Страница 40 из 51
Усилием воли я вышел из какой-то прострации, в которую меня повергло известие об убийстве княжны. Да, нужно все вспомнить. Это очень важно. Если я не понимаю чего-нибудь — поймет Бакунин. Нужно собраться и вспомнить.
— Она попросила меня прийти послезавтра, то есть уже завтра, на пристань. Я спросил: зачем? Она сказала, что ей будет приятно знать, что я в это время стою на пристани. Она спросила, обещаю ли я ей это. Я сказал: «Обещаю». Она сказала: «Не забудьте. Послезавтра утром. Ровно в девять». Потом она сказала: «Прощайте, князь».
— «До свидания» или «прощайте»? — переспросил меня Бакунин.
— «Прощайте, князь».
— Это точно?
— Да, это я точно помню.
— Это были ее последние слова?
— Нет. После «прощайте, князь» она сказала: «Я никогда не забуду вас».
— Что было потом?
— Она поднялась с дивана. Прошла наискосок через весь зал. И вышла за дверь.
— Кто-либо из присутствующих обратил внимание на ее уход?
— Нет. Все сидели вокруг французского посла. Он читал свою повесть.
— Княжна прошла за спинами присутствующих?
— Да.
— Значит, ее мог видеть только посол?
— И еще несколько человек, которые сидели почти рядом с послом.
— Югорская могла ее видеть?
— Да. Кроме того, я помню, Югорская несколько раз бросала на нас взгляд, когда мы сидели на диване. У нее острый взгляд, его чувствуешь, словно укол.
— А когда княжна выходила, не было заметно, что Югорская видела это? Или обратила на это внимание?
— Я смотрел вслед княжне и не заметил.
— Хорошо. За княжной закрылась дверь. Что произошло дальше?
— Я услышал, как Югорская попросила открыть форточку. Она сказала, что душно. Высокий худощавый молодой человек открыл форточку.
— Окно было занавешено?
— Да.
— Он отодвинул штору и открыл форточку?
— Да.
— Потом задернул штору?
— Он не отодвигал штору, а просто отвел ее рукой в сторону. А когда открыл форточку, отпустил штору.
— Потом?
— Потом Югорская попросила посла, чтобы он продолжил чтение. Я подошел к слушавшим и сел на стул. Я стал думать, поговорить ли мне с Югорской обо всем, что я узнал от княжны, — о том, что Югорская незаконнорожденная дочь князя и какое отношение это может иметь к его убийству. Потом я вспомнил слова княжны о том, что, по мнению Григория Васильевича Кондаурова, князя убил Милев. Я поискал глазами Милева, но его среди слушателей посла не было.
— Он мог быть в другой комнате?
— Да, в других комнатах были мужчины, которые предпочитают выпивку или кокаин беседам о литературе. Милев мог быть с ними.
— Потом?
— Потом я решил, что самому мне лучше не разговаривать с Югорской, прежде чем посоветуюсь с вами. И я ушел — тоже ни с кем не прощаясь.
— Сколько времени прошло с того момента, как ушла княжна, до того, как комнату покинул ты?
— Около получаса.
— Так много?
— Да. Я некоторое время пытался слушать посла. Я плохо понимаю по-французски, но мне показалось, что кое-что понятно, и я довольно долго пытался вникнуть в его повествование о романе княгини Долгорукой и Александра II.
— Понятно, — Бакунин откинулся на спинку своего кресла-дивана.
Пересказывая все, что произошло, я как-то пришел в себя.
— Антон Игнатьевич, как ее убили?
— Ножом. Точный удар в сердце. Мне это почему-то напомнило убийство князя. Там точный, безошибочный выстрел в лоб. Точно в середину лба. Здесь точный удар в сердце. В обоих случаях мгновенная смерть.
Глава сорок первая
СНОВА У ПРИСТАВА
Дверь приоткрылась, и в кабинет заглянул Акакий Акинфович.
— Петр Петрович внизу, — сказал он.
— А Селифан?
— Ну, Селифан, наверное, давно у крыльца.
Мы втроем спустились в прихожую. Дядюшка в самом деле уже ожидал нас. Погода за окном казалась сырой и прохладной. Петр Петрович надел черное пальто старого фасона и котелок. Мы захватили плащи и шляпы и вышли на крыльцо. Коляска уже ожидала нас. Селифан предусмотрительно поднял верх. Казалось, вот-вот начнет моросить дождь. В коляску Бакунина помещалось как раз пять человек — трое на заднем сиденье и двое на переднем. Мы с доктором пропустили дядюшку, Бакунина и Акакия Акинфовича на более удобные задние сиденья, сами сели на передние, спиной к спине Селифана, могучей глыбой возвышавшегося на передке.
— Гони, брат, к Царскосельскому, — крикнул Бакунин.
Селифан хлестнул лошадей, и мы помчались.
У Царскосельского вокзала Акакий Акинфович и доктор Воронов вылезли из коляски. Часы показывали половину одиннадцатого. Минут через пять мы уже были на Гороховой. Только когда коляска остановилась у входа в сыскную часть, Бакунин вспомнил, что должен был выслушать рассказ дядюшки о сведениях, добытых его пинкертонами. Но, занятый своими мыслями, он совершенно забыл об этом.
Оба сыщика, которых время от времени нанимал дядюшка, служили по сыскной части и были довольно простоватыми филерами. Хотя оба очень гордились тем, что их привлекает для помощи сам дядюшка Бакунина, и трудились не за страх, а за совесть. Обычно их усердие давало небольшие результаты. Тем не менее они были довольно пронырливы.
— Ну, вот теперь можно спокойно поговорить, — сказал Бакунин, делая вид, что он не хотел начинать разговор при докторе.
Дядюшка не стал высказывать возмущения такой попыткой скрыть свое невнимание к его трудам.
— Кто будет у пристава? — спросил он.
— Сестра князя, Югорская, Кондауров Григорий Васильевич, — ответил Бакунин.
— Побеседуешь с ними, тогда и я что-то добавлю, — сказал дядюшка. — Уж поверь, есть что. Только нужно пригласить еще одного человека.
— Кого? — спросил Бакунин.
— Полковника Федотова. Гостиница «Северная», номер двести три.
— Постой, постой, полковник Федотов… Знакомая фамилия… Чемпион Павловского полка по стрельбе. Да мы с князем его видели в заведении у Протасова. Но каким образом он замешан в этом деле?
— А вот мы и выясним. Мои пинкертоны, как ты изволил выразиться, точно установили, что он приезжал в город в день дуэли князя и во второй половине дня уехал и вернулся только вечером. А вчера вечером, то есть накануне убийства княжны, полковник тоже уехал из гостиницы. Уехал со всяческими предосторожностями, от слежки скрылся. А возвратился только рано утром.
— Но какое отношение это имеет к Голицыным? — удивился Бакунин.
— У Голицыных новый дворецкий.
— Ну и что из того?
— А то, что мои пинкертоны разыскали старого дворецкого. Его из дома выжила княгиня. Он и рассказал, что полковник Федотов — любовник княгини.
— Не может быть! — воскликнул Бакунин. — Стрелок он отменный. Мы с князем сами видели. Делает сальто-мортале и без промаха бьет сразу из двух револьверов.
— Вот-вот. К тому же дворецкий рассказал, что князь запретил княгине выходить замуж за полковника и, естественно, встречаться с ним.
— Княгиня взрослая женщина. У нее выделенное состояние.
— А состояние князя наследует она?
— Наследница — дочь.
— А после дочери?
— М-да. После смерти дочери, видимо, она. У Голицына других наследников нет. Значит, она. Если Югорская не предъявит права как незаконнорожденная дочь. Если она действительно дочь князя.
— Ну и какое умозаключение можно сделать из всего этого? — насмешливо спросил дядюшка.
— Хорошо, я попрошу пристава, чтобы он доставил полковника, если тот еще в гостинице, — согласился Бакунин.
Мы, наконец, вылезли из коляски и вошли в сыскную часть. Пристав Полуяров встречал нас на пороге кабинета.
— Ну, Аркадий Павлович, здравствуй, принимай гостей, — бодро сказан Бакунин, обнимая пристава.