Демобилизация

- Ну так как? - улыбнулся прошлой осенью красивый Ращупкин, и Гришка почувствовал себя перед молодым подполковником еще беспомощней, чем когда-то перед следователем.

- Эх, начальник, - вздохнул старший лейтенант, распустив живот и горбясь, как лагерник. И улыбка у Гришки была точь-в-точь, как у зэка.

Позапрошлый год и первые месяцы прошлого заключенных в этом поселке было раза в три больше, чем сейчас военных. Гришка нагляделся на этих бедняг, а кое с кем даже свел дружбу. Поселок и объекты - бункера и прочее - строили сообща стройбат МВД и лагерь. Гришка, который прибыл в полк в июле 52-го года в числе первых офицеров, сразу попал, как кур в ощип.

На его долю выпало принимать нестационарное электропитание, и эмведешники их строй-бата, спаивая и, попеременно, то уговаривая, то запугивая, заставили Гришку забраковать три дизельных установки. Две из них были тут же с удивительной ловкостью списаны и проданы в соседний район, а третью списать сразу не удалось и ее отпускали то на ремонт дороги, то на пивзавод, то на молочную ферму, то еще куда-то - и от этих щедрот Гришке перепадало по бутылке или по две в день "сучка" и полные штаны страха.

Наконец, перед самой смертью Сталина в полк прибыл Ращупкин, который вытолкнул исполняющего его должность пьяницу и делягу начштаба в штаб и сам стал наводить порядок. То ли зная, то ли догадываясь, он погнал Гришку на два месяца в отпуск, а когда тот вернулся, Сталина уже отхоронили, лагерь по амнистии ликвидировали, да и стройбат был на последнем издыхании. Во всяком случае, его офицеры больше в полк носа не показывали. Ращупкин не терпел посторонних глаз.

- Так как - договоримся? - спросил прошлой осенью Ращупкин. - А то ведь за каждым какой-нибудь хвост есть. Умный человек его под себя поджимает. А? - и, считая дело решен-ным, добавил: - Советую пока госпитализироваться. Отдохнете, а я за месячишко с увольнени-ем улажу. Начальник кадров в... - (он назвал окраину Москвы, где стоял штаб армии) мой командир взвода. Я у него курсантом начинал.

- И снизив голос, как бы тем самым кончая официальный разговор, подполковник улыб-нулся: - Зверь я, что ли? По мне, Григорий Степанович, всех нерадивых гнать из армии следу-ет. Армия должна быть сознательной. И каждый офицер - это я до самой смерти повторять не устану! - должен иметь перспективу. Людям расти надо. А тот, кто не растет, тот, простите меня, гнить начинает. Я бы таких хоронил без всяких почестей. Демобилизовывайтесь на здоровье. Дизелист вы великолепный. Брачок в агрегате сразу определите, - не отказал он себе в намеке. - Да, дизелист вы, что надо! И отпустить вас вроде жаль, но и держать нельзя. Самый свой главный долг перед родиной вы исполнили. Четыре года на войне, притом три - в блока-де! - это... - подполковник запнулся, ища подходящего определения, и не найдя добавил: - Это много... Я так и напишу в ходатайстве: долг выполнил сполна. А офицеры из-под палки мне не нужны.

4

И вот сейчас, в День Пехоты, Гришка досиживал в дежурке свои последние армейские минуты, ожидая законного двухмесячного пособия и не веря собственному счастью. Ращупкин оказался твердым на слово и по-человечески стоило бы его отблагодарить.

- Журавлю поставь, - тихо сказал Курчев. - Журавлю следует.

- Он белой не пьет, - вздрогнул Новосельнов.- А другого... я краснофлотцу не заказывал.

Военторговским ларьком командовал демобилизованный матрос Ленька. Водку он продавал из-под полы по тридцать рублей бутылка, а коньяка, как продукта неходкого, не держал вовсе.

- В ... смотайся, - назвал Курчев районный центр, куда прибывала полковая почта.

- Эх, - мотнул шляпой Гришка. Ему не жаль было денег, но он боялся судьбы. Он так долго и так небеспричинно ее боялся, что сейчас, когда вроде и страшного ничего не было, сердце жутко толкалось под левые ребра, руки дрожали и мерещилось самое скверное. Оттого-то, а не из жадности, он сидел на КПП, надеясь на ходу перехватить начфина и не справлять отвальной. Чемодан был давно запакован. Все военное - сапоги, ремень, китель, бриджи с гимнастерками, подушка, матрас, одеяло - частью раздарено, частью спущено за четверть цены. А начфина все не было, и неясно было, когда прибудет. Гришка сердился, пробовал подшучивать над собой, глотал с утра водку, но ничего не помогало. Он отчаянно боялся. Только присутствие Курчева, который тоже мечтал удрать из этого Богом забытого полка, несколько успокаивало Гришку.

- На черта Журавлю мой коньяк? У него купюры несчитанные.

- Скажешь, - улыбнулся Курчев и без раздражения оторвал голову от тетради. Ему оставалось дописать три страницы - и реферат был бы готов. Собственно, он уже давно был готов и даже на две трети перестукан на пишущей машинке. Но для таких, которые читают не подряд, а вразброс начало, середку и последние абзацы, нужно было отгрохать конец позабористей. Цитаты из классиков были уже переписаны. Оставалось их соединить покрасивей и поаккуратней, чтобы на кафедре истории поняли, что соображалка у лейтенанта как-никак, а работает.

- Брось врать, - повторил Курчев. - Сам ведомость видел. Тыща девятьсот - долж-ность. Тыща сто - звание. Ну, ординарские, выслуга, "молчанка". Много ли наберется? Так жена не работает и двое пацанят. Ты бы с ним не махнулся.

- Я - нет, - кивнул Гришка. - Только ты не так его гульдены считаешь. Не каждую сотнягу в ведомость вносят.

- Брось заливать.

- А ты что - вчера родился? - ухмыльнулся Гришка. - "Севастопольские рассказы" читал?

- Так то когда было?! Тогда полковник или батарейный даже овес - не говорю про лошадей! - сами покупали. Продовольствие - и то сами... Ну, и простор для коррупции был. А теперь что? "Изделия" ему продавать?..

("Изделиями" называлась огневая мощь полка, которой, впрочем, пока не наличествовало.)

- "Изделия"? Пальцем, извини меня, Борька, тебя изделали, - натужно захохотал Новосе-льнов. - Полгода с тобой бьюсь, а ты вон, как тот у печки... - он кивнул на дневального. - Валенок и только...

- А чего... Я понимаю, - отозвался солдат, не поднимаясь с корточек.

- Голос из провинции, - рассердился Курчев. - "Понимаю..." Интересно, чего это понимаешь?

- А то, что у начальства всю дорогу лишняя получка, - повернулся к офицерам истопник и улыбка расползлась по его широкому, красному от печного жара лицу.

- Хватит, - сказал Курчев. - ("Чего психуешь?" - оборвал себя.) Хватит трепаться, - повторил вслух. (Вести подобные разговоры при подчиненном не стоило, но раз уж дискус-сия началась, затыкать человеку глотку было неприлично, а главное - бесполезно.) - Ну, чего он возьмет? сердито спросил лейтенант. - Чернила в конторе? Черняшку в хлеборезке? Пачкаться не станет. Ему же в генералы светит!..

- Чудно мне на вас, товарищ лейтенант, - как на маленького посмотрел дневальный на Курчева и для удобства разговора сел на свой топчан у окна, которое выходило на белое поле и бетонку. - Вы же сами, товарищ лейтенант, на картошку ходили.

- При чем это?

- При том, что за копку батя обещал добавки в котел. Колхоз пять кабанов дал за помощь. А где они?

- У тебя в пузе.

- В пузе у меня картошка, - спокойно растягивая слова, ответил дневальный. - А свинины в нем не больше, чем министр выписал, а повар не украл.

- Молодец валенок! - расхохотался Гришка. - Молодец. Яички петуха учат. И правиль-но. Учи. Он глупее тебя. Ты осенью - аля-улю... - а он тут темным помрет. А в аспирантуру сбежит, еще темней станет.

- Правда, товарищ лейтенант, вы вроде как не на земле живете, снисходительно сказал истопник. - Сами же, точно помню, за частями для "ЗИСа" сто пятьдесят первого по гаражам с Ишковым катались. Помните, в декабре, когда "ЗИС" разбило, а батя скрыл аварию.

- Ну и что? - спросил Курчев. Он считал, что про "ЗИС" никто, кроме него, шофера и Ращупкина, не знает.

- А "ЗИС" тыщ сто стоит.

- Вот валенок, - веселился Гришка. - У печки дрыхнет, а мозги подогревает! И правда, Борька, "ЗИС", пожалуй, косых сто потянет, или даже полтораста! Ну, пусть не весь. Пусть только кардан, радиатор, мотор...