Страница 24 из 36
Пришел новый день. Нарядный и добрый, теплый и веселый.
Завтракали на берегу. Беседовали, смеялись, шутили.
Плотогоны высвободили толстые канаты, протянутые с обеих сторон плота к берегу, и плот снова тронулся в путь. Тотчас же пришли в движение весла, каждое из которых состояло из двух довольно внушительных бревен.
Поначалу казалось, что плот, составленный из доброго десятка звеньев, не желает повиноваться плотогонам, поворачивается туго и неохотно, как бык. Но плотогоны уверенно оттянули в нужную сторону головную его часть, и он, словно ковер-самолет, покорился воле человека.
Бык был загнан в борозду.
Ребята, руки которых были на этот раз свободны от весел, с особым интересом рассматривали берега.
Когда плот миновал причалы лесопристани Ясь-Елга, откуда-то донеслись до их слуха звуки, напоминавшие не то мычание, не то рычание, не то еще что-то в этом роде.
— Медведь, да раненный, видать, — сказал старик Юсуф.
— Эх, посмотреть бы на него! — вздохнула Нафиса.
— Все девчонки кровожадны, — заметил Иршат. — Какое удовольствие смотреть на раненого медведя?
— Вот ты и есть девчонка, раз крови боишься! — заступилась за подругу Айгуль.
Но вот за поворотом реки, за вторгшейся в Караидель грядой скалистых гор, на отлогом месте, где течение было сравнительно умеренным, все увидели медведя прямо в воде. Он барахтался у берега, зло рыча и как-то странно подлаивая, время от времени ревел во весь голос, вытягивая шею и поднимая морду вверх, словно взывая о помощи.
— Вот он, вот, медведь! — закричал Юлай.
— Что он там делает? — проговорил Иршат. — Тащит что-то… не может вытащить…
— Тонет мишка, тонет косолапенький! — запричитала Нафиса.
Она не знала, что бывают медведи-пловцы, которые не тонут даже в самых глубоких местах и омутах. Такие медведи едва ли не пол-лета проводят на старицах и озерах, на тихих, безлюдных реках и ловко охотятся за рыбой.
Но почему же этот рыболов так ревет? В капкан угодил, не иначе. Где-то, наверно, замаскирована ловушка — то ли в прибрежном песке, то ли в реке.
Медведь делал отчаянные попытки вырвать откуда-то, кажется из воды, переднюю лапу, но напрасно. Это ему никак не удавалось, и он все громче ревел.
В большинстве случаев медведь для человека не опасен, не нападет на человека первым, но такой вот разъяренный медведь страшен. Он может наброситься и на того, кто не причинил ему никакого вреда. Есть даже такая башкирская пословица: «Не тронь медведя — стороной обойдет, покажи ему нож — поцарапает, рану ему нанеси — в куски разорвет».
Юсуф учитывал все это. Он понимал, что плыть мимо разъяренного медведя, имея на плоту ребят, небезопасно. Не было бы их, можно было бы рискнуть, а в случае чего — сразиться с косолапым.
И Юсуф постарался осторожно направить плот к противоположному берегу.
В какой-то момент плот поравнялся с медведем, и стало видно, что он все энергичнее и злее старается высвободиться и выйти из воды. Но все сильнее тянуло его вниз, и он то погружался в воду, то снова появлялся над ее поверхностью.
— Капкан! — сказал Юсуф.
— И в капкане том пружина есть, — высказал догадку молодой плотогон.
— А ну-ка, поворачивай к нему! — неожиданно для самого себя переменил свое решение Юсуф. — В капкане медведь не страшен! Он ведь и с места сойти не может.
Длинный плот остановился.
Ребята, которые не отрываясь следили за каждым движением медведя, увидели, что на какое-то мгновение он выдернул завязшую лапу из воды. И вдруг мелькнуло перед их глазами что-то длинное и тяжелое, совсем не похожее на капкан.
— Там вроде бы что-то живое, — сказала Фатима.
— И-и, уж не рыбина ли? — прищурился Юсуф. — Поди, щука, а?
Грохнул выстрел. Все вздрогнули от неожиданности.
Медведь нырнул в воду, затем, встав на задние лапы, зарычал грозно и зло и, рванувшись неистово, потащил за собой это самое «что-то», тянувшееся за ним и словно служившее продолжением медвежьей лапы.
На прибрежной скале показался человек с ружьем.
Что-то знакомое было в его длинной, худощавой фигуре.
— Это он, он! Рыбак! — сказал Иршат.
— Он, он! — подтвердил Мидхат.
Человек посмотрел в сторону плота и тут же исчез за скалой.
Белужья уха
Если рассказать кому-нибудь, каких усилий стоило медведю победить белугу (а ведь оказалось, что косолапый боролся именно с ней), вряд ли этому поверят. Смешно, право: медведь сражается с …рыбой! Но что было, то было. Собственно говоря, рыбы-то разные бывают. Акула тоже рыба. И, видимо, в характере и хватке белуги тоже есть что-то акулье.
Немалых усилий стоило топтыгину вскарабкаться на крутой скалистый берег, таща за собой свою жертву, жертвой которой едва не стал он сам.
Но когда дело было сделано, белуга не могла уже сопротивляться. Она попала на сушу и подобно Антею, оторванному от земли, мгновенно потеряла всю свою недюжинную силу.
Почувствовав себя хозяином положения, косолапый принялся отдирать рыбину от своей окровавленной и разодранной лапы. Но даже и это оказалось не так-то просто. Челюсти белуги, видимо, свело в предсмертной судороге, и крепко впились они в медвежью лапу. Не видя иного выхода, медведь принялся грызть белужью голову и не успокоился, пока не удалось ему освободиться от острых и цепких белужьих зубов.
Но и освободившись, продолжал он реветь и выть, потому что, облизывая раны, ощущал, по всей вероятности, сильную боль.
— Подойди-ка сейчас к нему, — сказал старый Юсуф, — он те покажет!
Но вот медведь снова взялся за белугу.
— Прячет, прячет, — объяснил Юсуф. — Сейчас пойдет куда-нибудь в укромное местечко, отлежится после работы…
— Ничего себе работа! — расхохотался Иршат.
— …а потом, поближе к вечеру, придет подзаправиться, да еще, пожалуй, семейство свое приведет.
И верно: оттащив белугу под большое дерево, медведь лапами выкопал яму, уложил в нее свою добычу, а сверху забросал валежником и ветками. Полюбовавшись этой маскировкой минуту-другую, заковылял в лес.
— Кроме рыболовов, бывают среди медведей еще и сладкоежки, которые ягоды едят, по большей части малину, и мед, — сделал научное сообщение Юсуф. — Такие пчел нисколько не боятся. К улью подойдут и рушат все наповал. Видывал я и медведей-муравьедов. Тоже не из трусливых. Подходит к муравейнику, ставит в него передние лапы. Муравьи набегают на них, думают, наверно, что с мишкой так же легко справиться можно, как с лягушкой, которую ничего не стоит им обглодать до самого скелета. Да не тут-то было! Слизывает их мишка со своих лап, как мед.
— И все-таки самые умные медведи — это рыболовы, — сказал молодой плотогон. — Знаете, Юсуф-агай, я как-то сидел вот так же на плоту утром раненько-раненько. Гляжу — залезает медведь в воду, входит по самую шею и сидит, ждет. Настороженный сидит, ну точно кошка. Сидит, не шевелится, ждет. Вдруг плеск-плеск. Он р-раз головой в воду — и хап рыбку зубами. А она бьется. Мишка важно выходит на берег, кладет добычу на землю и принимается завтракать.
— Да не всегда, видать, так гладко бывает, — возразил Юлай. — Вот сейчас белуга мишку чуть самого не потопила.
— Зверь — он зверь и есть! — покачал головой Юсуф. — Ушел. Ушел, а жаль. Взять его могли бы мы, пожалуй. Зря отпустили.
— Зато он нам белужину такую вытащил! — сказал Иршат.
— Да, сынок, ты, пожалуй, прав. Что, если и впрямь зверя с носом оставить? А ну, ребята, отвяжите-ка мне лодчонку!
— Ой, что вы, Юсуф-агай, не надо! — забеспокоилась Фатима. — Чего доброго, еще вернется да набросится на вас!
— Хе-хе-хе! — захихикал Юсуф. — А белуга? А как же белуга? Такой ухи никто из вас ни разу в жизни не едал! Пальчики оближете! Язык проглотите! Внукам расскажете! Что, Юлай, правильно я говорю?
И хотя вопрос был обращен к Юлаю, дружно закричали все:
— Правильно, Юсуф-агай, правильно!
И вот старый Юсуф уселся в лодку. Молодые плотогоны не пожелали отпустить его одного и поплыли вместе с ним.