Страница 17 из 21
1963
«И я ее искал, по свету ездил я…»
И я ее искал, по свету ездил я За тридевять земель, морей и рек. Красóты видел, но самой поэзии Так и не встретил, глупый человек. …Дышало лето ливнями и грозами, Дымились реки, зрела тишина. На большаке с плакучими березами Мне повстречалась запросто она. В своем краю, за речкою, не зá морем, Она мелькнула вдруг грузовиком, Плеснула песней, так, что сердце замерло, И опалила душу холодком. За песней баб над громкими колесами, Растаявшей стремительно в пыли, Вечерками, страдою и покосами Она открылась посреди земли. Горячим хлебом обмолота первого, Кувшином потным на краю стола, Озерами с нетающими вербами, Луной морозной в зареве стекла. Девчонкою босой, простоволосою, Забредшею во ржи, как василек, Она прошла под солнцем и под звездами И озарила запад и восток. А было-то всего лишь — бабы ехали, Да песня, да обычный грузовик, — Но это оказалось ее вехами, И мир за ними встал и был велик, Такой, что мне не рассказать, не высказать, Какой он есть, и только, может быть, Чтобы понять далекое и близкое, Жизнь надо просто заново прожить… А я ее искал, по свету ездил я За тридевять земель, морей и рек, Красоты видел, но самой поэзии Так и не встретил, глупый человек. И в землях тех она, видать, прописана. Но надо с ними жить и бедовать, Пот проливать под небом кипарисовым, Чтоб запросто в лицо ее узнать.1963
Песня о мамонте
Вымирали мамонты на свете, Рыжие, огромные, в шерсти, И на всей земле, на всей планете Было некому по ним грустить. Их никто не ел, никто не трогал их, Шерсть не стриг с них — зря она росла. Бивнями тяжелыми дорога их Сквозь века проложена была. Были мамонты венцом творения, Сущего в то время на земли, Сильные и добрые, как гении, Только выжить все же не смогли. То ли изменились вдруг условия, То ли жить мешала им среда, Только стала им земля — надгробием: Горы, долы, небо и вода. Наступило некое столетие — Полегла царей природы рать. Каково ж в нем одному, последнему, Было жить? Не то что умирать! Тучи шли косматые над чащами, И, оставшись на земле один, Их приняв за братьев уходящих, Затрубил косматый исполин. Над лесами древними, дремучими Рокотала скорбная труба. Тучам что! Они ведь были тучами, Их не трогала его судьба. Только эхо в дальних далях дрогнуло, Из-под ног рванулся зверь в кусты, Замерли цветы четверорогие, — Огляделся мамонт с высоты. Жизнь вокруг вершилась непонятная: Волки, лисы, тигры, барсуки Жаркими в лесах мелькали пятнами И друг друга рвали на куски. И тогда за тучами бегучими, Бросив благодатные края, Он пошел живой шерстнатой тучею, Чтоб не видеть сущего зверья. Он пошел от них в пустыню белую, Как в изгнанье, за Полярный круг, Ничего не прыгало, не бегало И не мельтешило там вокруг. Шел, питался вереском и ветками И дошел до тех равнин вдали, Только силы стали очень ветхими. В сон клонило. Был здесь край земли. Океан гремел пустыми волнами, Солнца шар не мог подняться ввысь, Падал снег, как белое безмолвие. Уходила из-под сердца жизнь. Лег он, к небу выставив точеные Бивни, не бывавшие в бою… …Через сто веков его ученые Так и отыскали в том краю. Говорят, что, сытые и рослые, Живы братья мамонтов — слоны. Только мне бывает жалко до смерти Мамонтов Средь белой тишины…1963
«Не считал я закаты…»
Не считал я закаты, Не считал я рассветы, Верил только в загады И не верил в приметы. Я пришел в сорок пятом Опаленный, живой, Молодой, конопатый, С золотой головой. Думал, глянув на лето: Жизнь еще впереди. Все, что кончилось, — это Уходя — уходи… Не считал я закаты, Не считал я рассветы. Пожилым, бородатым Вспомнил дальнее лето. Сосчитал и закаты, Сосчитал и рассветы — Позабыл про загады: И поверил в приметы. Глянул в дальнее лето — Защемило в груди… Все, что кончилось, где ты? Жизнь, постой, погоди!..