Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 67 из 88

Находим командный пункт полка майора Сажинова. Майор рассказывает, что, начиная со второй половины дня, было замечено движение от Сокольников к центру города. Ушли четыре машины с орудиями на прицепе, две машины с пехотой. Потом в тыл потянулись подразделения немецкой пехоты пешком.

Сейчас немцы открыли сильный огонь из шестиствольных минометов по позициям левого соседа. Очевидно, хотят продолжить отвод войск под прикрытием огня.

Полк имел до сих пор задачу: занимать прочную оборону на случай гитлеровских контратак. Только что получен приказ готовиться к атаке. Будет произведен огневой налет нашей артиллерии, и вперед! Даешь Харьков!

Среди бойцов — огромное оживление, все готовятся к этой решающей атаке, как к празднику.

22 часа. И вот мы, отъехав чуть поодаль, спешим привести в порядок свои записи, немного перевести дух и подготовиться к завтрашнему дню, к большому военному дню, ради которого весь фронт вел бои на протяжении этих недель, грозно и неотвратимо двигаясь на юг и на юго-запад. Дождались! Это радует и бодрит. И только одно тревожит сердце: что-то сейчас творится в Харькове? Можно представить себе, как свирепствуют там гитлеровцы в эти последние часы своего шабаша.

Скорее бы, скорее войти в город!..

Харьков свободен!

23. VIII, 15 ч. 05 м.

Да, Харьков свободен. Это самая главная новость сегодняшнего дня. С этого мы начинаем свое сообщение, которое я диктую сейчас сияющей от радости телеграфистке Павловой. Она держит связь прямо с Москвой.

Харьков свободен! Мы только что были там, ходили по Сумской улице, видели город, беседовали с харьковчанами, фотографировали их встречи с нашими бойцами. И — удивительное дело! — бывает же так на войне: свершилась встреча, обещанная нам полушутя-полусерьезно подполковником Прошуниным в Белгороде. Мы встретились-таки с ним на площади Дзержинского, у руин здания обкома партии в 10 часов утра.

Его полк принял самое активное участие в решающем штурме Харькова. После битвы у Северного поста, где мы виделись в последний раз, прошунинцы сражались у совхоза «Животновод», как вдруг этой ночью был получен приказ: повернуть на девяносто градусов и наступать на город; исходный рубеж — Серяки-Савченки; удар на запад — через Залютин Яр и южнее — лесом.

Противник ждал, что полк будет продолжать атаки на юг, а тут вдруг белгородцы поворачивают и движутся вдоль немецкого оборонительного рубежа, параллельно ему и наносят удар совершенно в другом направлении… Гитлеровцы растерялись от неожиданности.

А полк двигался вперед под покровом ночи. Саперы в кромешной тьме расчищали немецкие минные поля. Наш генерал, командир дивизии, рассказывает Прошунин, потом удивлялся: «Как мог пройти полк?» По полк прошел.

У Залютина Яра начались контратаки немцев. Возникла небольшая заминка. Но тут лихой командир второго батальона двадцатитрехлетний офицер Южанинов, награжденный орденом Александра Невского за взятие Белгорода, вдруг донес:

— Вижу Харьков!

— Бери его!

Было около 2 часов ночи. Весть о том, что Харьков совсем рядом, буквально наэлектризовала бойцов, и они, забыв об усталости и пренебрегая смертельной опасностью, устремились вперед.

И вот уже Южанинов воткнул первый красный флаг в землю в городском квартале и донес:

— Я в Харькове… Флаг воткнул и у флага поставил часового!

Прошунин перебросил в подкрепление Южанинову роту автоматчиков. Дело пошло веселее, и через сорок минут Южанинов доложил подполковнику по радио:

— Подошли к берегу Лопани. Мосты взорваны. В восьмистах метров от нас — Дом госпромышленности.



— Вперед! — приказал командир полка и тут же сам вскочил на мотоцикл, схватил походную рацию, посадил на заднее сиденье своего заместителя майора Глаголева и помчался в город — прямо на площадь Дзержинского, где уже находился батальон Южанинова. Сделал круг по площади, остановился у развалин здания обкома партии и радировал командиру дивизии:

«Я в городе, на площади Дзержинского», — это было в 5 часов утра.

— Прошунин! — взволнованно откликнулся генерал. — Ты понимаешь ответственность своих слов? Это Харьков, а не какая-нибудь деревня! Ты действительно на площади Дзержинского?

— Так точно, товарищ генерал!

И вот теперь мы встречаемся, как и условились в Белгороде, в 10 утра у здания обкома.

Но нам пора рассказать то, чего прежде всего ждут сейчас наши читатели: как выглядит сегодня сам Харьков, освобожденный, наконец, от гитлеровской неволи.

Мы уже писали, что перед отступлением гитлеровцы подожгли город. Все то, что осталось еще целым, неразбитым или полуразбитым, все то, что как-то уцелело, сохранилось в городе, — все было облито бензином, нашпиговано динамитом, обложено минами, зажжено и взорвано.

Кто видел этой ночью пламя Харькова, тот никогда не забудет о нем…

Это беспримерное злодейство было осуществлено гитлеровцами обдуманно и планомерно. Видимо, они готовились к этому давно, и очаги пожаров были заранее оборудованы и подготовлены с чисто немецкой предусмотрительностью. Поджигатели только ждали сигнала. Поэтому пламя объяло город с непостижимой быстротой.

Первые пожарища вспыхнули на Холодной горе. Высокие черные столбы дыма поднялись к небу, потом как-то странно осели и окутали непроницаемой пеленой весь этот район с его церквами и многоэтажными зданиями. Почти одновременно запылал район железнодорожного узла. Зловещие белые клубы встали над ним: видимо, там горели какие-то склады. Пламя очень быстро распространялось вдоль улицы Свердлова и Клочковских улиц. Дым поднимался стеной уже над центром города. И только каменные громады Дома госпромышленности, Дома проектов стояли над этим морем огня, холодные и безразличные: эти здания выгорели еще зимой, и теперь там не было пищи огню. Но вскоре и они потонули в тучах дыма.

Лишь высокие взлеты взрывов расталкивали эту дымную толщу, и над ней вдруг появлялись новые кольцеобразные облака. И тогда даже здесь, в нескольких километрах от центра города, содрогалась земля.

Солнце уже заходило, и лучи его упирались в эту зловещую стену дыма, бессильные пробить ее. Стена розовела, и казалось, что это кровь Харькова сочится из его ран.

Мы проехали пустынной широкой автострадой к участку фронта, лежащему ближе других к центру города. Это был уже городской Дзержинский район. Черта переднего края пролегала по краю двора школы пограничников — только вчера батальон Богачова добился огромного по здешним масштабам успеха: он занял немецкую траншею, продвинулся на 100 метров, прорвал проволоку в четыре кола и завязал затяжной и упорный гранатный бой.

Полк майора Сажинова взял штурмом последние четыре дома пограничной школы. Несколько часов дрались за большое здание, построенное в виде буквы «П», — здесь приходилось воевать за каждый подъезд.

Теперь командный пункт полка помещался в здании туберкулезного санатория, в голубых стенах которою много ран от осколков снарядов. Под бетонным навесом дремал на уютной санаторной качалке связист с катушкой провода на коленях. Густой аромат зреющих яблок плавал в воздухе. На старых, давно пустовавших клумбах минометчики наскоро вырыли окопы, и задранные к небу зеленовато-черные стволы их минометов плевались огнем в сторону врага.

Тут же рядом с клумбами высился аккуратно сделанный могильный холмик. Надпись на дощечке гласила:

«Здесь покоится тело освободителя Харькова героя-комсомольца минометчика Николая Петровича Шашкина. Пусть вечно сияет твоя звезда!»

— Душевный был парень, — с затаенной грустью сказал командир расчета, снимая каску. — Правительственной наградой был отмечен, медаль носил. Жить бы ему, жить да медалью перед девушками красоваться…

Он взглянул вперед, туда, где над верхушками высоких дубов в вечернем сумраке накалялось небо Харькова, и злым, сухим голосом скомандовал: