Страница 57 из 107
Или она ещё не все местные стороны жизни узнала достаточно хорошо…
Обойдя рынок, они миновали фургоны и помост артистов, ещё не встававших, и вошли в ту улицу, где вчера была палатка.
Была.
Сейчас, конечно, её там не было. Катарина осмотрелась – да, место то самое.
Палатка исчезла. Зато, прислонившись к стенке дома напротив, на крошечной деревянной лавочке, спал, широко раскрыв рот, чумазый мальчишка лет десяти в лохмотьях нищего. Он настолько хорошо вписывался в общий ансамбль улицы, что, казалось, и родился на этом самом месте.
Когда они подошли, он, приоткрыв один глаз, бойко спросил:
– Ищете кого-то, благородные мессеры?
Рассудив про себя, что это неспроста, Катарина прямо ответила:
– Да, гадалку. Её палатка вчера стояла здесь. – про себя она уже не сомневалась, что, хотя личная встреча не состоится, но что-то её здесь ожидает: ценная информация… Или вещь.
– Тогда назовите пароль, и вы кое-что получите, – потягиваясь и поднимаясь со скамеечки произнёс чумазый почтальон.
– Что это значит, какой ещё пароль? – Катарина и вправду была удивлена.
– Ну, она сказала… Вы должны мне, короче, сказать, зачем вы сюда к ней пришли.
– Ах, вот оно что. Ну хорошо. Противоядие.
– Точно! Вот то, что она велела вам передать. Всю ночь здесь сидел, чтоб вас, значит, не пропустить. И чего только не сделаешь, чтоб заработать пару денье – даже честно поработаешь! – он показал маленький свёрток, не спеша, впрочем, с ним расстаться.
– О,кей, – пробормотала себе под нос Катарина, и, порывшись в карманах, вручила посыльному требуемое, после чего тот немного торжественно передал ей свёрток.
– Ну, большое спасибо вашей милости, да сохранит вас Господь! – он, повернувшись, поднял свою скамеечку, явно собираясь уходить.
– Постой-ка! А на словах она ничего не передавала? – задержала его за плечо Катарина. Он поскрёб нечёсаную щетину волос, щурясь.
– Н-е-е-т, про это я ничего не знаю. Она сказала передать – я передал. Вроде, всё правильно.
– И когда это случилось? Ну, я имею в виду, когда она тебе дала вот это?
– Да вчера вечером. Можно сказать, уже ночью. Я уж спать собирался – я ночую тут, на площади, под одним фургоном. А тут меня её мальчишка будит – он знает, где я ночую. И говорит: так, мол и так, заработать хочешь? Так кто ж не хочет-то?! Ну и вот я здесь… А что?
Что-то не так?
– Да нет, всё так… А палатка? Она долго ещё оставалась здесь?
– Какая палатка? Ах, палатка… Нет, она уже была собрана, ну, упакована, и навьючена на мула! Да ещё на другом она собиралась ехать сама. Зелёная такая. В-смысле, палатка…
– Понятно. Ладно, спасибо. Ты всё передал верно. – жестом она отпустила его, напряжённо размышляя: если гадалка ночью ехала, разумеется, никакого шабаша быть не могло.
Значит, ей всё приснилось.
А как же ночное превращение – во львицу? Или оно – О, Господи! – тоже всего лишь сон?! Ведь спала же она потом до утра? То есть, после «превращения» она снова засыпала. Не могло ли и это «пробуждение» тоже быть частью сна?!
От разочарования она просто готова была расплакаться, как обычная женщина. Но вспомнив, что она всё ещё в костюме мужчины, сдержалась.
Какая была прекрасная сказка!
Или всё же… Не совсем сказка?
Секунды ей было довольно, чтобы взять себя в руки. Что это с ней случилось? Где её трезвый аналитический ум? Ничего нельзя принимать на веру. Нужно всё проверять!
Вот ночью, когда её никто не будет видеть, она и попробует!
Просто нужно немного подождать – до ночи. Ерунда. Она подождёт! О, она – подождет!
Пьер и Мария подошли к ней ближе, с интересом рассматривая свёрток в её всё ещё сжатой ладони. Взглянув вниз, она подняла руку и развернула его.
Это оказался старый грязный пергамент, и в него был завёрнут маленький флакончик из темно-зеленого стекла. Выкрутив туго притёртую пробку, Катарина понюхала. Нет, жидкость, которая оказалась внутри, ничем не пахла. Это – точно не тот волшебный эликсир, что унёс её на Посвящение и Шабаш. А впрочем – был ли сам шабаш…
Ну хорошо. Oна снова заткнула пробку поплотней, и спрятала пузырёк в потайной карман – к звёздочкам. Стекло толстое, и не должно разбиться. Да и вылиться не сможет – пробка очень тугая.
Разгладив получше пергамент, на одной из сторон она нашла-таки послание.
Впрочем, многословностью оно не грешило: «Противоядие. Начать принимать сегодня.
Одна капля в стакане воды. Завтра – две. На третий день – три. И так далее, пока не опустеет.»
Вот это да! Вот за это – спасибо. Если это действительно оно, то честь и хвала Марте!
Она, даже исчезнув из её жизни, держит слово. Катарина уже твёрдо знала, что будет следовать инструкции. Ведь жить стоит. Жизнь, она очень стоящая и интересная штука!
И за магические слова она теперь была спокойна – сработают.
Конечно, они обсудили и противоядие, и бегство Марты. Но так как Катарина кое о чём умолчала, её друзья никак не могли взять в толк, что произошло с гадалкой. Они, постояв немного, двинулись, уже не торопясь, назад.
В гостиницу вернулись через оружейную лавку при большой кузнице, практически на окраине города. Её обнаружила Катарина по густым клубам дыма и звону молотов.
Кузница уже вовсю работала – огромный задний двор был весь завален углём, дровами, сырьём и металлическими полуфабрикатами. Здесь же гудели мехами три подмастерья с красными и потными лицами, голые по пояс, изо всех сил раздувавшие огромную, словно настоящая домна, печь. Подбегавшие к ней время от времени другие подмастерья то совали, то забирали раскалённые заготовки, которые обрабатывали мастера постарше, стоявшие у наковален, вооружённые молотами, и покрикивающие недовольно на нерадивых. Ковали здесь всё: от гвоздей до кольчуг и кирас. Впрочем, виднелись и вполне мирные плуги и бороны…
Как объяснил Пьер, цеховые правила гильдии кузнецов, да и любых других профессий, ставят всех мастеров, имеющих патент на свою профессию, и право ставить личное клеймо на свои изделия, в одинаковые условия: не больше, чем определённое количество подмастерьев строго определённого возраста. Работа – от стольки-то – до стольки-то. Печей – столько-то, и не больше. Инструменты – такие-то, и никаких других…
И так далее – ограничений типа профсоюзных, имелось очень много. Чтоб, значит, все мастера цеха этого города были в равных условиях. Но самое главное – строгий контроль качества изделий. Про себя Катарина усмехнулась: надо же, столько лет пройдёт, а почти ничего не изменится. Прямо первичная профсоюзная ячейка – наверняка и взносы дерут со своих членов, и корпоративные праздники справляют. И завидуют более умелым…
Однако она не могла не признать разумность и преимущества такой организации работ. Особенно в вопросах качества. И стандартных (ну, всё же, более-менее) цен.
Они купили ещё несколько стрел, пару хороших стилетов. Катарина, покопавшись под грудой в углу, подобрала себе ещё один хорошо сбалансированный кинжал для метания. Кольчуги оказались тяжеловаты и сильно полнили фигуры – пришлось отказаться от мысли нарядить Пьера и Марию в эти бронежилеты средневековья, спрятав их под одеждой. Расплатился Пьер – была его очередь.
Пооткрывались лавки и лотки с продуктами.
Домой они опять вернулись с массой вкусной еды: кое-что предстояло взять с собой, а кое-что предназначалось к съедению на месте. Им они и полакомились в гостинице, заказав вина и устроив себе второй завтрак, уже с паштетами и салатами.
После еды Катарина, чувствовавшая, несмотря на вроде бы нереальность своего сна, необъяснимую усталость, прилегла поспать, Пьер же, решив потренировать ногу, да и осмотреть город, не торопясь отправился снова на рынок, уже вовсю бурливший людским гомоном и толчеёй.
Мария осталась с Катариной, и, хотя спать не легла, сидела тихо, что-то заботливо подправляя в их одежде с помощью иголки с ниткой. Катарина смело проспала три часа.