Страница 9 из 29
На какое-то мгновение всем показалось, что гениальный стратег смутился. Но он тут же бросился в наступление.
— Нет, я хочу защититься! И защитить невинных. А вы предлагаете создать для убийц режим наибольшего благоприятствования? Чтобы нас всех перерезали поодиночке, как баранов? Нечего сказать, хорошенькое предложение! Может быть, сразу признаетесь, что вам досталась рисовая бумага?
Василий пожал плечами.
— Даже если и так, я не имею права в этом признаваться, о чем указано в тех же правилах. Но, как бы то ни было, ваша «защита» означает смертный приговор и для волков, и для овец. Придумайте какой-нибудь менее радикальный способ.
— Нашли, к кому обращаться! — фыркнул Джокер. — Рожденный председательствовать думать не может. Народная мудрость.
Соня, к своему ужасу, не смогла сдержать нервного смешка. Следом за ней рассмеялась Мадонна. И Жанна не сумела спрятать улыбку. Даже снежная королева Марго, и та усмехнулась. Джокер прямо-таки сиял, а Василий… Василий снова вернулся к своей неподвижности. На минуту всем показалось, что атмосфера несколько разрядилась.
А потом к Виктору Степановичу вернулся голос, и все увидели, что его буквально трясет от ненависти.
— Вы… скопище недоумков! Тупое, безмозглое стадо! О, я хорошо изучил вашу породу! Неблагодарные свиньи, неспособные оценить, когда заботятся об их же благе! Только и ждете возможности ударить рылом под колени, сбить с ног и растоптать! Из-за таких вот свиней я скатился с самого верха в помойную яму! Из-за них я попал сюда и ломаю голову, как спасти ваши задницы! Но вам этого не нужно, нет! Вам бы только хрюкать да валяться в грязи! Ну и подыхайте на здоровье, сволочи! — этим напутствием побагровевший Виктор Степанович закончил свою речь и выскочил из шатра.
Оставшиеся молча глядели ему вслед.
— Ну, и скатертью дорога, — пробормотал Джокер. — Меньше будет занудства и пустословия. Жанна, вы, кажется, хотели обсудить что-то важное. По-моему, у нас появился шанс. Говорите.
— Спасибо. Но я уже, в общем-то, все сказала. Меня беспокоит судебная процедура. По-моему, если мы не сумеем разработать и ввести жесткий ритуал, то так называемое судебное заседание имеет все шансы превратиться в повальную драку. А казнь? Мне отвратительна сама мысль о ней. Как, наверное, и вам. Сомневаюсь, что мы найдем палача-добровольца.
— А по-моему, это не проблема, — усмехнувшись, возразила Марго. — У меня нет соответствующего опыта, но, вероятно, всерьез напуганные люди открывают в себе массу способностей. И таланты палача в том числе.
— Я так понял, что ты любезно предлагаешь возложить эту обязанность на тебя? — ехидно спросил Джокер.
— Нет! — процедила сквозь зубы Марго. — И попрошу мне не тыкать.
— Прошу вас, перестаньте пререкаться, — вмешалась Жанна. — Не то у нас сейчас состояние нервной системы. Василий, извините, что помешала вашей медитации, но не могли бы вы поучаствовать в обсуждении? Нам очень не хватает вашего здравого смысла.
Полуприкрытые веки Василия вздрогнули и взлетели вверх. В светло-карих глазах попеременно мелькнули досада, смущение и легкое удивление с примесью удовольствия.
— Вы преувеличиваете мои скромные способности. Но я готов высказать свои соображения по поводу судебной процедуры и… ее последствий. Без определенных формальностей нам, конечно, не обойтись. Думаю, придется ввести что-то вроде выборной должности спикера. Он будет устанавливать очередь для желающих высказаться, предоставлять слово очередному оратору и вообще следить за порядком. Мысль о назначении адвоката для каждого подсудимого представляется мне искусственной. Кого назначать, на каком основании? Логичнее, если защитники, как и обвинители, будут добровольными. А каким образом проводить процесс: составлять ли сначала список всех обвиняемых или разбираться с каждым кандидатом по мере выдвижения, — я, честно говоря, не вижу разницы. Наверное, предпочтительнее разбираться с каждым обвиняемым сразу после того, как выдвинуто обвинение. Теперь о голосовании. Лично я — за открытое. Если мы приговариваем человека к смерти, он имеет право хотя бы посмотреть нам в глаза.
— Мне тоже так кажется, — согласилась Жанна. — Кроме того, открытое голосование оставляет меньше шансов интриганам. Невозможно набиваться к человеку в приятели и между делом голосовать за его казнь. Да, казнь… Ужасное действо! Может быть, вы, Василий, что-нибудь сумеете придумать?
— Мне кажется, тут и думать нечего. Правила не вынуждают нас никого казнить. Приговоренный выбывает из игры, и точка. Вовсе ни к чему устранять его физически. А впрочем, можем проголосовать. Кто считает, что казнь не нужна?
Трое подняли руки сразу: Василий и Жанна — уверенно, размашисто, Соня — незаметно, невысоко. Спустя несколько секунд медленно, как бы нехотя, поднялась рука Мадонны. Джокер и Марго воздержались.
— Что ж, нас пока большинство. Правда, двое отсутствуют, а двое, как я понимаю, могут передумать. Короче говоря, решение откладывается, — Василий встал из-за стола.
— Одну минутку! — остановила его Жанна. — У меня к вам просьба. К вам ко всем. Я хотела бы обойти остров, обследовать местность, но одна идти боюсь. Кроме того, могу напугать Иеремию или Виктора Степановича. В общем, не хочет ли кто-нибудь составить мне компанию? Желательно, чтобы нас было больше двух.
Повисла пауза, и Соня, испугавшись, что Жанну обидит общий отказ, робко предложила себя.
— Спасибо, — небрежно поблагодарила Жанна, обвела выжидательным взглядом остальных и остановила его на Василии. — Нужен еще хотя бы один желающий.
— Хорошо, — безрадостно согласился Василий. — Я готов.
Минус один
За последние пять лет Виктор Степанович пережил много скверных ночей, но минувшая побила все рекорды. Сборище подонков, в компании которых он волею случая оказался, настолько вывело его из себя, что, вернувшись к месту высадки, он раскидал аккуратно сложенный под навесом багаж, нашел заветную сумку и основательно приложился к литровой фляге. И это при том, что дал себе зарок: без крайней необходимости не пить на острове. К тому часу, когда на берегу бухты появились и деловито прошли мимо трое игроков, Василия Степановича уже основательно развезло.
— Следить за мной пришли, сволочи! — бормотал он себе под нос, извлекая из сумки пакетик арахиса, предназначенного на закуску. — Смейтесь, смейтесь! Ничего, придет еще мой черед потешаться!
Потом, как по расписанию, прошли все последующие стадии опьянения. Эйфория, печаль, вселенское одиночество. Короткий провал в сон. И, наконец, смертная тоска и страх.
На этот раз страх не был беспричинным и неопределенным, обрел вполне конкретную форму. Виктор Степанович боялся убийцы. Ему на глаза то и дело попадались подозрительные сгустки темноты, притаившиеся вокруг стоянки. В шуме прибоя настороженное ухо постоянно улавливало чьи-то шаги — то мелкие торопливые, то осторожные крадущиеся, то тяжелые размеренные. Виктор Степанович поминутно вскакивал, хватался за пистолет и даже разок случайно выстрелил в темноту.
Когда ночь пошла на убыль, он не выдержал напряжения и побрел в лес. Найдя убежище — небольшую яму, похожую на окоп, — упал ничком и разрыдался от жалости к себе. Ему вдруг стало ясно, что шансов на победу в этой варварской игре нет именно у него. Он болен и измучен, практически раздавлен злодейкой-судьбой. Его организм отравлен водкой и нуждается в отдыхе, которого не получит, потому что Виктор Степанович не может позволить себе опять уснуть. Даже если не брать в расчет киллера, остается собрание, куда нужно во что бы то ни стало явиться к полудню. А если он заснет, то наверняка опоздает. И тогда его «снимут с игры», то есть попросту ликвидируют.
К утру он допил остатки водки из фляги и продрог. Теперь поход к лагерю представлялся ему единственно верным решением. В лагере относительно безопасно, там открытое место, и киллер десять раз подумает, прежде чем нападет. Там можно поесть и посидеть у костра, не опасаясь, что тебя сморит сон.