поступок. Но… За это их сочли ненадёжными и потенциальными стукачками, кроме того, хозяйке показалось, что барышни грубо разговаривают… А потом вообще выяснилось, что муж одной из них именно к хозяйке и приходил… В общем, трупы обеих разыскали только спустя месяц. Я, конечно, понимаю, жёлтая пресса и все такое…Но почему-то эта статья и эти барышни вспоминаются здесь очень явно… Что-то не слишком защищённой я себя тут чувствую. Те женщины…
– Хватит! – стукаю ладонью по столу я. – Не накручивай ты себя! Те женщины, те женщины! – передразниваю и скептически кривляюсь, пытаясь отвратить Ринкину панику. – Будут знать, как отделятся от коллектива! Или это ты к тому, что, если нам будут предлагать какую-нибудь дрянь, надо принимать не задумываясь? Ну, чтоб с хозяйкой не поругаться… – смеюсь, что есть мочи.– Не переживай, примем. А можем и не принять… Чем мы хуже Вертинского? Тот умудрялся отказываться от кокаиновых угощений, никого при этом не обижая…