Страница 10 из 11
Глава поднял руку, но на него не обращали внимания. Тогда он выхватил кого-то из свалки, повернул к себе.
— Меня стукни. Меня! Хлобыстни! Врежь мне по глазам! Хрясни меня по шее! Сорви на мне злость, сразу станет легче!
Выхватил одного за другим, кричал:
— Укуси меня! Кусай! Какие клыки у тебя острые! Откуси мне ухо! Перегрызи мне глотку!.. А это кто же? Девушка! Крепкие у тебя, оказывается, когти. А ты — меня! Меня! По роже моей старой! Интересно же, — будет о чем рассказать!
Люди расползались, разбредались. Драка иссякала.
— Раздор и склока. Раздор и склока… Это конец.
— Нет, старый, сказал Человек Боя. — Это не конец. Это начало… Подойди, юноша.
Один из воинственных, смущенно улыбаясь, подошел.
— Вчера в лесу на него напал тигр. А у него в руках была одна рогатина. И он победил, одержал победу над полосатым! Вот какие люди нам нужны. Вот кому первое место и на совете, и у костра! Потом станем лелеять никчемных и бесполезных. Потом, это я тебе обещаю. Но пока пускай они потеснятся.
— Пускай потеснятся, — поддержали Человека Боя воинственные.
— Пускай потеснятся!
Мы видели этих людей и раньше, но что-то изменилось в них. Как будто выросли подбородки, как будто укоротились лбы.
Ушастый встал перед Человеком Боя.
— Значит, ты считаешь, что одни могут быть сыты, когда другие голодны, так тебя понять?
— Да, Ушастый, ты смышленый парень.
— И значит ты считаешь, что свирепость — это для человека самое главное, так, да?
— Да, я Человек Боя, для меня это самое главное.
— А тех, кто не так свиреп, надо уничтожить. Так, да?
— Да, приятель, бесполезных полезно уничтожать.
— А помнишь ли ты, что если луна увидит кровь человека, пролитую его сородичем, то этот сородич должен умереть?
— Сначала ты умрешь, Ушастый.
Две стрелы просвистели в воздухе. Они поразили Ушастого в спину.
Вскрикнули женщины, толпа угрюмо вздохнула, и стало тихо.
Черепашка бросилась к Ушастому, вгляделась. Боясь понять, что произошло, она села на землю, радом с ним.
— Надо было увести тебя отсюда. Я не смогла, прости меня. Прости меня. Прости меня.
Глава рода, опираясь на палку, подошел к обожженному стволу дерева. Снял со лба повязку — знак своего звания — и повесил на сук.
— Пора уходить, — сказал он.
Человек Боя приблизился к нему, проговорил севшим вдруг голосом:
— Не уходи, старый. Не оставляй нас. Самый большой костер мы будем раскладывать тебе. Не думай, отец, что я все забыл. Ты хром из-за меня. Твоя нога спасла нам жизнь… Да, отныне мы пойдем новой дорогой, но мы пойдем вместе с тобой.
— Нет, друзья мои, — отвечал Глава. — Не я поведу вас этой дорогой. Вы уже пошли по ней. Я давно уже стою в пыли, поднятой вашими ногами. А кто теперь будет вместо меня, он скоро объявится. Приготовь свою речь, Красноречивый. Когда ты успеваешь собраться с мыслями, ты говоришь особенно красноречиво. Я иной раз завидую твоему умению. И тебе, Ходок, можно позавидовать. Ни на кого не прольется столько счастья, сколько на тебя. Как на глухого — птичий щебет. Как на слепого — свет солнца. А тебя, вдова, не знаю чем утешить. Поплачь, это помогает. Ты перед всеми унизилась, теперь едва ли кто-нибудь захочет жениться на тебе. Никто не узнает, как ты красива, когда купаешься в озере. Красивее юных девушек. Плачь. Едва ли кто-нибудь испытает гладкость твоей кожи, ласку твоих рук. Перед тобой, Черепашка, я не виноват. Я говорил Ушастому: уходи. Он не захотел.
А я иду. Пора, пора идти.
Мне кажется, что ухожу не я,
а вы идете. Нам не по пути.
Желаю я тебе, моя семья,
нестрашных горестей, нетяжких бед…
Я здесь остался.
Я смотрю вам вслед.
Люди опустились перед ним на колени. Вдова плакала. За ней заплакали другие женщины. Глава заковылял прочь.
Красноречивый:
Военачальник! В этот трудный час,
в час, выражаясь проще, грозовой,
ты лучший здесь, ты первый среди нас.
Прости меня, ты должен стать Главой.
Человек Боя
Клянусь, друзья, грядущею победой…
Долгоносик:
Нет, будущим ты не клянись. Оно
позором этих дней осквернено.
Человек Боя:
Кто там опять? Все тот же Долгоносик?
Долгоносик:
Да. Долгоносик! Жить в постыдном страхе
перед тобою — то же, что не жить.
Человек Боя:
Зачем же в страхе? Что с тобою, брат?
Иная мне рисуется картина:
как пчелы, что на всех цветах сбирают
их сладкий сок, мы, рот набивши медом,
летим в свой улей и, подобно пчелам…
Долгоносик:
Встречаем смерть в награду за труды!
Уже две жизни только за два дня
тебя своею кровью запятнали.
И может быть, через одно мгновенье
тебе на душу тяжко ляжет третья.
Человек Боя:
Чья же это жизнь?
Долгоносик:
Моя, вот в чем беда.
И — в спину, в спину, вам не привыкать…
Он повернулся, чтобы уйти, но две стрелы, просвистев, поразили его в спину.
Человек Боя (в ярости):
Кто там стрелял? Связать и наказать!
Неужто недостаточно убийств?
Неужто не настало время мира,
покоя и порядка в нашем роде?
Черепашка:
Нет, не настало! И не будет больше!
Человек Боя:
С почетом должным схоронить обоих.
Голосованье и гулянье — завтра.
Он хотел было уйти к себе, но вдруг быстро, как животное, обернулся и присел в страхе:
— Что?!
Люди стояли, пригнувшись, готовые нападать или спасаться. Смотрели на Человека Боя тревожно.