Исав (в сокращении)

Джоанна еще прибавила увеличение, и теперь заинтересовавшее ее поле стало видно совсем отчетливо.

— Все верно. Оно самое, — подтвердила она.

— Но это же не значит, что гоминид умел говорить, — сказала Свифт. — Может быть, это существо просто имело чуть более широкий диапазон голосовых возможностей.

— Да будет тебе, Свифт. С чего вдруг такая осторожность? Не исключено, что мы и впрямь раскопали нечто сенсационное. Признаки существования речи на ранней стадии эволюционного становления человека. Представляешь, какой поднимется шум?

Вечером того же дня ей домой позвонил Рэй Сакер, и, услышав волнение и настойчивость в его скрипучем голосе, Свифт поняла, что в ее жизни произошел решительный поворот.

Уоррен Фицджеральд, декан факультета палеоантропологии, задумчиво потирал подбородок. Время от времени на его губах мелькала улыбка, озарявшая его тонкие черты, которые в сочетании с сединой и очками в металлической оправе придавали всему его облику ореол почти блаженной мудрости.

— Итак, если вы с Сакером правы хотя бы наполовину, эта находка может полностью перевернуть все наши представления о временных рамках эволюционного развития гоминидов. По меньшей мере восстановит репутацию рамапитека как значимого этапа в истории происхождения человека.

— Вы не совсем верно меня поняли, — сказала Свифт. — Я на это не замахиваюсь. Во всяком случае, пока. Мы имеем костные останки некоего существа на стадии развития между рамапитеком и австралопитеком, череп, который по всем признакам значительно моложе любых других прежде найденных фрагментов рамапитека. — Она вскочила на ноги и возбужденно зашагала по кабинету Фицджеральда. — Мы всегда считали, что рамапитеки жили не позднее четырнадцати миллионов лет назад. Этот череп позволяет предположить, что данный род сохранялся на земле до более позднего времени. Возможно, он существовал еще пятьдесят тысяч лет назад.

— Ты и в самом деле думаешь, что какой-то вид рамапитеков продолжал здравствовать на протяжении почти четырнадцати миллионов лет? — проворчал Фицджеральд.

— Динозавры населяли Землю целых шестьдесят пять миллионов лет. И это еще что! Мы думали, что целоканты, которыми кишел Мировой океан триста пятьдесят миллионов лет назад, вот уже шестьдесят миллионов лет как вымерли. И вдруг в 1938 году вылавливают живой экземпляр. Почему же рамапитеки не могли сохраняться каких-то четырнадцать миллионов лет?

Фицджеральд вздохнул:

— Полагаю, ты желаешь заняться сбором фактического материала и предпочла бы на время оставить преподавание?

— Да. В настоящий момент я готовлю заявку на предоставление гранта, чтобы поехать в Гималаи и обследовать местность, где был обнаружен череп.

— Ты, наверно, догадываешься, что в случае удовлетворения заявки тебя, возможно, ждет громкая слава?

— Об этом я тоже думала.

— Не сомневаюсь, — усмехнулся декан. — Палеоантропологии еще одна великая женщина не помешает. Не говоря уже о том, как сразу поднимется престиж Беркли. — Воодушевившись, он стукнул кулаком по столу. — Я тебя отпускаю!

Свифт вышла из кабинета Фицджеральда в приподнятом настроении. Похоже, все складывается удачно, ликовала она.

Ища подтверждения некоторым своим гипотезам, она всю прошлую зиму провела в лаборатории Байрона Коуди, работая вместе с ним над книгой о гориллах, впоследствии ставшей бестселлером. Один опыт оказался уникальным. Она сидела в клетке с молодой горной гориллой и смотрела ей прямо в глаза. Что интересно, обезьяна, вопреки обыкновению, не отвернулась и отвечала ей столь же пристальным взглядом. Свифт словно встретилась с немигающим взглядом маленького ребенка. Она не помнила, чтобы у нее прежде возникало ощущение столь тесной эмоциональной связи с каким-либо другим существом.

Горилле, как и ребенку, не чужды были слезы, из чего Свифт заключила, что главным критерием человеческого в человеке являются не чувства, а речь — способность к самовыражению, воображению и мыслительной деятельности.

Свифт мечтала найти ископаемое, которое указывало бы на зачатки речевой деятельности и соответственно человеческого сознания у древнейших из древнейших предков человека. Но теперь, возможно, она нашла нечто получше ископаемого — уникальное затерянное племя.

Глава 4

Часы на колокольне пробили шесть, когда Свифт села за руль своего «шевроле», выехала на автостраду и двинулась на восток, к Дэнвиллу. Она собиралась увидеться с Джеком и до обеда вернуться в Беркли.

Джек жил в нескольких милях от города, на небольшом ранчо. Свифт вылезла из машины и огляделась. Вокруг ни души. Она поднялась на крыльцо и постучалась в дверь. Прошла минута, две, но на стук никто не отвечал. Она повернула дверную ручку. Дом оказался не заперт.

— Джек! — окликнула она с порога. — Ты дома? Это я, Свифт.

Она направилась к спальне, находившейся в глубине коттеджа. На полу у двери лежала пустая бутылка из-под виски, рядом стоял поднос с недоеденным ужином.

— Джек! Я не вовремя? Ты занят?

Дверь спальни отворилась, и в проеме появился Джек. Кроме часов «Ролекс» и старых кроссовок, на нем больше ничего не было.

— Ну и видок у тебя.

Джек глянул на часы.

— Что ты тут делаешь в такую рань? — зевая, произнес он. — И что вообще тебя сюда принесло?

— Ты отключил телефон. Я несколько дней пыталась до тебя дозвониться. Изволновалась вся.

— Изволновалась, как же! А то я тебя не знаю. Тебе что-то понадобилось. Вот и прикатила.

— Вовсе нет. — Она подняла с пола пустую бутылку. — Что-то случилось, да?

— Можно сказать, запоздалая скорбь. — Он передернул плечами. — Дидье был моим другом.

Свифт молча обдумала его слова и предложила:

— Давай приготовлю тебе поесть.

— Вообще-то я голоден, — признался Джек.

— А ты пока иди прими душ, — сказала она. — И надень что-нибудь. За завтраком поговорим.

— Позавтракать было бы неплохо, — согласился он. — Но при одном условии: одеваться или не одеваться, это мое дело.

— И все же, думаю, душ тебе следует принять, — сказала Свифт, отправляясь за продуктами к машине.

Джек доел яичницу с ветчиной, заглотил остатки кофе и подозрительно глянул на переносной компьютер Свифт. Вымытый, выбритый, в чистой рубашке и джинсах, он выглядел совсем другим человеком.

— Теперь я чувствую себя гораздо лучше. Спасибо за завтрак. И за то, что приехала. Я хандрил немного последние дни.

Свифт кивнула, выжидая удобный момент, чтобы завести разговор на интересующую ее тему. Она с отсутствующим видом откинулась на спинку стула, будто бы наслаждаясь щебетом порхавших за окном соек.

— Какие у тебя планы? — наконец спросила она.

— Отдохну немного. Потом не знаю. Наверно, поеду в горы добивать оставшиеся пики. Скорей всего, в одиночку.

— Как-то ты не очень уверенно это говоришь.

— А что ты хотела? Ведь из-за этого весь сыр-бор, верно?

— Не понимаю, о чем ты, Джек.

— Ты же приехала не просто так. Видать, моя находка и впрямь оказалась интересной.

— Угадал.

— Тогда не тяни, — усмехнулся Джек, подаваясь вперед. — Выкладывай, что тебе от меня нужно.

Свифт вытащила из сумки свой компьютер, положила его на стол, подняла крышку и включила. Компьютер зажужжал, как пылесос, раскручивая компакт-диск.

— Об этом мечтает каждый палеоантрополог, Джек. Это экземпляр новой разновидности. Надеюсь, в конечном итоге в каталог занесут официальное название или номер того, что ты привез. Но большинство людей будут знать череп под каким-нибудь обычным именем. Как, например, череп номер 1470, известный под именем «Люси».

— Про Люси я слышал, — кивнул Джек.

— Этот я назову в честь тебя, Джек. С твоего позволения.

— Джеком? По-моему, не очень удачная идея.

— Нет, ты не понял. Помнишь, как тебя звали в Оксфорде за твою волосатость?