Страница 41 из 51
— Здравствуйте, Антон Игнатьевич, Петр Петрович, рад вас видеть, князь, — приветствовал нас Полуяров, но совсем не бодрым голосом.
— Здравствуй, здравствуй, — добродушно улыбаясь, похлопал пристава по плечу дядюшка.
Я просто наклонил голову в знак приветствия. Мы вошли в кабинет, повесили на вешалку у двери нашу верхнюю одежду и шляпы. Пристав закрыл за нами дверь.
— Прошу садиться, господа, — показал он нам на стулья у своего стола.
Я тут же посмотрел на стол и вспомнил описание Акакия Акинфовича. Телефонный аппарат в самом деле был белый с серебряной окантовкой. Настольная лампа с зеленым абажуром на подставке из белого мрамора с серыми прожилками. Письменный прибор черного мрамора с бронзовым арапчонком. Лицо у арапчонка, между прочим, было тоже из черного мрамора, как и руки и босые ноги, а одежда из бронзы. Крышка чернильниц — в виде лотоса. И ручка с металлическим пером. Пепельница без окурков. А что касается пыли, так прибор, да и стол сияли чистотой, нигде не было ни пылинки.
— Господи, — развел руками Аркадий Павлович, — за что такие напасти?
— Да уж, одна беда не ходит, другую за собою водит, — поддержал разговор дядюшка.
— Антон Игнатьевич, ради Бога, начинайте делать умозаключения, — не выдержал и взмолился пристав.
— Да уж придется, — согласился с ним Бакунин. — За княгиней поехали?
— Поехали. Скоро должна быть.
— А за Югорской?
— Тоже будет.
— А Кондауров?
— Григория Васильевича не смогли найти. У него слуга — слова не вытянешь.
— М-да, — задумался Бакунин. — Тут вот какое дело. Нужно бы побеседовать с полковником Федотовым. Может, это прольет свет. Он остановился в гостинице «Северная», номер двести три.
— Раз нужно, значит, доставим, — ответил пристав. — Это мы умеем. — Пристав нажал кнопку звонка, вмонтированную сбоку в столе, и в кабинет вошел рослый полицейский. — Вот что, возьми с собой двух человек, гостиница «Северная», номер двести три. Полковник Федотов. Доставь как свидетеля. И как положено. С вежливостью.
— Слушаюсь, — полицейский повернулся и вышел из кабинета.
— Аркадий Павлович, расскажите подробнее, как это случилось, — попросил Бакунин.
Пристав вздохнул и начал рассказывать:
— По Торговой улице между домами есть тупик. Выгорожен с одной стороны старым кирпичным забором. Забор в одном месте упал, а за забором как бы еще один тупик. Место это облюбовал один бездомный бродяга. Зовут Нефедом. Ворует, конечно. Но не из прожженных. Этой ночью, только он устроился спать, как вдруг в его укромное место въезжает извозчик. Лошадь навязал, а сам ходу. Нефед подождал, потом вышел, прошел следом — никого. Он решил, что кто-то украл лошадь с коляской. А из тупика с другой стороны тоже есть проход. Нефед отвязал лошадь да и отогнал за Варшавский вокзал. А потом стал осматривать коляску, ну и видит — княжна, и нож в груди. Ну, испугался, бросил все и бежать. А тут откуда ни возьмись квартальный. Видит, бежит — значит, украл. Он его и схватил. А потом слово за слово, кулак у него что кувалда, Нефед обо всем и рассказал. Я как глянул — княжну сразу узнал. Перстенек, серьги — все цело. Сразу же вам, Антон Игнатьевич, звонить.
— Торговая улица пересекает Английский проспект. Это от квартала Югорской — двести метров, за углом, — пояснил Бакунин. — Вот князь вчера у Югорской встречался с княжной. Она ушла от нее в половине двенадцатого.
— Как же так, княжна ночью одна? — удивился пристав. — Что же вы, князь, ее не проводили?
— Мне и в голову не пришло, что она не в своем экипаже, — ответил я.
— Получается, она взяла извозчика, а тот ее и убил? Извозчика нашли? — спросил Бакунин.
— Нашли, — ответил пристав. — Только оказывается, и коляску и лошадь он продал день тому назад. Покупатель назвался купцом, хотя на купца похож не был. А заплатил чуть ли не вдвое.
— То есть все произошло сразу после убийства князя. И убийство княжны тоже было приготовлено, — сказал дядюшка. — Оба эти убийства преследуют одну цель.
— Какую цель? — спросил пристав.
— Наследство князя Голицына. Сначала убит сам князь. Потом Толзеев, который унес в могилу детали этого преступления. Потом прямая наследница. Значит, теперь наследство перейдет не к прямым наследникам. Вот среди них и нужно искать убийцу, — уверенно сказал дядюшка.
— Наследство князя Голицына, наверное, велико, — задумчиво сказал пристав.
— В России сыскать большее трудно, — согласился Бакунин.
В кабинет вошел полицейский.
— Разрешите войти, — начал он.
— Входи, входи, — перебил его пристав. — Приехали?
— Так точно.
— Княгиня приехала, — сказал пристав.
Глава сорок вторая
ПОЗВОЛЬТЕ ЗАДАТЬ ВАМ ВОПРОС?..
Бакунин согласно кивнул головой. Пристав вместе с полицейским вышли из кабинета. Через несколько минут Полуяров вернулся с княгиней. Следом за ними шел писарь-протоколист.
— Я понимаю, Марья Андреевна, — продолжал извиняться пристав, — но служба. Вы ведь знакомы с господином Бакуниным?
Бакунин, дядюшка и я встали и поклонились княгине.
— Здравствуйте, Антон Игнатьевич, здравствуйте, князь, — княгиня вопросительно посмотрела на дядюшку.
— Это мой, можно сказать, соратник и коллега, кстати, ближайший родственник — Петр Петрович Черемисов, — представил Бакунин дядюшку.
Дядюшка поклонился княгине. Княгиня кивнула ему головой. Было видно, что она держится из последних сил. Я видел лицо этой женщины, и мне было совершенно ясно, что она непричастна к смерти княжны.
— Княгиня, скажите, когда в последний раз вы видели княжну? — спросил Бакунин.
— Во время вашего прихода, господин Бакунин, — ответила княгиня.
— Вы знали, что княжна в этот вечер будет у Югорской?
— Нет.
— А вы знакомы с госпожой Югорской?
— Нет. Я никогда не слышала этой фамилии.
— Скажите, княгиня, вы не заметили вчера чего-нибудь такого, что могло бы быть связано с тем, что случилось? Ведь убийство князя, а потом княжны… Что это?
— Я знаю, что это. Это судьба, — обреченно проговорила княгиня.
Наступило молчание. Мне показалось, что Бакунин не знает, о чем еще можно спросить княгиню. Писарь-протоколист, пристроившийся на краю стола с протоколом, поднял голову и обвел всех недоуменным взглядом.
— Позвольте задать вам вопрос, княгиня, — как-то неожиданно вступил в разговор дядюшка. — Где вы были во второй половине дня и вечером?
Княгиня возмущенно посмотрела на Петра Петровича и ответила:
— Извините, господин…
— Черемисов, — подсказал дядюшка.
— Черемисов… — продолжала княгиня. — Кто вам позволил… Допрашивать меня… И в таком тоне…
— Я это делаю в интересах расследования убийства княжны Анны Алексеевны. И также убийства ее отца, князя Голицына, вашего родного брата. Скажите, как так случилось, что вчера вечером княжна отправилась одна и на извозчике, а не в своем экипаже? — продолжил дядюшка.
— Я не позволю так говорить со мной, — ответила княгиня, обращаясь не столько к дядюшке, сколько к приставу и Бакунину, но потом добавила: — Княжна не ставит меня в известность, куда и когда она уходит… Так у нас сложилось в последнее время.
— И еще один вопрос, княгиня, — делая вид, что он не заметил возмущения княгини, сказал дядюшка. — Вам ничего не говорит имя и фамилия полковника Федотова Михаила Ивановича?
Княгиня, и без того бледная, побелела как мел. Губы ее сжались. Она гордо подняла голову, встала, повернулась и направилась к двери. Пристав поднялся из-за стола.
— Княгиня, — извиняющимся голосом произнес он.
Но Мария Андреевна уже выходила из кабинета Полуярова. Когда она вышла, я спохватился, что не запомнил ни цвет ее глаз, ни форму носа. Полуяров повернулся к дядюшке и растерянно покачал головой: